- Ты хоть домашние задания делаешь? - спросил он.

- Конечно, конечно.

- Ты как-нибудь покажи мне свои тетради, я хоть погляжу, может, они там наговорили вам всякой ерунды.

После последнего занятия Робер еще не открывал тетрадь. Он мельком вспомнил об этом обстоятельстве, но хозяин уже говорил о чем-то другом. Робер попытался вникнуть в его слова, но мысли его были слишком далеко. То он думал о Серже и Кристофе, то мысленно следовал по старой дороге, до самой развилки на Гиблую дорогу.

И на этой дороге ему постоянно попадалась мамаша Вентар: она медленно тащилась, согнувшись пополам, и опиралась на палку. Робер представлял, что идет за ней. Он помнил каждый камешек, каждый кустик, росший у дороги. Он подстерегал старуху за каждой купой деревьев, дожидаясь, когда бабка вновь покажется перед ним. Наконец она добралась до того места, где дорога исчезала у подножия больших пустошей. И Робер непременно обнаруживал ее на том самом месте, где засек утром. Она шла по дороге, останавливалась, ставила свою корзину на землю, терла поясницу и вновь отправлялась дальше. И так повторялось раз двадцать кряду.

Робер тряхнул головой, провел рукой по глазам и постарался сосредоточиться на чем-нибудь другом. Он вспомнил, как головастики и саламандры неслись по течению ручья и темное пятно ила и тины скользило в чистой горной воде. Но вслед за этим он опять оказался на дороге, по которой ковыляла старуха. Он даже подумал, что разминулся с ней не больше, чем на четверть часа. Он давно уже не сталкивался с ней нос к носу - с тех самых пор, когда вместе со школьными товарищами они каждый четверг отправлялись в лес. Тогда он стал представлять ферму старухи, развалины позади дома и склон; но он помнил, как это выглядит днем, при свете солнца.

Старухин пес, здоровенный Фино, тоже привиделся ему. Собака с лаем носилась по двору, кидалась на сетку, все пуще заливалась лаем, а потом опять принималась носиться. При ее приближении куры переставали ковыряться в земле и смотрели на собаку, подергивая в ее сторону головой. Когда же пес отбегал подальше, куры опять с остервенением набрасывались на вытоптанную землю. Старуха сновала по двору, ковыляя от дровяного сарая на скотный двор, потом на кухню или в амбар, прикрикивая на собаку, только когда та попадалась ей под ноги.

Чем дальше, тем отчетливее становилась картина. Всплывали вроде бы забытые подробности, но по-прежнему все было ярко освещено солнцем, в ярких солнечных лучах люди шли по дороге или лезли в гору по Гиблой дороге...

Покончив с едой, хозяин скрутил сигарету, прикурил, затянулся несколько раз, затем откинулся на стенку откоса и надвинул кепку на глаза. Когда он внезапно замолчал, Робер посмотрел в его сторону: хозяин спал. Тогда Робер бесшумно поднялся и вылез из ямы.

Очутившись на краю, он вновь оглядел долину. В это мгновение в облаках образовался просвет, и в юго-западном направлении протянулась широкая полоса голубого неба. На противоположной стороне солнце освещало вершину горы, а кое-где и ручей, и старую дорогу. Но весь Гиблый холм оставался неосвещен. Черная тень сгущалась над Малатаверном. То была тень от горы, облака были ни при чем, а на гребне волновались леса и гудели, словно водопад.

Робер оказался на самом ветру, и, хотя ветер был довольно теплый, "парень невольно поежился. Он зашагал краем луга в сторону фермы Ферри. Метров через сто показался край крыши. Это и впрямь была усадьба, а вот и знакомый тополь. Юноша пошел дальше, и вскоре весь дом и двор уже лежали перед ним. Во дворе кормились куры, но кроме них не было ни души. Из трубы вился тонкий белый дымок; ветер прибивал его к крыше и тут же уносил прочь, в сторону заросшей дроком пустоши, усеянной серыми валунами.

Робер сел в траву. Как знать, а вдруг Жильберта выйдет зачем-нибудь. Если припустить бегом, то за пять минут он будет рядом с ней. Да если она его увидит, то наверняка сама поспешит в его сторону.

Он представил, как они бегут навстречу друг другу. Окинув холм взглядом, Робер подумал, что можно было бы отойти к Монфорской дороге. А уж там их никто не увидит.

Но двор оставался пустым, и Робер вновь перевел взгляд к Малатаверну.

Вот мамаша Вентар вышла во двор. Она была уже за домом и шла в сад с корзиной в руках. Подойдя к яблоням, она принялась собирать плоды. Собака бежала за ней до самой ограды, но старуха не выпустила пса, и теперь он дожидался хозяйку, вытянувшись во всю длину, так что нос торчал из-под сетки, а хвост мел по земле.

Ветер разогнал пыль, и каждую мелочь было хорошо видно даже издалека.

Наблюдая за старухой, Робер почувствовал, как что-то сжимается у него в груди. Нечто подобное творилось с ним утром на дороге, но теперь ощущение это усиливалось.

Он собирался уходить, как вдруг появилась Жильберта. Она шла через двор, неся дымящийся котелок. Робер поднес было пальцы к губам, собираясь свистнуть, но вдруг вспомнил о хозяине и о родителях Жильберты. Он вскочил и помчался, размахивая рукой.

Девушка заметила его. Она поставила котелок у дверей свинарника, покосилась в сторону дома и поспешила вверх по холму в направлении Монфорской дороги. Туда же свернул и Робер.

Встретившись, они тут же спустились в траву позади росшего вдоль дороги орешника. Оба запыхались. Несколько мгновений они шумно отдувались и, не говоря ни слова, улыбались друг другу. Вдруг лицо Жильберты посерьезнело, она нахмурилась.

- Знаешь новость? - спросила она.

- Чего?

- Помнишь вчерашний шум? Это были воры. Они стащили несколько кило недосушенного сыра с фермы Бувье.

Робер взглянул на усадьбу Бувье, видневшуюся среди ветвей, и чуть слышно отозвался:

- А! Ну надо же!

- Но хуже всего другое!

Робер по-прежнему не осмеливался поднять глаза на подружку, а та продолжала:

- Когда они там шуровали, то оставили, ворота открытыми. И вот одна телка ушла, а папаша Бувье это и в голову не пришло. Он не глядя затворил ворота. А хватился только утром, когда пошел доить коров... Пошли ее искать. И нашли выше по горе... Дохлую... Раздувшуюся... После люцерны!

Она говорила, а в голосе у нее звенел гнев. Робер обернулся. Девушка раскраснелась, ее глаза горели яростью.