Хотел я поехать в Одессу.

Пришел на одесский вокзал.

Кассир посмотрел с интересом

И мне деликатно сказал:

Я вас бы отправил экспрессом

В Житомир, Москву, Ленинград.

Но все поезда до Одессы

У нас не идут, а стоят.

Шел серьезный и толковый, умный разговор.

Я пытался вставить слово — разгорелся спор.

Все кричат, один другого оскорбляют — страсть!

Я пытался вставить слово — драка началась.

Ну, у них, допустим повод. А за что меня?

Я пытался вставить слово — началась резня.

Что же сделал я плохого, почему убит?

У пожарника лихого все в руках горит.

Синица хвасталась, что море подожжет.

Вы слышали? Какое горе!

На берегу волнуется народ:

Хватает ведра, носит воду к морю.

Синица хвасталась, но моря не зажгла.

Одумалась злодейка вероятно.

Тут у народа новые дела:

Хватает воду и несет обратно.

Пешеходу легко на улице:

Транспорт движется — ты стоишь.

И покуда ты будешь умницей,

Под колеса не угодишь.

А прогрессу труднее дышится,

Даже если проезд открыт:

Попадает здесь все, что движется,

Под колеса того, что стоит.

Говорит сосна травинке:

«Распрями, подруга, спинку.

Если хочешь быть в чести».

Но травинка гнется ниже:

«Я уж тут, к земле поближе.

Мало радости, сестра,

Быть в чести у топора».

Мы на лень всегда смотрели косо,

От нее не ждали мы добра.

А она изобрела колеса

И вообще на выдумки хитра.

Так зачем же мыслить однобоко?

Лучше постараемся понять:

Может лень не только мать пороков,

Может быть, она пророков мать?

У лошади в шпоре

Рождается истина.

У лошади в шоре

Рождается истина.

Но самая главная

Истина та,

Что лошадь рождает

При виде кнута.

Синонимы зреть и смотреть

Не стали в глазах стареть.

Но первый остался зрителем,

Второй же пробился в смотрители.

Прокричала весенняя птица,

Уходя в лучезарную высь:

«Если хочешь летать научиться,

Не летать, а падать учись!»

И умчалась подруга крылатая,

Рассекая небесную гладь.

И с тех пор я падаю, падаю…

Скоро буду, наверно, летать.

В одном лесу избрали зайца мэром,

Чтоб послужил он скромности примером,

Избавил зверя от привычки дерзкой

С собратом-зверем поступать по-зверски.

Ох, тяжело досталось это мэрство,

Не видел зверь еще такого зверства.

И он ворчал, пугливо озираясь:

«Мэр-заяц! О, ну погоди, мэр-заяц!»

Что ни вечер, воет ветер:

«Всем пора на боковую!

Не беда, что солнце светит,

Я сейчас его задую!»

Воет ветер на рассвете,

Заступая в караул:

«Эй, вставайте, солнце светит!

Это я его раздул!»

Пластилиновая память — не игрушка, не каприз.

Скольких этими зубами заяц до смерти загрыз.

А теперь кладет на полку, если нечего погрызть.

Был он волк, но смяли волка, потому что это — жизнь.

Не ему б ушами хлопать, да усами рисковать,

У него огромный опыт всякой твари кровь пускать.

Может, зайцем быть недолго? Наша жизнь полна чудес.

Может, снова слепят волка? Потому что это — лес.

Гулливеры не внушают веры, слишкомв гору забирают круто.

И высокий титул Гулливера присуждают чаще лилипутам.

Человечки маленькие ловко лезут и карабкаются в гору.

И гора вскружает им головки, но не расширяет кругозора.

На земле не видимые глазу и невразумительные уху,

Лилипуты произносят фразы, высшего исполненные духа.

Лилипуты издают законы, лилипуты подают примеры…

И за ними следуют покорно рядовые люди — гулливеры.

Мне как-то приснился загадочный сон

Без явной на это причины:

Не грудь колесом, а спина колесом

В том сне украшала мужчину.

И тайного смысла подобной игры

Не смог я понять по сю пору:

Все груди-колеса катились с горы,

А спины-колеса — все в гору.

Кто имеет настоящий вес,

Вряд ли вознесется до небес

Лишь пустые чаши на весах

Могут помышлять о небесах.

Известно, что гений — это терпение,

Об этом написано много книг.

Не потому ли в истории гении

Всегда терпели больше других?

Если в глубины веков заглянуть

Или же просто поверить исследователям.

Для всех великих — единственный путь:

Путь от преследователей — к последователям.