Карпущенко Сергей
Скрипка синьора Орланди
Сергей Карпущенко
СКРИПКА СИНЬОРА ОРЛАНДИ
Роман
1
РАБОТАТЬ НА "КЛАДБИЩЕ ЗВУКОВ"
...Открыть глаза было так трудно, будто веки кто-то незаметно пришил к щекам или, по крайней мере, смазал клеем "Спрут". Когда же Володя наконец разлепил глаза, то понял, что лежит на спине - его взгляд упирался в потолок со светильником, откуда-то сверху на него смотрели хмурые лица с какими-то огромными, вытянутыми, наподобие вороньих клювов, носами. Губы смотрящих на него людей шевелились, но смысл их слов проникал в сознание, точно пробиваясь сквозь толстую преграду
- Вот... открыл... - слышал Володя.
- Взял...
- Украл...
- Говорили... таких молоденьких...
- Да, нельзя было...
Володя стал припоминать, как могло случиться, что он лежит здесь, на полу, попытался сообразить, кто эти люди с вороньими клювами, но он ничего не вспомнил, потому что его охватил озноб, и в мозг проник, как длинный клинок кинжала, тот самый звук, в глазах стало темнеть, как тогда, и он, теряя сознание, только и сумел спросить резиновыми, непослушными губами:
- А скрипка... где?
* * *
- Ну, милые мужички мои, необразованные, неотесанные! Знаете вы название хоть одного китайского музыкального инструмента? Ничегошеньки-то вы не знаете, а я - знаю: цинь, пипа, тамбула, лавабо, сансянь, цисяньцинь - это все струнные смычковые! Духовые - шен, юэ, чжи, дачунку, мунчуку, телин, паламан! Ударные назвать?
Все это мама говорила Володе и отцу, когда они сидели за обеденным столом, и "мужички" смотрели на упивающуюся собственной эрудицией, всегда красивую и живую мать и жену разинув рот.
- Ударные не называй, - решительно заявил отец. - Я сам знаю барабан, например!
- Сам ты барабан, - насмешливо ответила мама, а потом продолжила серьезным тоном: - Это я вам про китайские инструменты не случайно рассказывать стала. Скоро, Володя, если не откажешься, тебе доведется не только узнать о всяких цисяньцинах и хунцинях больше, чем знаю я, но и увидеть их своими глазами, даже стереть с них пыль.
- Как это так? - не понял Володя, евший булку с молоком. - В Китай, что ли, поеду?
- Нет, стоит только переехать через мост, и ты окажешься в царстве музыкальных инструментов, или... на кладбище звуков, как хочешь называй это место.
- Ничего себе! - удивился папа. - Да что это за место чудное, Вика, расскажи! И почему именно Володька должен там оказаться? А я?
- Место это - Музей музыкальных инструментов, - несколько свысока глядя на папу, сказала мама (так, впрочем, она смотрела на него почти всегда). - А попадет туда Володя потому, что там на июль и, возможно, на август требуется работник. Работа нехитрая - нужно разобрать в музейном архиве кое-какие документы, рассортировать их, помочь бабушкам-смотрительницам на экспозиции. Все это не за спасибо, понятно, заплатят деньги, пятьсот рублей. Меня в институте вчера спросили, согласится ли сын поработать, но я сказала, что отвечу через пару дней Володя совершенно не любит серьезную музыку, да и музыку вообще, кроме "Алисы", конечно... - И мама продолжила трапезу, стараясь не замечать надувшегося от обиды Володю.
- С чего это ты решила, будто я не люблю музыку? - наконец произнес он. - Я хочу работать в этом музее, да и деньги мне не помешают. Ты же оставишь их мне? - И Володя с надеждой посмотрел на мать - у него никогда не было пятисот рублей, а хотелось купить так много!
- Ладно, владей! - ответила мать. - Только их вначале нужно заработать. Я предложила тебе это место вовсе не из-за денег. У тебя будет уникальная возможность увидеть, подержать в руках такие раритеты, которых и большинство профессиональных музыкантов в глаза не видело. К тому же познакомишься с основами музейного, архивного дела. Все не без пользы. Ну, так идем с тобой в понедельник на работу?
- Идем, конечно! Какие могут быть разговоры! - радостно сказал Володя и зачем-то спросил: - А ну-ка, назови сама китайские ударные инструменты!
- Пожалуйста! Это - банчжун, баньцион и гонг! - словно на экзамене отчеканила мать, а отец, допивая кофе, небрежно бросил:
- Ну, про гонг-то и мы кое-что слышали!
Здание музея находилось в самом центре исторической части Петербурга, рядом с громадой увенчанного золотой шапкой старинного собора. В отделе кадров музея об устройстве на временную работу сына Виктории Сергеевны Климовой, старшего сотрудника Института археологии, кандидата наук, уже были предупреждены, а поэтому начальница, получившая команду свыше, оформила Володю быстро, улыбка её при этом напоминала гримасу человека, съевшего лимон без сахара.
- А что, кроме подростка, никого на временную работу найти не смогли? - спросил вдруг Володя ни с того ни с сего, а работник музея, улыбнувшись особо кисло, ответила:
- Да кто за такие деньги в пыли купаться станет?
- Ну уж не говорите! - вспыхнула мама, желая успокоить Володю. Работа интересная, полезная.
- Интересная! - насмешливо покрутила головой женщина. - Поработаешь с нашей Адельфиной Кузьминичной с недельку... - и замолчала, точно спохватившись.
Недовольная разговором с начальницей отдела кадров мама велела Володе идти за ней, и они поднялись по широкой лестнице дома, бывшего в прошлом, как показалось Володе, богатым барским особняком. Инструменты он увидел сразу - какие-то длинные, невиданной формы трубы были прикреплены на стенах лестничного проема, а когда открылся простор большого зала, Володя увидел стеклянные шкафы, в которых тоже блестели медью, лаком и глянцем музыкальные инструменты. Посетителей в этот ранний час ещё не было, но по залу ходила женщина с тряпкой для протирания стекол на шкафах и витринах.
Он, попав в этот музей и став на время его сотрудником, не испытывал пока ни радости, ни печали. Приятно было думать о том, что заработаешь немного денег, но "купаться в пыли", и это в июле, когда можно было купаться с утра до вечера на заливе, ловить рыбу или читать, представлялось занятием малоприятным. Что-то там познавать из области истории музыкальных инструментов не хотелось, не могла радовать и встреча с какой-то Адельфиной Кузьминичной, наверное, злющей мегерой. Короче говоря, Володя шел сейчас по главному залу музея мимо старинных, редких инструментов с пустым сердцем и без всякого интереса.
- К вам можно? - как-то неестественно, немного блеющим голосом спросила мама, приоткрывая дверь с табличкой "ДИРЕКТОР МУЗЕЯ".
Когда Володя попал в большую комнату, из-за стола с протянутыми навстречу руками, улыбаясь как на именинах, шла красивая, расфуфыренная женщина маминых лет, произнося тоже блеющим и неискренним голосом:
- Викуша, дорогая! Сколько лет, сколько зим!
Женщины обнялись и так, в обнимку, двинулись к столу, хотя зачем им нужно было идти туда, Володя не понял - видно, директорша без своего широкого стола и жить уже не могла. Не обращая на Володю внимания, забыв о нем, они принялись вспоминать прошлое, университетскую жизнь, такую прекрасную, но такую далекую. Володя смущенно замер у входа, посматривая иногда то влево, то вправо, где на стенах тоже висели музыкальные инструменты.
Наконец вспомнили и о нем. Володю попросили подойти к столу, директорша взяла его за руку, похвалила зачем-то рост и его "вдумчивый" взгляд, хотя сам Володя знал, что взгляд у него сейчас никакой - тупой и вялый, потому что он уже отчаянно жалел, что находится здесь, а не на Шкиперском протоке.
- Слушай, Надя, - сказала мама противным суконным голосом, - а кто это такая, ваша Адельфина Кузьминична?
- Как? - сделала круглые и немного испуганные глаза Надя. - Это наша главная хранительница фондов, большущего опыта специалист.
- Презлющая, наверно?
- Ой, да кто тебе это сказал? - ещё больше испугалась директорша. Хотя, конечно, дама с характером. Только что это меняет? Твой Володя и не будет под её началом - Адельфина только объяснит ему, что нужно делать в архиве, а потом уж...