Исаев Александр

Теория игр

Александр Исаев

Теория игр

"Человек должен жить свободно

и одиноко"

(Не помню кто)

1.

Свершилось! Выборы директора института Президиум Академии Наук назначил на конец марта. Об этом сообщалось в "молнии", вывешенной на Доске объявлений сразу у входа.

Нет, что ни говорите, а Перестройка - это поступок!

Партия - в русском сарафане до пят - выходит на авансцену битком набитого Дворца съездов и, обведя всех присутствующих в зале мудрым, всепонимающим взглядом, торжественно сообщает:

- Я обоср...ась!

Согласитесь, на такое решится не каждый.

Впрочем, партия - это слишком глобально. Точнее будет так.

Политбюро в роли людоеда (или людоед в роли политбюро) после плотного ужина - под сладкий зевок - смахивает со стола плохо обглоданную берцовую кость...

Или даже вот так.

Зеленая лужайка. В плетеном кресле развалился гладкий колхозный свин. (Колхоз, разумеется, образцово-показательный.) На нем голубенькая безрукавочка и такие же голубенькие шортики. Свина зовут "Генсек".

У "Генсека" сегодня чудное настроение. Перед ним кипа свежих газет, и все газеты мира твердят только одно: "Генсек! Генсек! Генсек!.."

____________________________________________________________________

* Александр Аркадьевич ИСАЕВ, писатель и кинорежиссер. Автор сценариев художественных фильмов "ПУТАНА", "СДЕЛАЙ МНЕ БОЛЬНО", "ШОУ-БОЙ" (в соавторстве с В.Портновым и В.Волковым). Профессор Владивостокского государственного университета экономики сервиса. Живет во Владивостоке. (690090, Владивосток, 1-я Морская, тел. (4232) 41-08-02, е-mail: olis @ mail. primorye. ru.)

Жена "Генсека" подает ему кофе со сливками. На ней розовый халатик и такие же розовые трусики.

"Ведь как здорово, - едва не плачет от умиления "Генсек".- Розовый халатик и такие же розовые трусики. Тон в тон!"

"Генсеку" хочется плакать и смеяться. Смеяться и плакать! Не в силах обуздать свои чувства он выпрыгивает из кресла и пускается в пляс.

- Я самый умный в мире свин! Траля-ля-ля-ля-ля! Я самый хитрый в мире свин! Траля-ля-ля-ля-ля!..

Вокруг лужайки стоят железные клетки. Бок в бок. Там - за толстыми прутьями - томятся хмурые голодные волки.

Пританцовывая на одной ноге, "Генсек" устремляется к одной из клеток.

- Я самый смелый в мире свин! Траля-ля-ля-ля-ля!- беспечно выстреливая щеколдами, распевает он.

... Вместе со мной в лифте поднимаются два старпера. (Текст "молнии" мы поглощали почти синхронно.) Судя по их снисходительно-загадочным улыбкам, у них иная версия столь быстрого "одемокрачивания" общества. Поскольку истинными "отцами Перестройки" они считают... себя.

Да-да, не смейтесь! Это они - тихим посапыванием в курилках, полуночными бдениями на аспирантских кухнях, держанием фиг в кармане на открытых партсобраниях - готовили атмосферу просвещенного либерализма, очутившись в которой, партноменклатура просто была обречена на то, чтобы повалиться на спину и, пуская кровавые пузыри от удушья, выдавить из себя сакраментальное:

- Сдаюсь!

Что и говорить: жизнь прожита не зря! И если бы было такое звание Почетный Гандист (от слова "Ганди") России, то в списке заслуживших его их имена были бы не последними.

Да, и по праву!

Я мог бы очень легко разрушить эту иллюзию не напрасно прожитой жизни. Для этого мне бы потребовался лишь один иронично-презрительный взгляд. "Бандерлоги! - читалось бы в этом взгляде. - Туда же мне. Отцы Перестройки"! Последствия этого взгляда были катастрофические. Его материальным воплощением стали бы трясущиеся, негнущиеся пальцы, тщетно старающиеся извлечь сигарету из пачки, и полный беспросветной тоски - другой уже взгляд, устремленный на дверь, за которой выносит свой приговор консилиум врачей.

Но бандерлогам, то бишь старперам, повезло. Лет десять назад судьба занесла меня в город-герой Одессу, в проектно-конструкторское бюро Министерства Морского Флота, где я руководил сектором технико-экономических обоснований. Одно из самых значительных приобретений этого периода - совет, который мне дал главный инженер, выступавший арбитром в одном из конфликтов с моим участием: "Совсем не обязательно сообщать дураку, что он - дурак".

Ведь как просто!

Именно поэтому я отвечаю старперам тихой, заговорщеской улыбкой. Чу-у-у! Идет эстафета поколений. Старшее поколение "шестидесятников" передает эстафетную палочку среднему поколению.

"Старые и молодые дубы шелестят кронами, словно переговариваются между собой".

Лифт останавливается. Как это символично! Мне покидать его, а им следовать по маршруту дальше. Я обращаю к старперам полный невысказанной благодарности взгляд и выхожу из лифта.

В отделе меня ждет неприятная новость. УБОН (Управление бытового обслуживания населения) отказался принять у нас отчет по хоздоговорной теме. "Разработка рекомендаций по переводу структурных подразделений УБОНа на

внутрипроизводственный хозрасчет". Над ней мой отдел корпел весь минувший год. К увесистому экземпляру отчета - "Я возвращаю ваш портрет..." - были приложены несколько страниц машинописного текста с замечаниями. В

конце стояла подпись заместителя начальника УБОНа (ну, и аббревиатура!) по экономике - Назаровой.

"УБОН, УБОН..."- машинально повторяю я. Что-то знакомое! И тут же в памяти всплывает забытое хулиганское: "Триппер, шанкер и (б)УБОН собрались в один вагон И поехали в ТифлИс посмотреть на сифилИс".

Я опускаюсь за стол и делаю попытку вникнуть в содержание претензий.

В принципе, сам факт наличия таких замечаний - явление обычное. Редкая тема сдается без подобных поправок. Однако в нашем случае есть один нюанс. Дело в том, что все это время мы ТЕСНО сотрудничали с планово-экономическим отделом УБОНа. Сколько вместе выпито, ну, и все такое, - тема отдельного производственно-эротического романа. И вот, когда все упреки выслушаны, когда все разногласия утрясены, когда на горизонте маячит реальная перспектива отнюдь не символической премии, появляется какой-то х... с бугра (не знаю, как будет х... женского рода), какая-то Назарова, и начинает кочевряжиться.

Впрочем, подоплека этого демарша мне предельно ясна. Извечная неприязнь производственников к вузовской интеллигенции. Конфликт арбузоголовых и яйцеголовых.

Есть такой анекдот. "Третьим будешь? - Нет. - Третьим будешь? - Сказал вам, нет! - Третьим будешь? - Ладно, черт с вами, буду! (Выпили. Закусили.) Ну, я пошел. - Стой! Куда? А поговорить?"

В нашей ситуации концовочка другая : "Стой! Куда? А повые... ся?"

В дверях, не решаясь войти в кабинет, застыла Галина Ивановна, наша "сестра-хозяйка", неутомимая хлопотунья, совмещающая функции секретаря-машинистки и моего адъютанта по особо важным поручениям. (И все это, заметьте, за одну зарплату!) На ее долю выпала незавидная участь принести в отдел весть о поражении в битве при УБОНе. И хотя ее участие в пьесе сведено до двух-трех реплик (дальше приемной Назаровой ее наверняка не пустили), она ощущает себя полководцем, бездарно продувшим изначально выигрышное сражение.

- Может вам самому позвонить этой Назаровой? - предлагает Галина Ивановна.

Дельный совет! Я приподнимаю листок перекидного календаря и делаю себе пометку на завтра. "Позвонить УБОН. Назаровой". Именно - на завтра! Еще не хватало, чтобы я, получив щелчок по носу, как мальчишка, бросался бы к обидчику за разъяснениями, дескать, отчего это вам так приспичило щелкнуть именно меня, именно по носу и именно сегодня?

И уже почти скрывшись за дверью, Галина Ивановна как бы спохватывается:

- Да, вам еще Вика звонила!

"Стоп! А вот это уже что-то новое."

Вика Свирская - жена заместителя директора по научной работе. (Он сейчас исполняет обязанности директора института.) Кроме того она - инженер отдела информации. В самом факте ее звонка нет ничего особенного. Вопрос в том, КАК его преподносит Галина Ивановна.