Диспут длился до глубокой ночи. Сначала выступали по одному и выходили к трибуне, но затем, чтобы дать возможность выступить всем желающим, стали говорить по нескольку ораторов сразу и с мест. Выступали бабушки и дедушки. Папы и мамы долго отмалчивались. Первым из родителей выступил Юрий Анатольевич.

Он сказал:

— Не оспаривая научных выводов уважаемого лектора, позволю категорически не согласиться с ним в части бабушек. Нельзя всех бабушек стричь под одну гребёнку. Бабушки бывают разными. Я считаю профессию бабушки одной из самых почётных и — прошу учесть! — незаменимых. Большинство из них бескорыстно и старательно выполняет свой исторический долг. — Он переждал восторженные аплодисменты и продолжал: — Все мы, родители, со временем превратимся кто в бабушек, кто в дедушек. Сейчас мы мучимся с детьми, а в будущем нам предстоит терпеть внучат. Но мы же совершенно не подготовлены к тому, чтобы стать полноценными бабушками и дедушками. Словом, во весь рост встаёт проблема прабабушек и прадедушек. Что я хочу этим заявить? Слава бабушкам и дедушкам, которые ещё немало поработают в качестве прабабушек и прадедушек!

Когда все совершенно устали и пора было заканчивать прения, на трибуну поднялась учительница Зинаида Петровна. Тут зал примолк.

— Как опытный педагог, — сказала учительница Зинаида Петровна, — я считаю прослушанную мною лекцию совершенно антипедагогичной. Утверждение, что наши дети находятся будто бы в какой-то опасности, нелепо и вредно. Товарищ учёный не знает жизни, оторван от неё. Конечно, ещё встречаются ленивые дети, но в целом-то наша жизнь прекрасна и удивительна, как сказал поэт. Никто этих слов пока не отменял. И уверять, что наши дети воспитываются неправильно, — значит клеветать на большую армию учителей, сводить на нет благородную работу школы. Товарищ учёный просто не в курсе дела. Мы не против деятельности бабушек и дедушек, но нам важнее поднять сознательность родителей. Многие из них не ходят даже на родительские собрания. А это нам очень мешает. Ждём, дорогие родители, вас в школе!

В заключение выступил психоневропатолог и учёный Моисей Григорьевич Азбарагуз. Он ответил на многочисленные вопросы и сказал, в частности, следующее:

— Я утверждаю и буду продолжать утверждать, что бабушки и дедушки уже сыграли свою историческую роль в развитии общества и должны уступить дорогу самим детям. Современная наука требует от современного ребёнка ранней самостоятельности. Мы разработали овод научных рекомендаций, которые помогут добиться того, чтобы уже в возрасте трёх-четырёх лет ребёнок был вполне сознательным и самостоятельным. И главное: если мы как можно быстрее не осознаем всю опасность наступающей лени, не примем мер для борьбы с нею, наплачемся. Спасибо за внимание.

Семья Прутиковых шла домой молча. Толик хотел спать и на каждом шагу спотыкался.

— Интересно, — у самого дома сказал папа, — на лекцию вы нас сводили, Александра Петровна. Спасибо. А что же мы будем сейчас есть?

— Чаю попьём, — неестественно весёлым и громким голосом отозвалась мама. — На ночь есть вредно.

— Знаю, знаю! — сразу рассердился папа. — Утром окажется, что и завтракать вредно! Хорошо ещё, что спать не вредно!

— Чаю попьём! Чаю попьём! — уже совершенно неестественным и весёлым голосом повторила мама. — Пить чай — это очень полезно.

— Особенно без заварки и без сахара, — со счастливым смехом сказала бабушка. — Никто ведь не догадался в магазин сходить, а я была занята.

— Уважаемая Александра Петровна, — сквозь зубы выговорил папа Юрий Анатольевич, — вы можете не заботиться обо мне. В конце концов, я вам чужой человек. Но я отец вашего внука! Я муж вашей дочери! Неужели это не даёт мне права потребовать к чаю без заварки и без сахара хотя бы бутерброд с колбасой?

— Я очень хочу есть, — зевая, сказал Толик. — Мне не уснуть на голодный желудок.

— Видите, уважаемая Александра Петровна, до чего вы довели ранее вами любимого внука! — воскликнул папа.

— Ссориться при ребёнке непедагогично, — сказала бабушка. — Я вот позавчера в Доме санитарного просвещения слушала лекцию «Ранний склероз у детей». Лектор прямо заявил, что ссоры родителей угрожают ребёнку сердечно-сосудистыми заболеваниями. В таких случаях рекомендуется вместо ссор заниматься спортом.

И всё-таки лекция Моисея Григорьевича, как потом выяснилось, оказала на семью Прутиковых определённое влияние.

Глава № 38

Фон Гадке хворает, трясётся и принимает важное решение

Господин оберфобергогердрамхамшнапсфюрер фон Гадке очень хворал. Он очень захворал сразу, как вернулся от генерала Шито-Крыто. Ведь впервые в жизни не фон Гадке обманул, а его, фон Гадке, обманули. Ведь впервые в жизни не фон Гадке сподличал, а ему сделали подлость, да ещё самым подлым образом! Как говорится, вор у вора дубинку украл, да ещё язык показал!

Фон Гадке согласился быть высоким гостем низенького роста у генерала Шито-Крыто потому, что рассчитывал его надуть и выманить у него хотя бы парочку шпиончиков. Надеялся фон Гадке и денежек выпросить, а может, и орден с несколькими медалями, да и гавриков своих продать.

А что получилось?

Смертельное обязательство получилось!

Лежать было неудобно, потому что санитары крепко-накрепко привязали фон Гадке верёвками к кровати. Дело в том, что, когда он вспоминал о своём недавнем визите в «Гроб и молнию», его так трясло от злости, что он слетал с кровати и больно и долго стукался об пол головкой и другими частями своего тельца. А привязанный, он трясся вместе с кроватью и, по крайней мере, не ушибался, только что-то в головке встряхивалось, и он некоторое время ничего не соображал.

Шпионить за самим собой?! Это чудовищно, мерзко, глупо! У самого себя красть секретную документацию — это издевательство! Да и своими гавриками он был огорчён безмерно. Правда, драка — не самое главное в их профессии, тем более, что шпиончиков было двадцать восемь штук!

И всё же это — поражение. Значит, гаврики нуждаются в серьёзном усовершенствовании. А серьёзно усовершенствовать их будет уже генерал Шито-Крыто или фон Гадке для генерала Шито-Крыто.

Тут его, то есть господина оберфобергогердрамхамшнапсфюрера, так тряхнуло от злости, что кровать опрокинулась, и он оказался под нею.

Надо учесть, что фон Гадке, как всякий малорослый недомерок, любил окружать себя огромнейшими вещами, и кровать он себе потребовал размерами со штрафную футбольную площадку.

Оказавшись придавленным этой огромнейшей кроватью, фон Гадке сразу перестал трястись и правильно сделал, а не то его бы расплющило насмерть. А сейчас ему расплющило только губы, да нос свернуло набок, и дышать было почти невозможно. Не было возможности и позвать на помощь.

Следует знать, что люди, которые любят другим причинять боль, сами боли не выносят. А уж как поиздевался над людьми фон Гадке во время последней большой войны! Он их и собаками травил, и газами отравлял, и голодом и холодом морил, и расстреливал, и вешал. Особенно любил он издеваться над детьми, хорошо понимая, что, если они будут хорошо себя вести, из них вырастут замечательные люди, которые его, фон Гадке, и ему подобных в порошок сотрут. И он всё сделал для того, чтобы они не выросли.

Детей он до того ненавидел, что собственных сыновей или дочерей у него никогда не было.

Лежал он, придавленный кроватью, и удивлялся, что всё ещё дышит, хотя дышать было почти невозможно. В головке даже мысли были. Какая ему разница — кому служить? Тому ли командованию, этому ли? Важно, что — командованию, и важно, что против людей и особенно против детей. Вот и будет он служить (если, конечно из-под кровати живым санитары вытащат) не начальнику Центрхапштаба барону Барану, а начальнику «Гроба и молнии» генералу Шито-Крыто. Хе-хе, как говорится!

Внезапно он почувствовал, что головка его постепенно расплющивается и он начинает умирать. И, теряя сознаньице, господин оберфобергогердрамхамшнапсфюрер по кличке Дядя Съем яростно пожалел о том, что без него людям жить будет безопаснее, а он так и не успел сделать человечеству величайшую пакость.