Геродот

История

Книга IX

КАЛЛИОПА

1. А Мардоний после возвращения Александра с ответом афинян выступил из Фессалии и пошел на Афины. Жителей тех местностей, где проходило войско, он заставлял следовать за собою. Фессалийские властители1 между тем вовсе не раскаивались в своих прежних поступках, но теперь даже гораздо более настойчиво побуждали царя [напасть на Элладу]. Так, Форак из Ларисы, сопровождавший Ксеркса во время бегства из Эллады, теперь открыто разрешил Мардонию проход через свою страну в Элладу.

2. Когда же персидское войско прибыло в Беотию, фиванцы стали уговаривать Мардония не идти дальше: они советовали разбить здесь стан, так как, по их словам, в Элладе нет более подходящего места для военных действий, чем Беотия. Дальше ему не следует двигаться, но на месте пытаться без боя покорить всю Элладу2. Силой ведь одолеть эллинов было бы трудно целому свету, когда те единодушны, как это было до сих пор. "Если ты последуешь нашему совету, говорили они, - то легко расстроишь все их враждебные замыслы. Пошли денежные подарки наиболее влиятельным людям в отдельных городах и этим ты внесешь раздор в Элладу. А затем с помощью твоих новых приверженцев без труда одолеешь врагов".

3. Так беотийцы советовали Мардонию, а тот не послушался их: он горел желанием вторично взять Афины, отчасти из безрассудного упрямства, а отчасти также потому, что решил сообщить царю весть о взятии Афин сигнальными огнями через острова3, пока тот еще пребывал в Сардах. Однако, когда Мардоний вступил в Аттику, он не нашел там афинян. Большинство их, по слухам, вновь переправилось на кораблях на Саламин, и он взял пустой город. А [первое] взятие города царем произошло за 10 месяцев до вторжения Мардония.

4. Из Афин Мардоний послал на Саламин геллеспонтийца Мурихида с таким же предложением, какое раньше передал афинянам македонянин Александр. Враждебное настроение афинян Мардоний, конечно, знал заранее, но все же вновь отправил посла в надежде, что захват военной силой и подчинение Аттики исцелит афинян от глупого упрямства. Вот почему Мардоний и отправил Мурихида на Саламин.

5. А Мурихид предстал перед советом [афинян] и изложил поручение Мардония. Один из советников, Ликид, высказался за то, что лучше было бы не отвергать предложения Мурихида, а представить его народному собранию. А подал такое мнение Ликид неизвестно, потому ли, что был подкуплен Мардонием, или оттого, что считал его действительно правильным. Афиняне же, услышав такой совет, пришли в негодование (советники - не менее, чем народ, с нетерпением ожидавший на улице) и тотчас обступили Ликида и побили его камнями. Геллеспонтийца же Мурихида они отпустили невредимым. На Саламине между тем поднялось смятение из-за Ликида; афинские женщины, узнав о происшествии, знаками подстрекая и забирая по пути с собой одна другую, явились к жилищу Ликида и побили камнями его жену и детей.

6. На Саламин же афиняне переправились вот как. В ожидании прибытия пелопоннесского войска афиняне оставались в Аттике. Но так как пелопоннесцы все время медлили с помощью, попусту проводя время, а Мардоний наступал и, как сообщали, стоял уже в Беотии, то афиняне перенесли свое имущество в безопасное место, а сами переправились на Саламин. А в Лакедемон афиняне отправили послов с упреками лакедемонянам за то, что те допустили вторжение варваров в Аттику, не встретив врага в Беотии. Послы должны были, кроме того, напомнить им о щедрых посулах персидского царя афинянам (в случае их перехода к персам). Да к тому же еще объявить лакедемонянам: если те откажут в помощи, афиняне сами найдут средство спасения.

7. Лакедемоняне же как раз справляли тогда праздник, именно Гиакинфии, и для них важнее всего в то время было чествование божества (да и стена, воздвигаемая в Истме, была почти готова, и на ней даже ставили зубцы [башен])4. По прибытии в Лакедемон афинские послы вместе с мегарцами и платейцами явились к эфорам и сказали вот что: "Послали нас афиняне и велели передать вам, что царь мидян возвращает нам нашу землю и желает заключить с нами союз на условиях полного равенства [обеих сторон], без обмана и коварства. Он жалует нам кроме нашей земли еще и другую по нашему выбору. А мы не приняли его предложений из благоговейного страха перед эллинским Зевсом и потому, что измена Элладе для нас - отвратительное деяние. Мы отказались, хотя эллины обижали нас и покинули на произвол судьбы и хотя мы знали, что мир с царем нам выгоднее войны. Все же добровольно мы, конечно, не заключили мира с персами. И [поэтому] наш образ действий и намерения по отношению к эллинам честны и искренни. Вы же, напротив, были тогда в сильнейшей тревоге: как бы мы не помирились с персидским царем. А после того как вам стали ясны наши намерения (именно, что мы никогда не предадим Эллады) и так как стена на Истме была почти готова, тогда вы стали совершенно безразличны к афинянам. Договорившись с нами встретить персов в Беотии, вы покинули нас и допустили варваров в Аттику. Поэтому-то афиняне в данный момент гневаются на вас: ведь вы поступили нечестно. Афиняне требуют теперь, чтобы вы без промедления послали войско и вместе с ними дали отпор врагу в Аттике. Но так как мы уже [из-за вашей медлительности] опоздали вступить в Беотию, то на нашей земле самым подходящим полем битвы будет Фриасийская равнина".

8. Выслушав эту речь, эфоры отложили ответ на следующий день, а потом снова на день. И так они поступали 10 дней, откладывая ответ со дня на день. А в это время пелопоннесцы с великим усердием возводили стену на Истме и закончили работы. И я по крайней мере не могу привести никакой иной причины, почему спартанцы, когда Александр был в Афинах, всеми силами старались не допустить примирения афинян с персами, а потом совершенно перестали заботиться об этом, кроме той, что теперь они успели укрепить Истм и считали, что афиняне им уже более не нужны. А когда Александр прибыл в Аттику, стена [на Истме] была еще не готова, но работы, впрочем, велись усердно, так как спартанцы были охвачены ужасом перед [нашествием] персов.

9. Наконец спартанцы дали ответ и выступили, и вот при каких обстоятельствах. Накануне дня последнего приема афинских послов некто Хилей из Тегеи (человек, наиболее уважаемый из чужеземцев в Лакедемоне) узнал от эфоров содержание речи афинян и сказал им вот что: "Дело обстоит вот как, эфоры: если афиняне - не наши друзья, а, наоборот, союзники персидского царя, то ворота в Пелопоннес, несмотря на мощную стену поперек Истма, врагам открыты. Поэтому послушайтесь меня и уступите, пока афиняне еще не приняли какого-нибудь гибельного решения для Эллады".