Изменить стиль страницы

Оттуда в сторону заговорщиков двинулись двое.

— Точно? - угрожающе пророкотал Михась.

— Так я ж хотел на завтра… похмелиться…

— Иди, отдай!

— Да як же ж…

Михась коротко ткнул Худорожку кулаком. Тот охнул, качнулся, раззявил было рот закричать, но Михась прикрыл ему пасть ладонью как лопатой.

— Иди отдай. Ко мне больше не подходи. Завтра все сделаешь, как я тебе сказал. Узнаем, когда долинный возвращается, подкараулим на дороге. А пискнешь кому, и тебя за ним отправлю.

Мелкий мужичонка несколько раз икнул, привыкая к воздуху, развернулся и потрюхал в сторону разъяренных бригадников. Михась двинулся к дощатой конструкции, первым за весь вечер растворил дверь и взгромоздился над очком.

Худорожку всосало в освещенную дверь вагончика. Дверь закрылась.

А нам света и не надо. Андраг, терпеливо, прождавший своего часа за кромкой отсыпки, одним прыжком выметнулся на эту сторону. Ой же ж, Михасю, хиба ж ты дверь то не запер? Знал бы так и припер чем тяжелым с той стороны. А так сидишь себе, нужду справляешь.

Андраг ждал, слившись с темнотой. За дверью завозились. Михась, кряхтя, распрямился. Штаны натягивает.

Не успел. Дверь перед носом бывшего наемника бесшумно распахнулась. В следующее мгновение на шее сомкнулись железные пальцы. Андраг придавил - выключить на некоторое время, а не убить. Убивать он его будет вдалеке от людей, там, откуда не долетят крики. Придавил, легко взвалил на плечи и опять же прыжком выметнулся за край площадки, к лесу, к болоту, за кусты, вниз в топкий мшаник, потом по кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам. Зря, что ли он сюда хаживал чуть ни каждый вечер? Нашел себе тропочку, никакой следопыт не допетрит.

Уф. Михась зашевелился в пределах веревок, открыл глаза, но ничего не увидел. Темны осенние северные ночи, не хуже южных. К тому же сегодня тучки на небе, ни луны, ни звезд. И дождичек вот-вот начнется. Это нам наруку.

Андраг видел в темноте не хуже чем днем. Рожа наемника налилась кровью. Он рыпнгулся было заорать, но рот тут же забило куском мха с землей. Михась замотал головой. Он не понимал!

— Гасана помнишь? - тихо спросил Андраг. - Если забыл, я тебе напомню: рыжий такой, веселый. Он был моим другом.

Белки глаз у Михася чуть поблескивали. Не промахнешься. Замучить его тут как он Гасана?

Голову обнесло горячим. Пальцы сами рванулись к этим белкам и провалились в склизлое и теплое. Михась взвыв утробой, закрутился на месте. Андраг отпустил. Пусть боль дойдет, пусть первее боли дойдет страх. Чтобы понял, как мучились его жертвы.

В следующую минуту Андраг сам схватился за голову. В ней, разрывая изнутри, зазвенело.

Зуммер, ввинчивался в мозг не звуком - болью. Непрерывный, страшный телефон, чуть было не заставил внутренности вывернуться наизнанку. Но горячий вал, охвативший затылок тут же и отпустил.

Ему подали сигнал. Его предупредили. Он должен внять.

Он должен!

Вадим мотнул головой, раз, еще раз, вытряхивая из нее остатки предупреждающего сигнала, пока не затихло окончательно; повернулся к Михасю, взял его голову в захват и рванул вверх и вбок. Под руками захрустело как в камнедробилке. Тело Михася мгновенно обмякло. Вадим буквально пальцами ощутил, как из него истекла жизнь.

Не по-осеннему густой дождь смыл следы. Топь упокоила тело наемника. Мох распрямился, трава встала стеной. Не было никакого Михася. Не тащил тут Андраг тело своего врага.

Утром он выбрался к бетонке. За ночь дождь принимался дважды. Вадим вымок до нитки, потом успел чуть обсохнуть. Даже помылся в канавке у дороги. Потом опять дождь. Ночь завершилась густым холодным туманом. Вадим пробирался по нему едва переставляя ноги. Но не останавливался. Движение происходило как бы помимо него, само по себе. С дороги не собьешься.

Шаг вправо, шаг влево - канавы с водой. Впереди непроглядность.

Пригодилась бутылка, которую он нагло сгреб со стола, уходя со стройки. Он ее высосал, как только за спиной послышалось гудение мотора. КРАЗ шел медленно, крался в тумане. На счастье

Вадим вышел на относительно свободный от тумана пятачок. КРАЗ затормозил. Ангарский кое-как влез во внутрь и плюхнулся на сидение.

— До города подвезешь? - промямлил заплетающимся языком.

— До двадцптьчетверки. Оттуда сам добирайся.

— Давай.

Глаза закрылись, он провалился в темноту.

Молодая тетка, торгующая с лотка дешевой обувкой, косилась на Вадима, подозревая в нехорошем. Лоток развернулся возле телефона автомата, отгородив, его от страждущих общения граждан. Пошатывающийся грязный патлатый мужик шагнул через картонные обувные коробки к аппарату, не спросив разрешения. Тетка гавкнула, обозвала пьянью. Он не обратил внимания. А когда она попыталась его толкнуть обернулся и глухо, страшно посмотрел. Да пусть звонит! Пусть подольше звонит. Сейчас придет Вагиф. Где только его носит? Вечно его нет, когда нужен. Вагиф ему…

— Марго, это - я.

— Ты где?!

— Звоню из универсама.

— Я сейчас приеду.

И бросила трубку. Вадим будто наяву увидел ее порывистые, нервные движения: сорвалась с места, схватила пальто, ключи от машины. Приедет. Собственно, он и не сомневался. Она, конечно, могла устроить спектакль, поводить его как рыбку. Не стала. Знакомое теплое чувство поднималось внутри. Приедет Марго, и все станет хорошо и спокойно. Только она умела создавать вокруг него изолирующий, мягкий внутри кокон. Сейчас самое время, отгородиться от происходящего и уйти в покой постели. Чем дальше от людей, тем лучше. Не видеть, не понимать, не вникать, и не дай

Высокое Небо, не проницать в их гнилые души.

— Пачему тут стоишь? Тавар уронил! Да. - Низкорослый брюнет в штанах пузырями и такой же пузырястой кожаной куртке нарисовался прям посередине мысли. Коровьи глаза светились некоторой злостью на человека, посягнувшего на его угол. Был бы индивид в нормальном прикиде,

Вагиф сто бы раз подумал держать форс перед Нинкой или нет. А тут - не поймешь, не то работяга, не то вообще бич. И пошел, на обидчика, изображая крутой восточный гнев.

В следующую секунду его буквально смело. На пол с прилавка брякнулась пара тяжелых как литейные башмаки кроссовок. Пустые коробки расскочились на пол магазина.

Марго в совершенно ослепительной, немыслимой шубке, в коротюсенькой юбочке - девочка, девочкой - кинулась Вадиму на шею.

— Где ты был!? Я с ума сходила, обыскала весь город. Где ты был!? - маленькие кулачки замолотили его по спине. Марго всхлипывала и смеялась. Ее макушка едва доставала Вадиму до подбородка. Он смотрел поверх. Теперь возмущалась продавщица, на что хозяин лотка никак не реагировал, - такая "шуба" может вообще твою торговлишку прикрыть, - цыкнул даже на свою подружку и без дальнейших выяснений пропустил парочку вовсояси.

Марго неистовствовала. Она соскучилась. Она сходила с ума: зацеловала его с ног до макушки, искусала, обвила, обволокла своим телом - не выпустит больше. Не выпустит! И он ей в который раз доказывал, что тоже скучал. Да и в самом деле скучал. Приподнимал ее легкую как пушинку и дразнил, только касаясь, только щекоча, лаская, пока она не начинала кричать. Потом выгибалась дугой - на, возьми. Ну, возьми же! И он брал.

Только к утру, когда оба устали, уже засыпая, Вадим пробормотал:

— Можно попросить тебя об одной малости?

— Все, что хочешь.

— Если станут спрашивать, когда я вернулся, скажи - утром двенадцатого.

— У тебя неприятности? - голос Марго был совсем не сонный. Вадим струдом разлепил веки.

Подруга смотрела тревожно. Испугалась за него, маленькая.

— Чепуха. Это, чтобы меня не дергали… чтобы нас не дергали.

— Ты мне потом все расскажешь?

— Да.