-- Это небольшой сувенир в благодарность за ваше согласие. Ведь вы согласились, не правда ли?
9
В первую минуту Флоранс возмутилась было поступком Квоты, но потом, взглянув на браслет, в который были вделаны шесть миниатюрных часов, обрамленных бриллиантами, замерла от восхищения.
-- Я приготовил вам этот подарок по случаю вашего возвращения, -продолжал Квота с улыбкой. -- Так пусть же сейчас он скрепит и, так сказать, ратифицирует данное вами обязательство остаться с нами.
Флоранс обуревали самые разноречивые чувства: то ей чудилось, что она попалась на удочку Квоты, то, что действительно довела его до раскаяния, а если это так, тогда она просто обязана остаться здесь, чтобы помочь исправить его ужасные ошибки; сыграли свою роль и великолепный браслет, и милое внимание, о котором свидетельствовал этот подарок, и неразгаданная тайна души этого человека, безусловно обладающего притягательной силой и в то же время отталкивающего. Не зная, что делать, она подозвала Бретта:
-- Дядечка! Взгляните-ка! Это же просто чудо!
Они принялись вместе разглядывать браслет: одни часики показывали время, а остальные -- число, день недели, месяц, фазы луны и знаки зодиака.
-- Нет, это просто безумие, -- сказал Бретт. -- Честно говоря, Квота, я даже не уверен, может ли Флоранс принять от вас такой...
-- Это не подарок, а контракт, -- все так же улыбаясь, перебил его Квота. -- Итак, Флоранс, значит, -- мы договорились, поздравляю вас!
-- О чем договорились? У меня от вас голова кругом идет!
-- Вы ведь согласились принять на себя руководство?.
-- Какое руководство?
-- Руководство лабораторией коммерческого психоанализа.
Лицо Квоты сразу приняло холодное озабоченное выражение, он вложил какие-то бумаги в кожаный коричневый портфель и сказал:
-- Я должен бежать, меня ждет министр. Вот ваше назначение. -- Глядя куда-то мимо Флоранс, он протянул ей листок.
Флоранс взяла бумагу, пробежала ее и, подняв глаза на Квоту, радостно проговорила:
-- Значит, я могу прекратить производство этого мерзкого чесательного порошка?
Квота уже застегивал замок портфеля.
-- Собственно говоря, -- по его отчужденному, небрежному тону чувствовалось, что он старается увильнуть от прямого ответа, -- боюсь, вы немного опоздали. Он уже поступил в продажу, мы вложили капитал... Впрочем, подайте мне докладную...
Он направился к дверям.
-- Но могу я хотя бы, -- Флоранс шла за ним, -- пока что приостановить производство остальных изобретений такого рода?
-- Трудновато... Здесь тоже могут возникнуть всяческие непредвиденные препятствия... Мы еще поговорим об этом.
-- Вы обещаете мне? Ведь теперь нам столько всего нужно обсудить... Столько проектов...
-- Ну конечно же, -- бросил Квота, не оборачиваясь. -- Чуточку терпения, и все будет в порядке, вот увидите. -- И он повернулся к Бретту: -- До завтра, дорогой.
Уже стоя в дверях, он взглянул на Флоранс:
-- Чуточку терпения, и главное не беспокойтесь. Я вас извещу.
Много позже Флоранс, должно быть, не раз спрашивала себя, как она могла пропустить мимо ушей последние слова Квоты, ведь он даже не попытался видоизменить свою классическую формулу, а это ясно свидетельствовало о том, что он просто-напросто применил свой испытанный и безошибочный метод, чтобы убедить ее остаться, а значит, остаться и самому. Но Квота и впрямь досконально изучил человеческую душу и понимал, что Флоранс, горя нетерпением немедленно же приступить к работе, вмешаться в их дела, все изменить, поставить все на правильный путь, вряд ли даже услышит его слова и таким образом просто не узнает его излюбленной формулы.
Он предвидел и дальнейшее развитие событий. Предвидел, что Флоранс, возглавив лабораторию, непосредственно столкнувшись с проблемами коммерции во всей их сложности, подчинится диалектике производства и сбыта; когда она, занимая к тому же важный пост, окажется лицом к лицу с проблемами, требующими безотлагательного решения, она будет не так разборчива, утверждая предложения психоаналитиков. Короче, он предвидел, что, как только Флоранс окажется в одном ряду с теми, кто должен изо дня в день, хочет он того или нет, подчиняться приказу: "Либо иди вперед, либо подыхай!", она будет действовать так же, как все, и так же неизбежно пойдет вперед.
Да, Флоранс внесла свежую струю в исследовательскую и изобретательскую работу лаборатории коммерческого психоанализа -- так по крайней мере заверил ее Квота, и здесь он не лгал, -- но именно в силу этого он мог в остальном дурачить ее как хотел, да, она натолкнула изобретателей на мысль создать новинки, которых можно было не стыдиться, как, например, блюститель тишины, приглушавший в общественных местах слишком громкие голоса, или "тотализатор в искусстве"; это нововведение обязывало многочисленных завсегдатаев ипподромов делать ставку не только на лошадь, но и на двух победителей аукциона, давших наибольшую цену за две картины: современную и старинную, что прививало вкус к живописи, учило разбираться в ней, любить ее; зато Флоранс, как и все прочие -- как дядя Самюэль, Каписта, члены правления фирмы, члены Национального совета по производству и даже само министерство торговли, -- поддалась общей гонке, вызванной постоянным опасением, что покупатель пресытится, что ему все надоест, что снизятся темпы производства, и поэтому она все слабее и слабее сопротивлялась выпуску тех товаров, которые раньше возмущенно осудила бы, а может быть и осуждала.
В первый раз, утверждая выпуск подобных изделий и пуская их в продажу, Флоранс еще пыталась найти себе какие-то оправдания. Но затем, войдя в новое русло жизни, она все реже искала для себя смягчающие обстоятельства. А потом и вовсе перестала искать. Квота прекрасно знал, что человек, привыкнув к чему-нибудь, прежде всего перестает настороженно к этому относиться. Он прекрасно знал, что Флоранс в конце концов не будет больше обращать внимание на то, что вначале ей так претило.
Разумеется, случалось иногда, чаще всего это бывало в те дни, когда она получала вдруг открытку или какой-нибудь подарок из Франции или Италии, ее вдруг снова охватывал ужас и она принималась бунтовать. Или когда она, уехав на машине отдохнуть за город, внезапно обнаруживала, что куда-то исчезла прелестная зеленая долина или лесистый пригорок, и оказывалось, что за время ее отсутствия здесь наспех возвели на редкость уродливые здания новых торговых центров с автомобильными стоянками, тянущимися на несколько гектаров, станциями обслуживания, большими магазинами, автоматами, павильонами, торгующими кока-колой и мороженым, крикливыми огненными рекламами, которые вспыхивали по вечерам, без передышки кружились перед глазами, ослепляя, словно множество разноцветных солнц, как фейерверк, вызывали тошноту. Или когда ей попадались статистические данные об уровне жидкости в канализационных трубах, по этим данным -- их обычно передавали в конце телевизионной программы -- можно было судить о качестве передачи, если уровень жидкости почти не менялся -- значит, дело было плохо, если же он, наоборот, сразу резко понижался, это свидетельствовало о том, что все шесть миллионов зрителей были захвачены зрелищем, до конца передачи не отходили от экрана телевизора и только потом все разом бросались в уборные. Вот это единодушное действие мочевых пузырей и унитазных бачков, как и расползшиеся за городом, словно раковая опухоль, магазины и торговые помещения, вызывали у Флоранс былые приступы гнева, и тогда она проводила бессонную ночь.