- Ты боишься, да?

Робер отрезал:

- Попасть им в лапы - да, боюсь! Пожав плечами, девушка проговорила:

- Тебя больше устраивает, если мамашу Вентар укокошат?

Она проговорила это негромко, но так, что Робер опешил: крыть ему было нечем. Он очень испугался, что Жильберта разозлится и уйдет. На него опять накатил страх. Ночь показалась еще более беспросветной, холодной, а главное - вокруг была лишь пугающая пустота.

- Жильберта, я даже не знаю... Не представляю, что тут можно, сделать. Ведь я не могу их выдать! Друзей не предают!

- Друзей? Ничего себе, друзья! Девушка повторила это слово, точно впервые его услышала. Затем, поразмыслив, прибавила:

- А если они обворуют старуху? Если им удастся стянуть ее деньги, а она так и не проснется? Если жандармы их не сцапают, ты и тогда будешь считать их друзьями?

Робер повесил голову. Помолчав, девушка придвинулась к нему почти вплотную.

- Отвечай! - приказала она. - Ты будешь считать их друзьями?

- Нет, конечно, если они украдут... Но я.., ведь не пошел с ними.

На этот раз Жильберта действительно разозлилась. Она не закричала кругом спали люди, - но ее голос звучал жестко и сурово.

- Значит, они идут на кражу, а ты об этом знаешь и собираешься помалкивать? Но ведь я теперь тоже знаю... Может, ты и меня заставишь молчать? А если меня будут расспрашивать, заставишь меня врать? Даже если мой отец заведет об этом разговор, мне придется выкручиваться или смолчать, как смолчал сегодня ты, когда я рассказывала тебе о том, что телка Бувье сдохла.

- Да ведь старухе ни к чему эти деньги... Жильберта не дала ему договорить. На этот раз она не выдержала, сорвалась на крик:

- Значит вот она, причина! Может, так они тебе и сказали, чтобы втянуть в это дело? А ты клюнул... И ты еще хочешь, чтобы я была на твоей стороне?!

Девушка внезапно смолкла. Где-то поблизости хлопнул ставень.

- Что тут такое? - послышался мужской голос. Робер и Жильберта пустились бежать, а голос позади них прокричал:

- Ну погодите, поганцы! Вот я сейчас выйду! Во дворе слева залаял пес, лай его тут же подхватили другие собаки; хлопнул еще один ставень.

- К мыльне! - бросил на бегу Робер. По тропе, огибавшей памятник, они добежали до городского водосборника и спрятались за ним. Скорчившись за огромной бетонной чашей, беглецы затаили дыхание. Собаки надрывались еще довольно долго, но в конце концов смолкли. Фонари качались на ветру, и свет ближайшего из них временами доходил до самого дна водосборника. Стена на мгновение освещалась, и тогда Робер и Жильберта могли разглядеть друг друга.

t- Нам повезло, - проговорила Жильберта.

- Нечего было так кричать!

- Сам хорош. Ты хоть понимаешь, что делаешь? Ведь тебе известно: если ты что-то знаешь и молчишь, стало быть, ты тоже виноват.

- Все будет в порядке, если нас не застукают жандармы.

- Ты никак не поймешь, что я хочу сказать. Ты не имеешь права молчать, если тебе известно, кто обворовал старуху.

- Но ведь не могу же я на них донести!

- А разве лучше позволить им убить женщину?

- Все равно предавать - подло.

- Может, это и подло, но если ты не помешал им, а потом смолчал - это страшный грех. Помедлив, она прибавила, ущипнув его за руку:

- Это смертный грех, понимаешь? Смертный грех! Робер не отозвался. В чашу водосборника стекала вода, и, когда ветер налетал с особенной яростью, мелкие брызги долетали до них. Жильберта схватила его за руку и воскликнула:

- Я придумала!

- Что? Говори! Говори скорее!

- Тут нужен такой человек, который может их остановить, но при этом ничего не скажет жандармам и не станет требовать, чтобы их наказали. Кто может их остановить и объяснить, что они сошли с ума, но не упрячет их потом в тюрьму, а главное - не подставит тебя.

- Ну?

- Господин кюре.

От изумления Робер не находил слов, потом наконец выдавил:

- Кюре? Ты говоришь, кюре?

- Ну да! Сейчас ступай к нему и все ему объясни! Сам знаешь, у него есть мотоцикл. Вы поедете в Малатаверн, а когда придут те двое, он с ними поговорит. Они наверняка его послушают.

Робер не отвечал. Жильберта встала и потянула его за руку. Робер поднялся, но так и не двинулся с места.

- Идем, - проговорила девушка, - нужно спешить.

- Нет, не могу. Ты представляешь себе, с какими глазами я приду к кюре! Ведь после маминой смерти ноги моей не было в церкви!

- Ты совсем ума лишился? Неужели из-за этого он откажется тебя выслушать?

- Да нет, но понимаешь, несколько раз он пытался со мной поговорить, а мне удалось отвертеться. Так что он наверняка сердит на меня.

- Зато я просто уверена, что он тебя выслушает.

- Нет, это невозможно.

- Почему?

- Я точно знаю, что тем двоим будет все равно, кому я на них донес кюре или жандармам, в любом случае они взбесятся.

- Ну знаешь, это уж чересчур! Чем они рискуют? Ну, получат пинок под зад или пару затрещин, только и всего.

Жильберта немного помолчала, но Робер не отвечал, и она продолжала:

- Тем более что они прекрасно его знают, я-то в курсе. Кто-кто, а они ходят к мессе.

- Только не Серж.

- Иногда и он тоже - с бабушкой. А уж Кристофа я там вижу каждое воскресенье.

- Знала бы ты, почему он туда ходит! Девушка наклонилась поближе. После недолгого колебания Робер хмыкнул и проговорил:

- Все из-за родителей. Его папаша всегда говорит: "Если занимаешься коммерцией, то собственное мнение совершенно Ни к чему, нужно поступать так, как все".

- Что ты несешь?

- Это чистая правда. Кристоф даже говорит, что если бы у отца была бакалейная лавка в селении зулусов, ему пришлось бы исполнять вместе со всеми танец живота.

- Что вы за дураки! - воскликнула Жильберта. - Я точно знаю, я уверена, что мать Кристофа очень набожная женщина.

- Плевать мне на это!

Он заметно нервничал: двинулся было в сторону улицы, огляделся, вновь подошел к Жильберте, которая так и не тронулась с места.

- Нужно что-нибудь делать, - возмутился он. - Еще немного, и будет поздно.

- Мне кажется, кроме господина кюре никто тебе не поможет. Не хочешь не надо... Тогда нечего здесь больше делать!

Она шагнула было в сторону, но Робер удержал ее.

- Нет, не уходи... Не бросай меня одного... Ты ведь не уйдешь?