Осинский Владимир

Фиалка со старой горы

ОСИНСКИЙ ВЛАДИМИР ВАЛЕРИАНОВИЧ

ФИАЛКА СО СТАРОЙ ГОРЫ

Наша Земля была уже совсем иной, чем сейчас. Как бы это объяснить покороче? Ну, во-первых, исчезли все маленькие (а чем меньше, тем ужаснее они были) неустроенности, которые люди называли проблемами. Не думайте, будто проблемы исчезли вовсе.

Они остались, но сделались совершенно иными. К примеру, в дни, о которых я рассказываю, уже не было проблемой приобрести туристскую путевку на Меркурий или достать обои одновременно дешевые, красивые и строгие. Не стало квартирной проблемы и, скажем, проблемы безболезненного лечения зубов. Потому что молодожены вместе с очаровательным букетом вечно ароматных, невянущих и совсем настоящих (так искусно они были изготовлены из полимеров) цветов получали портативный, размером с карманный радиоприемник, домостроительный комбинат, а зубы у людей вообще перестали болеть и портиться.

Словом, всего не перечислишь, да и, пожалуй, сказанного уже достаточно, чтобы вы получили исчерпывающее представление о том, какой стала наша Земля.

Вот так-то. Но я говорил "во-первых", а значит, на до сказать и "во-вторых". Во-вторых, слово "проблема" стало употребляться в следующих (и ни в коем случае не меньших) масштабах.

Полет, например, в галактическую систему "Оченьневероятнонепостижимодалеко" продолжался столько времени, что у космонавтов нет-нет да и появлялась пара-другая морщин на лице. Самим звездоплавателям было на это наплевать, они остались такими же одержимыми, как и сейчас, но в дело вмешался Высший орган власти Солнечной системы. Он назывался "ККОСВ - ЭВ" - "Контрольной Комиссией по Охране Самого Важного-Эстетики во Всем"-и состоял из людей крайне щепетильных, придирчивых и непримиримых ко всему, что хоть немного могло повредить внутренней и внешней красоте человека. Слово комиссии было Законом, и поэтому лучшие умы Земли бились над разрешением этой проблемы-чтобы у космонавтов не появлялись морщины...

Думаю, теперь вам совсем ясно, какой стала наша планета.

Однако любили люди по-прежнему: с первого взгляда, на всю жизнь, без тебя мне белый свет не мил, или я - или он, значит, завтра в семь? В семь! Так B семь? В семь! И опять четыреста шагов до угла, где ему сворачивать направо, и столько же обратно - нет, все-таки я тебя провожу, ну, договорились? В семь? В семь! Значит, в семь? Угу, ну, конечно, дорогой, глупый, мой самый хороший...

Любили люди по-прежнему. И ни на одной другой планете (хотя открывались все новые) ни с чем не сравнимая мудрость любви не была так велика именно потому, что на Земле она оставалась квинтэссенцией нелогичности и полного отсутствия здравого смысла. А это значит: мы можем быть спокойны за человеческое завтра, ибо машины никогда не будут выше людей - им не хватит этих самых нелогичностей и способности поступиться здравым смыслом, потому что на такое способен только человек.

Вы не сердитесь, что я с головой ушел в рассуждения. В этом виноват мой герой - он ведь любил, а любящие не могут без заумных мыслей, и чем они больше любят, тем путанее эти мысли.

Его звали Он, ее-Она. Так лучше. У людей тех дней, о которых я рассказываю, были иные, чем сейчас, имена. Они считали-так красивее. Не знаю. Мне пока больше нравятся обыкновенные, скажем, Иринки. Но тут ничего не поделаешь: иначе так иначе, и чтобы не врать, назовем их просто: Он и Она.

Они любили и были любимы. Им ничто не могло помешать - ни разделенные кровной враждой родичи (таких не было), ни проблема прописки (хотя он жил на периферии, в крохотном городишке, который состоял всего лишь из семисотэтажных домов, а она - в громадном районном центре), ни...

Короче говоря, они решили пожениться. Это была торжественнейшая церемония. Надо было войти вдвоем в просторную-окна во всю стену-комнату, стать лицом к лицу и помолчать. Потом долго смотреть друг другу в глаза. Потом сказать:

- Я люблю тебя.

Потом помолчать и подумать. И сказать снова:

- Я люблю тебя? Да, люблю.

А потом взять в руки чудесный букет вечно ароматных, совсем настоящих, искуснейшим образом изготовленных из полимеров цветов (там были гвоздики, розы, гладиолусы, глицинии, фиалки, маки, сирень, анютины глазки, цикламены, жасмин и все остальное) и вручить любимой.

И все. И больше ничего. И никаких брачных свидетельств. Только - кому надо - портативный, с карманный приемник величиною, домостроительный комбинат.

Но тем не менее в дни, о которых идет рассказ, исчезли такие проблемы как алименты, развод и раздел имущества. И никто не писал в редакции пытливых и тревожных писем-вопросов: "Я люблю Петю. Однажды Мы гуляли, и он меня поцеловал, а я ответила, потому что мне это понравилось... Дорогая редакция, что мне делать дальше?!" Впрочем, вру: было однажды такое письмо, и редакция, которая его получила, ответила на первой полосе газеты коротко и ясно: "Целоваться, черт возьми!"

Итак, не было больше таких проблем, и все лишь благодаря тому, что люди научились смотреть друг другу в глаза.

Он и Она уже не раз смотрели друг другу -в глаза, и все, собственно, было уже решено, и они договорились о дне, часе и минуте, когда надо будет прийти в ту самую комнату.

За 40 минут до срока Он кончил свой завтрак, запив его бокалом виноградного сока, и сказал автоматической официантке:

- Благодарю.

На что последняя проницательно посмотрела на него и вместо обычного "не стоит" вдруг матерински-озабоченно спросила:

- Так ты твердо решил?

И он покраснел и кивнул.

Как все влюбленные, Он был готов задолго до срока. Чтобы покрыть на микролитражной ракете индивидуального пользования пять с половиной тысяч километров, разделявших Его с Ней, получаса было более чем достаточно.

Тем не менее он опоздал, опоздал на чудовищно долгий срок-ведь пять минут опоздания считались чудовищно долгим сроком, потому что у людей той Земли не было возможности сослаться на давку в троллейбусе или на часы, которые подвели, и все знали: если человек опоздал, то в этом виноват только он сам и никто другой. Поэтому всех собравшихся в той комнате "Окнавовсюстену" охватила тревога, а у невесты подозрительно покраснели глаза. Подвернувшийся мальчишка заметил это и чуть было не оповестил о чрезвычайном, как ему показалось, происшествии всю Солнечную систему. Существовал такой специальный канал всеобщего оповещения-на случай, если человек попал в беду,-и каждый имел право им воспользоваться. Но в последний раз канал включался 234 года назад, когда один зарвавшийся юнец развил на своей ракете по пути из Гренландии на Черноморское побережье (ему, видите ли, непременно захотелось поплавать именно в Черном море, хотя Северный океан был не менее теплым) слишком большую скорость и чуть не улетел на Марс. С ним; конечно, ничего не случилось, но он мог опоздать в школу, и потому пришлось звать на помощь.

Так вот, этот подвернувшийся мальчишка, увидев покрасневшие глаза невесты, чуть не устроил тарарам во всемирном масштабе. Он был еще слишком мал и, пройдя лишь первую стадию воспитания - Закон Всеобщего Блага,-не знал, что люди и в далеком будущем будут не только улыбаться и петь, но также и грустить, тосковать, печалиться, плакать, рыдать и огорчаться, что иначе быть не может, пока люди остаются людьми, а они ими всегда останутся и ни за что на свете не откажутся от чего-либо, составляющего их природу.

Ну, мальчишку вовремя осадили взрослые, и как раз в это время стремительно вошел Он.

Представьте себе-ни намека на смущение, виноватость, попытку оправдаться, сказать словечко в свою защиту, извиниться, попросить прощения, покаяться.

Мы с вами сказали бы: "бессовестный, бесстыдник, как он может смотреть ей в глаза, что за черствость, смотрите-даже не покраснеет" и так далее. Но люди тех дней поступили совершенно наоборот-они заулыбались, а мальчишка даже крикнул "ура". Люди тех дней знали, что если человек, судя по всему, не считает себя в чем-либо виноватым, значит, он и впрямь ни в чем не виноват.