Нужно быть пошлой флюгаркой или жалко цепляться за свое положение, чтобы оставаться после всего этого на своем посту.

 Вернулся домой очень поздно, так как вечером состоялось заседание Совета Министров с участием Адмирала; выяснилось, что казачья конференция, делавшаяся в последнее время все наглее и наглее, явилась к Адмиралу и предложила ему принять на себя полную диктаторскую власть, подкрепив себя чисто казачьим правительством и оперевшись преимущественно на казаков. Сначала создалось очень острое положение, смягченное затем вмешательством соединенных общественных организаций; в результате все требования свелись к необходимости сокращения министерств, упрощения и ускорения правительственной работы и созыва совещательного собрания. Требования эти заявлены казачьей конференцией и всеми группами Гос. Экон. Совещания, т. е. представителями внушительной и наиболее государственной части населения.

Я лично согласен со всеми этими заявлениями, но боюсь, что положение фронта и восстания в тылу делают их очень запоздалыми.

Обращаясь к Совету Министров, Верховный правитель высказал свое неудовольствие по поводу разноголосицы в мнениях членов Совета по многим важнейшим государственным вопросам; он подчеркнул, что недопустимо, чтобы решение принималось большинством одного голоса и перевесом голоса председателя.

Сказал он очень резко, затем сообщил о неудовлетворительном настроении и состоянии армии, объяснив это, довольно для меня неожиданно, тем, что армия пропитана большевизмом.

Государственный контролер просил Адмирала передать Совету Министров какие именно требования были заявлены ему казачьей конференцией, так как об этом ходят по городу разные слухи и версии.

Адмирал, не давая ответа по существу, указал только, что он ответил казакам, что сейчас уже не время производить какие-нибудь реформы и перемены в составе Совета Министров, так как это может отразиться на "настроении армии".

Опять откуда-то навязанная идее, ибо армии совершенно не интересуются Советом Министров и не все даже офицеры знают фамилии нашего председателя; фамилии же министров известны только немногим; кроме того я уверен, что всякая перемена в составе Совета будет встречена с удовольствием и с надеждой на что-нибудь лучшее; надежда на нового барина, который "приедет и рассудит", явление широко всероссийское.

Очевидно, что это подсказано Адмиралу теми, кто хочет забронировать теперешний совет министров; если это сделано искренно и убежденно, то показывает глупость и негосударственность советчиков; если же сделано ради эгоизма, то показывает их подлость.

После отъезда Адмирала заседание продолжалось и было посвящено томительным дискуссиям, как осуществить высказанные Адмиралом пожелания.

 Несмотря ни на что, на фронте началось наступление. Дитерихсъ взял на себя великую ответственность и поставил на карту последние сибирские ресурсы белой идеи.

Я видел его у Головина перед самым его отъездом на фронт и повторил ему тот же вопрос, который задал при первом с ним разговоре по поводу наступления: "а что же будет, если наступление не удастся?"

И он опять повторил, что тогда "придется разделиться на партизанские отряды и начать то же, что было в 1918 году."

Я с удивлением посмотрел на этого Главнокомандующего, так легко и просто решавшего судьбу России и армии, и решавшего ее легкомысленно и ложно; ибо теперь уже не 1918, а осень 1919 года, и вся обстановка резко изменилась не в нашу пользу; теперь для нас белых уже немыслима партизанская война, ибо население не за нас, а против нас; немыслима она и потому, что на Сибирь надвигается регулярная красная сила и идут красные комиссары, уже специализировавшиеся на подавлении наших белых восстаний. Где же мы найдем оружие, патроны и пр. и пр.?

Вспомнил, каким архичехом и русофобом был генерал Дитерихс во Владивостоке; вспомнил рассказ генерала Розанова, о том, как, во время очень тяжелого положения наших войск на Урале в 1918 году, тогдашний Главковерх Болдырев просил командовавшего чешскими войсками генерала Дитерихса помочь нашему фронту и взывал к его, как русского генерала, чувствам, но получил отказ, добавленный словами что, "он был русским генералом, а сейчас он чех".

При такой легкости в перемене направления в священнейших понятиях и обязанностях человека и солдата, мало мудреного в том, что такой человек способен так легко смотреть на возможные последствия от начатой им операции.

Как генерал Генерального штаба, занимавший высокие должности - до наштаверха большой Ставки включительно, он не может не понимать, что все наступление построено на авоську и даже при успехе даст только частичное удовлетворение, ибо развить успех нам нечем.

Я стал излагать Головину свое несогласие с возможностью вести партизанскую войну, но Дитерихс отговорился неотложными делами и уехал.

По сведениям Ставки наступление наше на фронте 3-й армии развивается успешно; но иначе и быть не могло, ибо красные этого не ожидали, и теперь всякое такое наступление будет успешно.

Всюду кричат: "Гром победы раздавайся"; уныние сменилось неумеренной радостью; уральские беженцы собираются уже домой.

Уверяют, что и 1-я армия перешла в наступление и нанесла красным решительное поражение. Дай Бог, чтобы все это было верным, а главное, чтобы у красных не оказалось достаточно резервов, чтобы самим перейти в наступление, которого наши слабые и разорванные по фронту войска не выдержать. Главная же надежда на конницу и на то, что командование ею Иванова-Ринова не испортит дела; на искусство И. Р., как кавалерийского начальника, рассчитывать не приходится, и вся надежда на его честолюбие и жажду воинской славы. Сейчас перед ним путь к этой славе открыть; если конный корпус глубоко врежется в красные тылы, порвет их сообщения и связь и разгромит комиссарские штабы, то Сибирская кампания 1919 года нами выигранa и перед нами вся осень, зима и весна для военных и правительственных реформ.

Несомненно, что от конного корпуса зависит успех всей операции, т.к. пехота, по слабости своего состава, не может развить широкого по фронту наступления и не в состоянии долго питать это наступление резервами и пополнениями; по схеме Дитерихса у него около 11 дивизий числится в резерве, но по численности штыков все они равны настоящей дивизии.

В городе говорят, что в казачьем буме уже начались прорехи, и что в, одиннадцати южных станицах казаки отказались выступить на сборные пункты под предлогом, что после их ухода крестьяне разгромить их семьи.

На фронте два молодых казачьих полка конной группы генерала Волкова уже отказались исполнить боевой приказ; их отвели в тыл и послали стариков их укорять и уговаривать; уверяют, что полки раскаялись, но уже самая возможность таких явлений очень знаменательна.

Но сейчас от казаков зависит вся судьба нашего наступления и я готов все простить и отдать им еще по несколько комплектов снаряжения, если они принесут нам перелом фронтового положения.

 Был с докладом у Адмирала; доложил ему свой взгляд на образование в тылу автономных инспекций, подчиненных только Дитерихсу, и на назначение на столь ответственные посты таких бездельных авантюристов, как Хрещатицкий; одновременно повторил просьбу освободить меня от управления Военным Министерством, каковое мной принято в надежде полного его восстановления и полных мне доверия и поддержки.

Прошло всего несколько дней и Министерство еще более разрушается новыми и вредными реформами; доверие же проявляется тем, что такие реформы проводятся без моего ведома и зная, что я с ними резко несогласен.

Адмирал заштормовал и наговорил мне порядочно резкостей; я все выслушал, но заявил, что все мной сказанное доложено ему по долгу службы и совести; личного я ничего не преследую и думаю только об интересах того дела, которому мы все служим.