Жили бойцы в землянках, в которых почти постоянно горели костры. В “старшинской” землянке жили старшина отряда Фатих Измаилович Баязитов и командир взвода лейтенант Подопригора. По душе солдатам приходилась команда старшины: “Получать продукты!” И всегда здесь слышался шум и веселье. Питание в это время наладилось.

Не только бойцы транспортных подразделений, но и местное население – грузины, абхазцы, аджарцы и сланы – вьюками на мулах и ишаках доставляли на перевалы боеприпасы, теплую одежду, продовольствие. Проводник 810-го полка Цалани получил правительственную награду. И не только Цалани, но и все проводники – эти сильные и смелые люди – проявили себя настоящими героями.

Многие жители маленького сванского селения Адзагара, что приютилось у подножия высокого Домбая, веками испытывали суеверный страх перед грозными силами природы. Они не ходили к хребту зимой, так как в это время на нем, но суеверной традиции, беснуются злые духи. Адзагарцы даже избегали смотреть в его сторону. Но когда на Домбай-Ульгене неожиданно появились фашисты, горцы смело повели советские войска на хребет.

Всегда оживленно было в “комиссарской землянке”. Здесь находился замполит отряда Гаевский вместе с лейтенантом Шабуниным. Сюда приносили бойцы свои радости и печали, собирались помечтать о будущем, забегали перед уходом на боевое задание. Иногда через проводников получали газету, чаще всего “Советскую Абхазию”. Бойцы читали ее много раз, зачитывали буквально до дыр. Когда же газет не было, читали личные письма, которые хотя и редко, но все же доставлялись бойцам. Письма шли из Сибири и Поволжья, Армении и Азербайджана, Грузии и Южной Осетии, Дагестана и Средней Азии. И хотя каждое письмо адресовалось одному бойцу и описывались в нем личные, семейные дела, читалось оно чаще всего вслух и было дорого каждому – от него как бы слышался аромат родного края, тепло рук матери, жены, дочери, сына. Письма давали хороший повод для задушевных разговоров, для бесед о положении в тылу и на фронте, о долге, верности, счастье. И какими грустными и молчаливыми были тогда те бойцы, которые не получали писем из родных мест, оккупированных врагом.

Отряд автоматчиков был многоязычный, состоял из разных национальностей. Среди бойцов сложилась крепкая, закаленная в боях интернациональная дружба. Жили все, как родные братья. В часы досуга вместе пели песни. Сложили в отряде и свою песню “Меж Кавказских хребтов” и пели ее на мотив “Меж крутых бережков”.

Так бодрствовали бойцы в короткие зимние дни и длинные холодные ночи. Нередко завязывались кровопролитные бои. Такой бой был в конце ноября на южном склоне перевала. Гитлеровцы попытались еще раз просочиться в Чхалтскую долину и прорваться к Сухуми. Попытка егерей обошлась им дорого и не увенчалась успехом.

После этого боя в Адзагаре полк оставил свою надежную сторожевую группу, а остальные бойцы снова возвратились на Марухский перевал.

Здесь, в заставе, отряд встретил праздник – 25-ю годовщину Великого Октября.

Командир полка получил сведения, что противник пытается перейти вершину юго-восточней горы Кара-Кая. Надо было перепроверить эти данные, “прощупать” оборону и “настроение” немцев.

В лютую декабрьскую пургу взобраться на высоту кажется просто безумием. Но обстановка заставляет идти на риск.

– Кто сможет выполнить эту задачу? – спрашивает Титов у начальника штаба.

– Автоматчики, – отвечает Коваленко.

И в это время они оба невольно посмотрели на мрачную громаду Кара-Кая, которая возвышалась над всеми соседними хребтами, упиралась мохнатой белой головой в темное небо. Оттуда докатывалось грозное эхо обвалов.

На этот раз Титов и Коваленко особенно тщательно инструктировали замполита Гаевского и начальника штаба альпинистского отряда старшего лейтенанта Губкина, которым была поручена эта боевая операция.

Долго Титов и Коваленко наблюдали в бинокль, как мучительно медленно, но уверенно, с помощью ледорубов и железных кошек карабкались автоматчики к вершине. Тонкая, растянувшаяся цепочка бойцов то исчезала за снежными валунами, то снова появлялась на спине белого великана.

Вот наконец вершина. Отсюда хорошо просматривалась вся верхняя седловина перевала, пулеметные и минометные точки, землянки противника. Разведчики заметили, что у немцев появились зенитные пулеметы, которых прежде не было.

Ночь смельчаки провели на вершине под снегом, а утром собрались идти обратно. Начала меняться погода. Зловеще гудел мрачный шпиль Кара-Кая. По гребню пробегали снежные змейки. Каждому опытному альпинисту, знавшему коварство гор, было понятно, что не миновать беды.

Через несколько минут разразилась сильная метель. Они успели скрыться за скалами и валунами, однако там их накрыла лавина. Бойцы, не раз попадавшие в лавины, научились спасать друг друга. Идя в поход, они каждому на рукав привязывали длинную темную ленту. И когда буран затихал, они по этим лентам разыскивали своих товарищей, заваленных снегом. Так было и на этот раз. Двое суток бойцы спасались от бури в ледяных “могильниках”. Это было 13 декабря. День рождения замполита Гаевского чуть не стал днем смерти. Измученные, еле живые, бойцы находили в себе еще силы шутить. Боец Парфенов с лукавой иронией посматривал на флягу, которая висела на боку у Гаевского, и говорил:

– И что это вам, товарищ замполит, вздумалось родиться в такой холод. Сам бог велит сейчас выпить по чарочке.

Гаевскому ничего не оставалось, как отдать флягу со спиртом бойцам, которые тут же разделили его каждому по глотку.

Прошло шесть дней, как автоматчики вышли на задание, но никаких вестей от них не было. Титов и Коваленко нервничали. Им было ясно, что автоматчики погибли. Трудно представить себе, чтобы в такой ураган люди могли выжить в горах.

И вдруг автоматчики воскресли из мертвых. Они шли цепочкой по затвердевшему снегу. Одежда их превратилась в лохмотья. Обросшие, похудевшие от голода и изнуряющего холода, с обмороженными руками, они еле передвигали ноги, все же гордые от того, что в такую страшную стужу покорили Кара-Кай и выполнили ответственное задание.

Тепло и сердечно их встретили боевые товарищи и командование полка.

– Спасибо, – говорил Титов и восторженно жал всем руки. – Вы и смерть свою победили, не только стихию. Поэтому я с превеликим удовольствием вручу каждому из вас награду. Я уже думал, что она будет посмертной.

– Им следует еще присвоить звания мастеров спорта,– вставил майор Кузнецов.– Вряд ли кто из самых отчаянных альпинистов в мирное время покорял эту высоту в такую пургу.

– Нет,– пошутил ПНШ-2 Глухов,– они ведь время не выдержали, задержались на хребте больше положенного.

– У нас была уважительная причина,– ответил на шутку автоматчик Парфенов.– Мы на вершине справляли день рождения замполита Гаевского, да еще со спиртом...

Майор Титов смотрел и не мог насмотреться на своих ребят. Он восхищался их подвигом и думал, глядя на них, что у молодости силы неисчерпаемые: стоило этим смертельно уставшим ребятам немного отдохнуть в теплой землянке, как они все повеселели, раздавались их шутки и смех.

Вслух он сказал:

– Во всяком случае, вы заслужили хороший отдых. Я готов выполнить, как пушкинская золотая рыбка, любую вашу просьбу.

– Есть одна-единственная,– поспешно сказал один из автоматчиков.

– Интересно, какая? – с любопытством спросил Титов.

– Дайте нам в роту хотя бы на недельку “Подснежника”.

– А, вот, оказывается, чего захотели. Хорошо. Разрешаю.

Майор Титов на этот раз собрал всех, командиров, которые прямо или косвенно были связаны с обеспечением быта защитников перевала.

– Каждому из вас,– сказал он,– совершенно ясно, что в эти дни успех защиты перевалов прежде всего зависят от того, как мы сумеем организовать свой быт. Думаю, что не будет преувеличением, если я скажу, что сейчас главный враг – стихия. Некоторые командиры находятся сейчас в плену стихии и готовы всякую расхлябанность относить на счет наших специфических условий. И совершенно правильно отмечается это в приказе штаба дивизии.