Решила она так и успокоилась. Пошла она в этот абортарий. Взяли у нее анализы, что в таких случаях положены, переодели в больничную робу и повели в палату. Лежи, девка, и жди, когда тебя на эшафот позовут, на скоблежку эту долбанную. Лежит она на койке, ждет вызова. А в палате этой еще три койки стоят и на каждой такая же баба лежит, и каждая от дитяти избавиться хочет. Посмотрела на них Ирина и подумала, а ведь наверное эти бабы сейчас своих мужиков на чем свет стоит матом кроют, что их на муки такие обрекли. А я вот про Женьку совсем не так, я его, кажется, даже любить начинаю... Это что же, я совсем с ума схожу, что ли?...Прости меня, Женя, теленочек неумелый, что пришла я сюда, в душегубку эту чертову, чтобы твоего ребеночка убить. Ой, мама, тошно-то как!...

На койке у окна молодая баба лежит и плачет. Совсем молодая, как школьница. Ее уже прочистили, пустая стала. Лицо от слез опухло, но не воет в голос, а так, молча, как бы про себя. Спрашивает ее Ирина, чего, мол, ты плачешь? А та отвечает - ребеночка жалко. Первая беременность была, нагуляла с одноклассником, да жениться не захотел. Вот родители и заставили на аборт пойти... И тут, Серега, нашу Ирину затрясло! Как представила она себе, что через несколько часов будет реветь белугой да жалеть своего ребенка, так ей аж дурно стало! Кое-как успокоилась, поднялась с кровати и вышла в коридор. Нашла приемную, где переодевалась, сняла больничную робу, одела свою и пулей выбежала из больницы. Все, к черту! Чтобы первого ребенка в утробе своей убить - нет, не переживу я этого! Будь что будет, рожать буду! Катитесь вы к черту, палачи в халатах! Не дождетесь!...

Дома успокоилась, думать стала. Все, решено - рожаю. Как-то легче на душе стало. Теперь можно не торопиться, спокойно все обдумать, все предусмотреть, ко всему приготовиться. Сначала - о ребеночке. В консультацию сходить, на учет встать, книжек накупить, готовиться потихоньку. Так, тут все ясно, проблем нет. Со здоровьем у меня все в порядке, рожу, чем я хуже других баб? Так, теперь - Витя. Ему все как есть расскажу, только вот Женьку не выдам - никто не должен знать, кто отец моего ребеночка. Витя меня поймет. Да и ему самому легче будет, успеет другую женщину найти, он мужик хороший, такие - редкость. Теперь - работа, школа, оболтусы мои родненькие. Жалко мне с вами расставаться, а придется. Сейчас уволиться - просто подляночку директору да завучу устроить. Где же они найдут мне замену, когда учебный год через неделю начнется? Придется до декретного отпуска оставаться. Я бы, конечно, уехала к маме сразу, да вот ведь школа, да с квартирой еще решать надо, а Витя все в рейсе этом чертовом, когда будет дома - одному богу известно, а без него не смогу, совесть не позволит, подло это будет, не заслужил он такого...Рожать в марте, если все - тьфу нормально пойдет. Родителям напишу, все как надо объясню, мама поймет, простит, примет. Тут , думаю, не будет проблем. Главное - как мне с Ольгой да с Женей быть. А ведь ничего не поделаешь, придется прятаться и на глаза не показываться. Если Женька слово сдержит, никому ничего не расскажет, не будет меня искать, то можно будет продержаться до декретного, мы же с Ольгой редко виделись, живем далеко друг от друга, может и удастся тайну сохранить. Ладно, по-крупному, вроде бы все. Значит, надо начинать привыкать жить как мышка - забиться в норку и не высовываться. Может, и пронесет...

Ты заметь, это только когда мы сами становимся папашами, то начинаем понимать, что у них, у баб, это же святое дело! Ты посмотри, Серега, какие у них, у беременных, лица становятся - на них же все время смотреть хочется. Будь моя воля, я бы всем беременным бабам животы гладил! Что там мужицкие проблемы в сравнении с материнством! В натуре! Мужик, он же чокнутый, он же может годами себя готовить, чтобы на какой-то Эверест залезть, постоять десять минут с обмороженными руками-ногами на этой долбанной вершине и будет счастлив! Это называется , что он о человечестве беспокоится, его горизонты раздвигает. А то, что его мать в это время о нем слезами умывается , бога молит, чтобы живой остался, так это не в счет, мол, эка невидаль эти материнские слезы! Что ему, что дети на жене висят и она, бедолага, из сил выбивается. Он всегда при деле, на работе, двигает науку, производство, прогресс обеспечивает. Для будущих поколений! А что его собственное поколение отца почти не видит, что папаша не знает, в каком классе его поколение пребывает - так это ведь мелочи, издержки цивилизации...Ладно, лирика у меня пошла... Хороши мы бываем, если по-честному, самому иногда стыдно бывает...

В школе занятия начались, а Ирина Виктора ждет. В конце октября появился, а она уж на пятом месяце, ребеночек уже в животе шевелится, о себе знать дает, мол, я тута, скоро увидите. Давай, Витя, разводиться будем. Я ребенка иметь хочу, а у нас с тобой этого не получится. Тебе его тоже хочется, а я его тебе родить не могу. Повиниться я, говорит, перед тобой должна - согрешила я тут по глупости, да забеременела, уж четыре месяца прошло.Так уж получилось, что отца у моего ребенка не будет, не знает он о нем и знать не должен. Я ребенка на свою фамилию запишу и одна его воспитывать буду. Ты, говорит, прости меня, если можешь.

И отвечает ей Витя. Нечего тебе , говорит, у меня прощения просить. Я в этом рейсе о нас много думал, времени было предостаточно. Уж не знал, куда от этих мыслей дется. И решил я то же, что и ты - будем разводиться. Ты вот себе ребенка заводишь, может, и мне тоже удастся. Нет у меня на тебя никакого зла, не виновата ты передо мной ни в чем, не винись, я все понимаю и тебя одобряю. Только трудно тебе придется одной. Если к матери рожать поедешь, то давай лучше не будем квартиру разменивать, оставайся в ней до отъезда. Знаешь ведь, как с квартирами тяжело, а такая большая мне еще пригодится. А я себе что-нибудь временное найду. Тем более, что через месяц мне снова в море уходить придется. А раз так, то времени мало остается, давай на развод завтра заявление подадим. И тебе, и мне спокойнее будет. Детей у нас нет, а потому должны развести быстро, без проволочек. Деньгами я тебе сколь смогу - помогу, но жить с тобой тут, извини, не стану. Да и тебе это, наверное, тоже не понравится. Вот если что понадобится - дай знать, чем смогу - помогать буду.

Вот так, Серый, и решила Ирина одну свою проблему. Мирно и во взаимном согласии. Тут же сели они вместе за стол и написали заявление на развод. Накормила она его на прощание, поцеловались они, и ушел Витя к своему корабельному механику на квартиру - приютил тот его на время. И стало Ирине как-то легче. Появилась надежда, что все проблемы решит пусть не так просто, но все же решит, не сойдет с ума. Но когда остаешься одна в пустой квартире, а под сердцем твоим новая жизнь бьется, о себе напоминает, а рядом никого близкого нету, и некому о своих страхах рассказать, некому голову на плечо склонить, не с кем словом перемолвиться, то плохо себя чувствуешь, трудно на хорошее настроиться. Стала она к своему новому положению понемногу привыкать, да только плохо у нее это получалось...

Серега! Давай еще по одной! Нет, еще не конец. Я слегка окосел, но это хмель пивной, легкий. Бетона мы, похоже, не дождемся сегодня. Ну и черт с ним! Ладно, давай продолжим. К Ольге вернуться надо...

Женька у нее тем временем в университет поступил, учиться начал. Конкурс большой был, но у него башка хорошо варила, прошел запросто. На филфак захотел - литературу больно любил. Ольга за него и не волновалась, уверена была, что поступит. Так и случилось. Пока вся эта суматоха с поступлением продолжалась, время к осени подошло. Он уж и в колхоз успел с однокурсниками съездить. А там и занятия начались. И вошла Олина жизнь в новую колею. Раньше Женьку из дома не выгнать было, а теперь - с утра до позднего вечера на занятиях, в библиотеках да архивах сидит, за науку серьезно взялся. И стала она замечать, что грустит ее парень, задумчивый стал какой-то. Бывало, окликнет она его, а он и не слышит, глазами в окно уставится, взгляд мечтательный, отрешенный. Что-то с ним происходит. Может, взрослеет.