Джабарлы Джафар
В 1905 году
Джафар Джабарлы
В 1905 году
Перевод на русский язык. Язычы, 1979.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
С т а р ы й Б а х ш и.
Сона - его дочь.
Б а х ш и.
Армяне
Аллаверди - крестьянин.
Набат - его жена.
Э й в а з А с р и я н - их сын.
С о н а - их дочь.
Рубен Агамян - бакинский нефтепромышленник.
Айказ Агамян - его сын, молодой офицер.
Арам - молодой крестьянин, затем рабочий.
Священник.
Карапет - гость Агамяна.
Тюрки-азербайджанцы
И м а м в е р д и - крестьянин.
Г ю л ь с у н - его жена.
У с т а1 М у х а н - музыкант-ашуг.
М у р а д - крестьянин.
А м и р-А с л а н Саламов - бакинский нефтепромышленник.
Б а х а д у р -Б е к - интеллигент-националист.
А г а я р - слуга Амир-Аслана Саламова.
М о л л а.
Агенты царской власти
Тихон Елисеевич - Бакинский генерал-губернатор
Мария Тимофеевна - его жена.
Градоначальник.
Полицеймейстер.
Помощник пристава.
Председатель суда.
Прокурор.
Руководитель рабочего движения
Володин.
Крестьяне, рабочие, гости, музыканты, полицейские, прохожие.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Комната Б а х ш и.
Молодой Б а х ш и собирает вещи, готовится в дорогу. С о н а,
погруженная в думы, сидит на чемодане. Из соседней комнаты доносятся звуки
тара и пение.
Б а х ш и. Ты совсем не торопишься, Сона.
С о н а (не поднимая головы). Что?
Б а х ш и. Не слышишь? Завтра нас ожидают в колхозе, на станцию лошадей вышлют, нужно быть там вовремя. Опаздывать нельзя. Ты почему молчишь, Сона? Как-будто не думаешь ехать?
С о н а. Нет, Бахши, поезжай один, я не поеду...
Б а х ш и. Почему, Сона? Ведь мы едем по делу. Ты что, отказываешься ехать в деревню?
С о н а. Нет, я не отказываюсь, но туда не поеду.
Б а х ш и. Куда не поедешь?
С о н а. Туда, куда едешь ты. Я поеду в другую деревню.
Б а х ш и. Ведь нам выписана одна путевка.
С о н а. Довольно, Бахши, я попрошу, чтобы мне дали другую путевку.
Б а х ш и. Сона...
С о н а. Оставь меня, Бахши...
Старый Бахши, подслушавший с половины разговора у дверей, с таром в
руках, улыбаясь, входит в комнату.
С т а р ы й Б а х ш и. Почему, дочка, ты не хочешь ехать с Бахши?
С о н а. Просто не хочу.
С т а р ы й Б а х ш и. Но почему же?
С о н а. Без всякого почему. Я... не знаю.., не хочу. Не спрашивайте меня...
С т а р ы й Б а х ш и. Сона, ты любишь Бахши?
С о н а. Никого я не люблю... ничего не знаю.
С т а р ы й Б а х ш и. Ты боишься ехать с ним?
С о н а. Я ничего не боюсь.
С т а р ы й Б а х ш и. Нет, ты боишься.
С о н а. А чего мне бояться?
С т а р ы й Б а х ш и. Ты боишься гнилых понятий, которые годами отравляли нашу среду. Ты - тюрчанка, а Бахши - армянин. Не видано, чтобы тюрчанка любила армянина. Вот чего ты боишься. Что скажут? Вот что пугает тебя. Ты чувствуешь себя слабой, потому и не хочешь ехать с ним. Так ли?
С о н а. Отец, прежде всего знай, что я Бахши не люблю. Во-вторых, о том, что ты говоришь, теперь думать не приходится. А впрочем... не легко же выступить первой и нарушить все нравы, все старые обычаи.
С т а р ы й Б а х ш и. Нет, Сона, их надо разрушить и уничтожить. Слушай, Сона. Я расскажу тебе маленькую историю из недавнего прошлого. Она записана в черной книге. Я могу даже показать ее тебе.
Переходит в другую комнату.
Б а х ш и. Сона.
С о н а . Ты не слушай моего отца. Бахши. Любить тебя у меня и в мыслях не было.
С т а р ы й Б а х ш и (возвращается с книжкой в черном переплете). Вот, Сона, эта черненькая книжка. Хочешь, возьми, прочти сама.
Сона берет книгу, смотрит в нее и возвращает отцу.
С о н а. Я ее не могу читать, она написана арабским алфавитом.
С т а р ы й Б а х ш и. Да,ты ее читать не сумеешь. Этот алфавит уже чужд тебе. А пройдет еще некоторое время, и наша молодежь, даже прочитав ее, ничего там не поймет. Тогда и жизнь, описанная в этой книжке, покажется чуждой ей, выдумкой, фантазией. Но это - не фантазия, это наша вчерашняя черная действительность. Садись, Бахши, слушай и ты, я сам вам прочту несколько страниц из этой книги. Все это я видел сам, своими глазами, слышал своими ушами и записал своей рукой. Я могу рассказать все это и наизусть. Слушайте оба. Слышишь, Сона. Слушай.
С о н а. Слушаю...
С т а р ы й Б а х ш и. Были первые годы двадцатого века. Молодой Бахши вернулся из семинарии в Карабах, в свою деревню, и Сону он встретил здесь. Бахши был тюрок, а Сона - армянка. В то время Соне было шестнадцать лет. Она была девушка стройная, высокая, с лукавым взглядом, нежной улыбкой, плавной походкой. Они были соседи...
Свет, постепенно уменьшаясь, гаснет. Затем сцена начинает медленно освещаться до яркого солнечного дня. Маленькая деревня на зеленом склоне Карабахских гор. Во дворе у тендира2 Набат вяжет чулок. К ней подходит Гюльсун.
Г ю л ь с у н (еще издали). Ай, Набат-баджи3, Набат-баджи! Второй день эта проклятая рябая курица пропадает, и никак не пойму, где несет яйца. Может, в вашем курятнике?
Н а б а т. А ты, Гюльсун-баджи, посмотри в курятнике. Вчера я там нашла два яйца не от своих кур.
Г ю л ь с у н. Проклятой не сидится на одном месте.
Н а б а т (передавая ей пряжу). Возьми и это. Вчера вечером пряла.
Г ю л ь с у н. Что спешишь, пряжи у меня еще хватит.
Хочет уходить.
Н а б а т. Ради бога, Гюльсун-баджи, придет корова, ты присмотри за ней, я должна Эйваза отправить.
Г ю л ь с у н. Теленок-то уже пришел, и я накормила его. И с коровой справлюсь, будь покойна, занимайся своим делом.
С вещами в руках поспешно входит Э й в а з.
Э й в а з. Ну, мать, арба скоро будет. Собери-ка мне что надо. Здравствуйте, тетя Гюльсун. Как поживаешь? Это что еще, тетя, у тебя так рано волосы поседели? Как тебе не стыдно?
Г ю л ь с у н. Эх, милый, от горя.
Э й в а з. А как с дядей Имамверди? Видать, не хорошо за тобой смотрит.
Г ю л ь с у н. Ну его ко всем дьяволам. Когда я его рожу-то вижу? С утра ушел с Аллаверды, и не знаю, в какой ад запропастился.
Входят Имамверди и А л л а в е р д и.
И м а м в е р д и. В какой еще ад запропаститься! Мошенник проклятый, ни минутки покоя не дает. Месяц работаешь на бека, месяц на казенное, три месяца - зима, три - весна. Вот и год прошел, а на себя только месяц и работаешь...
А л л а в е р д и. И то на налоги, подати...
И м а м в е р д и. За душу, за голову, за воду. На что уж вода и ту, собаки, загородили, плати, и никаких чертей.
А л л а в е р д и. Начальнику плати, приставу плати, уряднику плати, старшине плати, помощнику плати, казакам плати, мирабу4 плати.
Э й в а з. Сами виноваты. Не платите.
И м а м в е р д и. Не заплатишь, шкуру снимут. В прошлом году в низовьях все посевы сгорели, а мираб, сука, так и не отпустил воды.
Э й в а з. А вы соберитесь, объединитесь да выгоните всех их из деревни.
А л л а в е р д и. Их выгонишь!.. Как-бы они сами нас всех из деревни.
И м а м в е р д и. Тебе, сынок, что? Сидишь себе в Баку, и все тебе нипочем. Осла не имеешь и о соломе не заботишься.
А л л а в е р д и. Эх, кабы послал мне бог пятьсот рублей, отдал бы я их начальнику да стал бы старшиной. Вот тогда я знал бы, что делать...
И м а м в е р д и. Прежде всего я развелся бы с женой ,и взял бы новую...
Г ю л ь с у н. Ну, ну... Я тебе покажу новую жену. Как раз тебе с твоей старой чохой5 подошло бы быть старшиной.
И м а м в е р д и. Что делать? Работаешь, работаешь, а толку никакого. Три года по копеечке на чоху коплю, и каждый раз собаки эти отбирают, и все остаешься гол, как сокол. Вот с утра опять скандалим. Молчи, говорит, и плати.