– Чем могу вам помочь, мэм? – Тон ее был не таким почтительным, как слова. В нем весьма отчетливо присутствовала нотка раздражения, а в этом «мэм» был оттенок насмешки.

О Боже! Разве на ней написано, что она «с другой стороны улицы»? Может быть, эти слова неоновым светом сияют у нее на груди? Может, что-то не так с хлопчатобумажной кофточкой с открытым горлом или подходящей ей по тону юбкой до середины икры? Она намеренно отказалась сегодня от джинсов.

– На одиннадцать у меня назначена здесь встреча с миссис Донахью.

Слова «сезам, откройся» вряд ли бы имели больший эффект. Заносчивая портье вмиг переменилась. Обычно, когда незнакомые посетители называли себя и причину своего прихода, она изматывала их тем, что начинала разглядывать лежащие перед ней измятые листы бумаги, якобы разыскивая фамилию посетителя в каком-то мифическом списке. Этим простым приемом можно было превратить даже самого самоуверенного визитера в нечто полное сомнений и заискивающее, поскольку он или она понимали, что если их имя будет случайно пропущено, это приведет к незамедлительному отказу в аудиенции.

– А, гостья мисс Донахью. Конечно, конечно. Мисс Старр. Мы ждали вас. Если вы согласны минутку подождать, я позвоню в купальню мисс Донахью, чтобы за вами кого-нибудь прислали.

Она быстро заговорила по телефону.

Казалось, прошли лишь секунды, а Лайза уже следовала за вьющейся вокруг некоей Лилли Пулитцер юбкой по длинному, покрытому зеленым ковром коридору основного корпуса клуба. Они повернули направо и вышли к бассейну, настолько большому, что там можно было проводить олимпийские заплывы. Его прозрачная голубая вода сверкала так, словно ее доставили из минеральных источников Эвиана. Они осторожно пробирались среди усердно загорающих На солнце миллионеров, переступая через почти оголенные тела многих из тех, кто был вчера на свадебном торжестве. Полночь в Палм-Бич – это время Золушки, поэтому на следующий день обычно встают рано.

Вверх по застеленной коврами лестнице, затем левый поворот, вдоль балкона, и они пришли. Купальня, которой пользовалось семейство Донахью, или скорее группа купален, была совершенно иным миром. Лайза не могла знать о всех годах интриг и сражений, которые дали им право на это. Суть любого клуба в Палм-Бич заключалась в том, что все его члены обладали равными правами, но все вместе они могли смотреть сверху вниз на людей, не входящих в их круг. Этого было недостаточно Марджори Донахью, которая считала, что равенство враждебно ее собственному превосходству. Когда она обратилась в распорядительный комитет за разрешением объединить три купальни в одну, ей отказали. Последовало несколько лет непрекращающихся «кровопусканий», в результате которых состав распорядительного комитета был на тридцать процентов заменен, и в него вошли преданные Донахью люди. Она получила то, что хотела. «Если человек не может иметь даже такой мелочи, как эта, то какой смысл иметь влияние в этом городе», – любила говорить Марджори. Она никогда не называла себя королевой.

Лайза с трудом верила глазам. Синтетическое зеленое, под траву, покрытие пола было здесь заменено на мраморные черно-белые шахматные клетки. И уже ничего невозможного не виделось в том, что в послеобеденное время на этой доске разыгрываются шахматные партии, когда пешки, слоны и кони играют свою партию так, как пожелает их королева, и придворные легко прыгают с клетки на клетку, уничтожая соперников. Черно-белый мотив определенно преобладал в оформлении купальни: черно-белые тенты, черно-белые коврики из шкуры зебры, черно-белые – покрывала на диванах и креслах. Стены украшали в высшей степени экстравагантные и тоже черно-белые картины с изображенными на них искаженными лицами и сценами жестокой резни. Они показались Лайзе смутно знакомыми.

Марджори Дюпон Донахью возлежала, подобно дюгоню, на шезлонге, покрытом черно-белой плетенкой, и купалась в прямых лучах солнечного света. Ясно было, что она привыкла к этому. Она была похожа на изюминку или высушенный чернослив – почерневшая и спекшаяся от многолетнего воздействия ультрафиолетовых лучей. Схожая с кактусом, она не один день смогла бы просуществовать без воды в Сахаре. Без всяких усилий она смогла бы выжить и после кораблекрушения на лишенном защиты от прямых солнечных лучей спасательном плоту. Самим своим существованием она разрушала теорию о наличии связи между солнечным загаром и раком кожи. Вокруг нее сновали, как тараканы, три или четыре женщины, спасавшиеся от солнца под огромными шляпами и благоразумно раскрытыми зонтиками.

Лайза стояла и смотрела на все это. Марджори Донахью говорила по белому телефону. Она сделала Лайзе знак подождать. Никто не может говорить, пока разговаривает королева.

– Да, Фрэн. Совершенно недопустимое поведение. За все годы жизни в этом городе я никогда не слыхала ничего подобного. Бедной Джо Энн всегда делали скидки насчет ее прошлого – конечно, в основном ради Питера. Однако, боюсь, эта свадьба со Стэнсфилдом сорвала крышку с банки с червями. А как звали того милого молодого человека, который всегда утверждал, что был свидетелем, как она «работала» на холостяцкой вечеринке там, на Севере? Боюсь, я была слишком резка с ним. Теперь-то я убеждена, что все, что он говорил, было правдой. Я уверена, всем нам следовало бы вернуть его в число приглашенных на наши званые вечера. По крайней мере, в списках приглашенных ко мне он, несомненно, появится снова. Да, моя дорогая, вы совершенно правы. Именно это я и хотела сказать. Что же нам со всем этим делать? Ну, первое из того, что, как мне кажется, следует сделать, так это отказаться от своих столиков на благотворительном балу, что она дает в пользу больных лейкемией. Думаю, сделать так, что этот бал не станет событием года, вполне в наших силах. Полагаю, это несколько жестоко по отношению к больным раком, но лично я собираюсь анонимно внести деньги в их основной фонд, чтобы компенсировать свое отсутствие на балу. Вряд ли она будет председательствовать на каком-либо балу после этого. О да, Фрэн, и я хочу, чтобы вы вместе со всеми вашими пришли на следующей неделе на коктейль, который я даю в честь Элеоноры Пикок. Такая прекрасная женщина эта Элеонора, не правда ли? Да, моя дорогая, конечно же, я с этим согласна. Такая замечательная подруга.

Произнося все это, Марджори пристально смотрела на Лайзу, и та отлично поняла смысл этого взгляда. Телефонный разговор отчасти был адресован и ей.

– Хорошо, моя милая. Великолепно. Я знала, что могу на вас рассчитывать. Вы прекрасная подруга, Фрэн.

И в самом деле, чем больше я думаю об этом, тем чаще приходит в голову мысль, что именно вас в первую очередь должны были попросить председательствовать на этом благотворительном балу для больных лейкемией. Давайте посмотрим, может быть, на следующий год мы что-нибудь придумаем. Да, уверена, мы сможем это решить. Нет, вы бы подошли лучше всего. Было очень приятно с вами разговаривать. Да, дорогая. И вы обязательно передадите то, что я вам сказала, не правда ли? Мне бы не хотелось, чтобы кто-либо из наших друзей пошел на этот вечер к Джо Энн. Полагаю, тот, кто там покажется, может уже не рассчитывать на какое-либо будущее в этом городе. Совсем ни на какое. Хорошо, моя милая. До свидания, дорогая.

Она бросила телефонную трубку. На лице ее было выражение триумфа.

– Занесите Фрэн Дадли в список, помеченный «определенно с нами», – бросила она бледной девушке С большим желтым блокнотом в руках.

И снова глаза-буравчики обратились к Лайзе.

– Как мило, что вы пришли, мисс Старр. Слава о вас распространилась по всему нашему городу, и я хотела познакомиться с вами. Надо ведь знать человека, о котором все вокруг говорят. – В глазах ее что-то сверкнуло. Было ясно, как солнечный свет, который падал на ее измученное тело, что Марджори Донахью руководило нечто большее, нежели простое любопытство.

Лайза, чье детство, прошедшее на улицах Уэст-Палм-Бич, научило ее кое-чему насчет сути человеческой натуры, начала понимать, откуда дует ветер. Марджори Донахью и Джо Энн Стэнсфилд по каким-то пока не известным причинам крупно рассорились. Купальня уже напоминала какой-то фронтовой командный пункт на переднем крае. По телефону вызывались подкрепления, адъютанты записывали приказы. Все было похоже на начало крупной войсковой операции. Каким-то образом этой хитрой старой лисе стало известно о том, какие чувства Лайза испытывает к Джо Энн. Скорее всего, ей известно и о недавних отношениях Лайзы с Бобби. Может быть, она знает и о ребенке? Лайза хранила это в тайне от всех, кроме Мэгги. Но знали еще врачи в клинике «Добрый самаритянин»… и медицинские сестры… и, надо думать, секретари… может быть, и уборщицы. Впрочем, это ее ничуть не беспокоило, потому что где-то в подсознании уже начала вырисовываться в высшей степени замечательная картина. На ней она видела первые наметки исключительного по своей привлекательности союза. Дружба с Марджори Донахью, основанная на общей цели – полном уничтожении Джо Энн Стэнсфилд. Это было именно то, что требовалось. Покровительство Донахью – то оружие, с которым она безбоязненно вошла бы даже во врата ада. Протеже королевы может плыть, не оглядываясь, по кишащим хищниками водам Палм-Бич, а ей это необходимо, чтобы осуществить то, что стало целью всей жизни, – отомстить Стэнсфилдам, которые так оскорбили и унизили ее.