Огромный взрыв накрыл транспорт. Когда водяная пыль осела, стало ясно: торпеда взорвалась, не дойдя…

"Гамбурги", нападавшие на тройку Киценко, действовали осторожнее. Тем свирепей били орудия, «эрликоны», пулеметы с кораблей. Гитлеровцы, до отказа забившие палубы, с остервенением палили из личного оружия…

Торпедоносцы неслись к цели буквально сквозь огонь. Подошли на предельно близкую дистанцию. Ведущий штурман Басалкевич сбросил торпеду с пятисот метров, Тихомиров — с четырехсот пятидесяти, Ляпин — с четырехсот…

Из-под левого капота машины Вальцева вырвался дым. Летчик круто взмыл в высоту, видимо, опасаясь врезаться в воду. Перелетел через атакуемый транспорт, снизился. Над левой плоскостью трепетало пламя. Машина села на воду в четырех километрах от атакованных кораблей и спустя две минуты затонула. Экипаж сошел на шлюпку. К ней направились два сторожевых катера, их наводил «Гамбург»…

Одна из сброшенных торпед попала в цель. Одна взорвалась, не дойдя до транспорта, очевидно, расстрелянная орудиями. Взрыва третьей экипажи не наблюдали.

Избитые три самолета вернулись на свой аэродром…

Подхожу к Жесткову. Он только что вылез из кабины. Стаскивая с разгоряченной головы шлем, сообщает, словно оправдываясь:

— Хитрого не нашли. Другому пришлось врезать. Разве еще на ночную с тобой на пару пошлют.

Чуть-чуть не угадал. Тут же, как из-под земли, возник вездесущий Довгаленко:

— Минаков, к командиру полка! С Дурновцевым и штурманами. Ночью пойдете на «охоту» с торпедами. Я кивнул Александру: видел?

— С Жесткова на сегодня хватит, — на лету схватил мысль адъютант. — В следующий раз полетите вместе. Или, думаете, Крым взяли, так уж и кончилась война?

Мы этого не думали. Подумали только теперь. А в самом деле, может, это последний наш вылет? Может, и не придется с Жестковым-то вместе отсюда…

Командир полка задержал ненадолго.

— Знаю, устали. Задача ясна? Завтра утром последние фашистские суда втянутся в порты Румынии. Выгрузят живую силу, технику…

— Ясно, товарищ майор!

— Что ясно?

— Чтобы как можно меньше выгрузили. Буркин устало потер лоб.

— Можно и так сказать, — рассмеялся. — Можно наоборот. Чтобы как можно больше отправить их к рыбам.

Определили рубежи возможного нахождения последних плавсредств противника, которые в полдень отошли от Херсонесского маяка.

— Ну, желаю! — пожал всем четверым руки Буркин. — Чтобы как можно меньше. Или больше, как вам понравится.

Пожал руки и Немировский.

— Приду проводить, — как всегда обещал Шевченко. — Завтра в полку большой праздник. Думаю, не сорвется на этот раз.

— Ну как? — оглядел я ребят, когда мы вышли. — Для пользы дела прижмем жука?

Прилуцкий в сомнении переглянулся с Беспаловым.

— Вы-то давайте, а нам с Михаилом…

— Надо покумекать, — подхватил тот. — Пятерка Чупрова только что воротилась — море как вылизано, говорят. В воду свалили бомбы, чтоб не садиться с ними, летали-то молодые…

— И Мейев вернулся с топмачтовиками. То же самое, ни фига. Днем не находят, а нам…

Я взглянул на Дурновцева. Тот кивнул:

— А ну его, этого жука, царапается…

— Пошли, ребята! Завтра прижмем, обещал же Иван Григорьевич…

Поговорили с Чупровым, сходили к Мейеву. Но ведь должны же быть корабли? Уточнили границы районов, обшаренных ими. Разработали маршруты, чтобы охватить все возможные пути отхода. Вопреки всем правилам решили держаться парой.

За делом не заметили, как пролетело время. Торпеды подвешены, баки заправлены под самые пробки, патронные ящики набиты до отказа.

Ровно час. Взлетаем. Темная южная ночь, небо усыпано звездами. Бортовые огни не выключаю: Дурновцев ориентируется по ним.

Проходим Тарханкут, под нами море. Курс на юго-запад. Даю указание Дурновцеву держаться с принижением, выключаю огни. Теперь ведомый видит лишь вспышки выхлопов из двух пар патрубков моей машины. Убеждаюсь, что держит дистанцию хорошо. Вообще-то рискованное, конечно, дело, но Дурновцев опытный летчик, мы с ним условились обо всем.

Сам веду самолет почти вслепую. Через тридцать минут появляется долгожданная луна, по воде расстилается бледная чешуйчатая дорожка. Постепенно она становится все светлее. Еще полчаса, начинаем поиск.

Трудное это дело, если на горизонте нет световой полосы. Первый раз охотимся глухой ночью. Но если бы вылетели раньше, не было бы луны. Вся надежда теперь — на дорожку…

Несколько раз меняем курс. Дурновцев — как привязанный. До румынского берега сто километров.

— Кажется, есть — шепчу, себе не веря.

— Есть, командир! — подтверждает Прилуцкий.

— Вправо смотрите, ребята!

— Есть! — в один голос стрелки.

Уточняем ордер. Два транспорта, сторожевой катер. Оповещаем ведомого. Советуюсь с Прилуцким: разделить силы на оба транспорта или парой атаковать один. Решаем атаковать парой.

Четыре часа утра. По командам штурмана вывожу машину на сближение с целью. За мной неотступно следует Дурновцев. Плавно снижаюсь до тридцати метров. Все внимание — на выдерживание высоты и направления.

Фашисты по выхлопам обнаруживают нас. Сторожевой катер что-то сигналит светом — то ли запрашивает, чьи самолеты, то ли дает опознавательные…

Пользуясь замешательством врага, быстро ложимся на боевой курс. Противник открывает огонь уже после нашего залпа.

При выходе из атаки наблюдаем взрыв. Сделав круг и зайдя со стороны луны, видим: верхняя часть транспорта окутана дымом, корма оседает в воду…

Еще большой круг, еще заход: на поверхности моря — один транспорт и сторожевой катер.

— Иван, передай на землю: "Задание выполнено. Потоплен груженый транспорт водоизмещением две тысячи тонн". Дурновцеву: "Поздравляем с победой. Ура! Разрешаю лететь на аэродром самостоятельно".

Возвращаемся на рассвете. После пяти часов напряженного полета с удовольствием ступаем на твердую землю.

На стоянке Иван Григорьевич. Как обещал. Сколько он нас прождал тут?

Поздравления, объятия. Обязательный доклад начальнику штаба. Потом полуторка, пропахшее сиренью Сокологорное.

Ну вот, теперь и прижмем жука-то…

И все же наш вылет не оказался последним. Рано утром на «прочесывание» моря ушли два самолета-разведчика. В одиннадцать они обнаружили караван из девяти быстроходных десантных барж. На удар вылетела пятерка бомбардировщиков нашей эскадрильи, ее повел капитан Чупров. Ведомые — замкомэск Василий Трофимов, летчики Юрий Тарасов, Василий Аниканов, Петр Курушин.

Цель нашли быстро, вышли со стороны солнца. Баржи следовали в трехкильватерной колонне. Противник уже не ждал нападения, считал, что бои здесь кончились, поэтому открыл огонь с опозданием. Ведущий штурман Федор Николаевич Аглотков скорректировал направление, сбросил бомбы с ходу. За ним ведомые. Шестьдесят ФАБ-100 остались за хвостами машин.

После разворота увидели: две баржи поражены прямыми попаданиями, одна из них затонула сразу. Вспухли разрывы в двух-трех метрах от бортов еще двух посудин.

Снайперская работа!

14 мая в полку проходил митинг. С волнением и гордостью авиаторы слушали приказ Верховного Главнокомандующего об освобождении важнейшей военно-морской базы на Черном море — города Севастополя. Москва отсалютовала этой победе еще 10 мая, но нам тогда праздновать было некогда…

Троекратным «ура» ответил полк на заключительные слова приказа: всем воинам, участвовавшим в освобождении Крыма, Верховный Главнокомандующий объявил благодарность.

— За отвагу, проявленную в боях с немецко-фашистскими захватчиками, — читал следующий приказ командир полка, — за стойкость, мужество, героизм, организованность и высокую дисциплину личного состава 5 мая 1944 года приказом народного комиссара Военно-Морского Флота 1-я минно-торпедная авиационная дивизия преобразована во 2-ю гвардейскую минно-торпедную авиационную дивизию.

И следующий: 10 мая нашей дивизии присвоено наименование «Севастопольская»!