Дуги Бримсон
Топ Дог
ПРЕЛЮДИЯ
Среда, 8 марта 2000 года, 16.55
Билли Эванс глубоко затянулся только что закуренной сигаретой марки «Бенсон и Хеджес», закрыл глаза и откинулся на роскошное кожаное сиденье «рейндж-ровера» под звуки Эла Грина, певшего «Кто залечит разбитое сердце», которые лились из стереосистемы.
Для Билли, выросшего на рационе музыки 70-х и 80-х, Эл Грин был божеством. Он даже назвал своего первого сына в честь этого великого человека, хотя Саманта и утверждала, что Эл Эванс не звучит, вынудив его пойти на компромисс и согласиться на Элфи.
А эта песня вообще была для него самой важной. Именно под нее он вез Саманту домой в тот вечер, когда они познакомились в «Золотом прииске» на острове Кэнви, и под нее же они танцевали на своей свадьбе. Это была их песня, и она никогда ему не надоедала.
Через 6 минут 24 секунды, все еще чувствуя мурашки на шее, он наклонился вперед, едва слышно выругался, нажал кнопку повтора, прибавил звук и снова с улыбкой откинулся на спинку сиденья.
Эл едва начал второй куплет, как задумчивое состояние Билли было нарушено стуком в окно. Не открывая глаз, он инстинктивно поднял кулак и по— казал два пальца. Он прекрасно знал, кто это. И они могли подождать.
Грэм Хокинс попытался снаружи заглянуть внутрь сквозь тонированные стекла, плюнул и, выругавшись, двинулся через стоянку обратно к четверке с иголочки одетых парней, стоявших прислонясь к серебристому «мерседесу». Многолетнее общение с Билли заставило его наизусть выучить все песни Эла Грина. Вследствие чего тот вызывал у него стойкую ненависть.
— Этот распиздяй выложил почти восемьсот фунтов за стереосистему, и теперь только и делает, что слушает эту негритянскую музыку. Ему самому надо было черным родиться. — Он резко и отрывисто затянулся не столько ради удовольствия, сколько для того, чтобы посмешить присутствующих, и, кипнув высокому стройному негру, стоявшему перед ним, добавил: — Без обид, Стретч. — После чего оба рассмеялись.
— О чем ты, Хокинс? Я и сам люблю послушать «Аббу». Хорошая старомодная музыка.
Хокинс улыбнулся и отшвырнул окурок в сторону черного «рейндж-ровера».
— Тебе никогда не удастся стать приличным белым человеком, Стретч. Член не дорос.
— Твоя мама считает иначе.
— А твоя солидарна со мной, — откликнулся Хокинс, прикуривая следующую сигарету.
От компании отделился один из парней, бессознательно одергивая полы своего нового фирменного пиджака.
— Твою мать, Хок, поторопи ты его, наконец. В «Болейн» будет не протолкнуться, пока мы доберемся.
Хокинс наградил собеседника долгим взглядом и покачал головой.
— Пошел ты. Пижама. Ты что, не видел — я только что стучал ему в окно. Чего тебе еще от меня надо? Ты же его знаешь. К тому же, насколько я могу судить, — Хокинс помедлил, внимательно прислушиваясь к звукам, доносившимся из машины, — секунд через сорок он выйдет.
Все присутствующие непроизвольно посмотрели на часы, после чего перевели взгляд на «рейндж— ровер».
Ровно через сорок семь секунд Билли распахнул дверцу и вышел из машины, приветствуемый громогласным «есть!» и безудержным смехом.
— Что это с вами? — поинтересовался он, перейдя дорогу.
— Это все из-за тебя, кретин несчастный.
— Серьезно? — осведомился Билли, вытягивая руки и делая вид, что он сдается.
— Ты. уже давно должен был быть здесь, — заме— тил Хокинс. — Но нам, как всегда, приходится тебя ждать. Так мы идем за пивом или нет? Чего тормозить?
Билли оглядел знакомые лица и покачал головой с отеческой укоризной.
— Мне что, надо вас за ручку водить? Или, может, вы боитесь этих несчастных саутгемптонских фанов?
— Точняк, — выходя вперед, саркастически заявил высокий белобрысый парень, говоривший на кокни. — В гробу я видал всех этих ублюдков.
Билли нахмурился.
— Твою мать, Даррен, ты совсем рехнулся? Где ты надыбал этот пиджак?
— Это «Стоун Айленд». Нормальная фирма. Не то что эти разноцветные тряпки, которые носите вы, пидоры.
Пижама тоже неодобрительно покачал головой.
— Он всегда живет с опозданием на три года. Тут недавно прикидывал, как поедет на чемпионат мира во Францию,
— Да, я как раз собирался купить тебе там новую пижамку.
Все разразились хохотом. Пижама получил свое прозвище как раз во Франции, когда угрохал полдня на поиски пижамы для своей подружки, у которой был день рождения.
— Девочки, мы идем за пивом или что? — повторил Хокинс с нарастающим раздражением. — Уже почти пять часов, если никто не заметил.
— Я, между прочим, жду вас, — без тени улыбки заметил Билли. — А вы никак не угомонитесь. Кстати… — Он повернулся к круглолицему коротышке, стоявшему у «мерседеса», и из его голоса сразу исчезли все игривые интонации. — Мы готовы к встрече с «Челси», Джефф?
— Без проблем, — откликнулся тот, отталкиваясь от капота машины. — Я только что получил несколько канистр из Бельгии. Первоклассная штука. Никто даже не успеет сообразить, в чем дело.
Билли кивнул. На Джеффа можно было положиться. Именно поэтому все и хранилось у него дома. Включая мобильные телефоны.
— Хорошо. В любом случае у нас еще есть несколько дней. Пижама, звякни им завтра и узнай, собираются ли они появиться на этот раз.
— И скажи, чтобы они не привлекали к себе внимания полиции, — добавил Даррен. — Похоже, стукачей в этом клубе больше, чем в кабинете тори.
Билли улыбнулся. Приятно было снова оказаться в атмосфере привычных шуток.
— На этой неделе я слегка перегружен. Как насчет следующего четверга? — Он окинул присутствующих взглядом и, когда возражений не последовало, добавил: — Тогда заметано. Только на этот раз будем встречаться не в «Болейне», а в каком-нибудь менее заметном месте.
— Как насчет «Святого Георгия»? — предложил Стретч. — Я знаю, что это фанатский паб, но мы туда уже довольно давно не заходили.
Билли кивнул.
— Годится. Тогда где-нибудь в половине девятого. Ну так что, мы пьем пиво или как? Ставит Хок.
Через несколько минут вся компания уже двигалась по Грин-стрит по направлению к «Болейну» — их излюбленному пабу в дни проведения игр. Для неосведомленного наблюдателя они представляли собой просто полдюжины парней, направляющихся на футбольный матч, однако понимающие видели в них нечто большее. Дорогие костюмы и врожденное высокомерие являлись их столь же неотъемлемой чертой, как униформа для полицейского, подозрительно следившего за ними.