"Утром мы получали пол-литра жидкой похлебки. Во время умывания надзиратель, стоявший у дверей, подгонял нас дубинкой. Отсутствие элементарных санитарных условий вызвало эпидемию гифа".

Пятый абзац: "Нас снабдили деревянными башмаками, и через несколько дней ноги покрылись ранами, которые вызывали флегмону. Во многих случаях это кончалось смертью".

Председатель: Господин Дюбост! Трибунал рассмотрел вопрос о доказательствах, которые Вы представили о концлагерях, и придерживается такого мнения, что на данной стадии Вы представили достаточно доказательств вины подсудимых. Если подсудимые будут пытаться опровергать эти доказательства, то Вы, согласно пункту "е" статьи 24 Устава, имеете право представить дополнительные подтверждающие обвинение доказательства, если Трибунал найдет возможным принять их. Поэтому Трибунал считает, что не в интересах процесса, который по Уставу должен вестись так быстро, как это возможно, представлять дальнейшие доказательства по вопросу о концентрационных лагерях на данной стадии процесса, если подобные доказательства не являются какими-либо особо новыми материалами, на которые Вы еще не обращали нашего внимания. Если такие материалы имеются, то мы хотели бы, чтобы Вы их подробно охарактеризовали, прежде чем представить их Суду.

Дюбост: Я благодарю Трибунал за вынесенное им решение. Я не скрою, что прежде чем я уточню, на каких именно вопросах следует особо остановиться, мне потребуется несколько минут...

Председатель: Господин Дюбост, возможно Вы могли бы в течение перерыва решить, имеются ли какие-либо особые новые пункты по вопросу о концентрационных лагерях, а пока перейти к другому вопросу?

Дюбост: Я считаю предварительно доказанным, что Германия в лагерях для интернированных и в концлагерях проводила политику, преследующую цель уничтожения своих противников и в то же самое время создания режима террора, который она использовала для того, чтобы содействовать достижению своих политических целей...

Сражавшиеся патриоты не были единственными жертвами этой террористической политики, даже их семьи подвергались преследованиям. Репрессиями угрожали их родственникам, и эти угрозы приводились в исполнение.

Мы предъявляем документ ПС-719, РФ-406. Этот документ Трибунал обнаружит на странице 147 представленной нами книги документов.

Это копия телеграммы из германского посольства в МИД Германии, в которой посол сообщает о разговоре представителей Виши с Лавалем.

Автор этой записки (вероятно, Абец) объясняет, что Буске, с которым был Лаваль во время этого разговора, заявил, что ему совершенно ничего не известно о недавнем побеге брата Жиро.

"Госпожа Жиро, трое его дочерей, другой брат генерала и его невестка, кажется, находятся в лагере Валь-ле-Бен.

Я ответил, что эта мера является недостаточной и что ему не следовало бы удивляться, если в один прекрасный день полиция примет более строгие меры, учитывая, что французская полиция проявила несостоятельность в ряде случаев".

Угроза была приведена в исполнение. Мне сообщали уже, что семья генерала Жиро была угнана...

Все они были невиновны и не принимали участия в организации побега Жиро, но были наказаны за побег.

Я уже неоднократно показывал, что в стремлении создать царство террора немцы использовали средства, которые возмущают сознание честных людей. Одним из этих отталкивающих средств был призыв к доносу.

В документе Ф-278(в) на странице 152, предъявляемом под номером РФ-408, воспроизводится приказ от 20 сентября 1941 г., который являлся столь откровенным нарушением международного права, что это даже привело в беспокойство имперское министерство иностранных дел.

Этот приказ предписывает:

"Если кому-либо станет известно, что оружие находится во владении или хранится лицами, не имеющими на то разрешения, следует в обязательном порядке делать заявления об этом в ближайшее бюро по приему оружия".

Министерство иностранных дел, 29 июня 1942 г., выступило против проекта ответа на французскую ноту, которой в настоящее время в нашем распоряжении нет, но которая является протестом в ответ на упомянутый приказ от 27 декабря 1941 г.

Во втором абзаце проекта немецкой ноты вкратце изложены аргументы французского протеста. Французы, видимо, писали, что если бы французы оккупировали какую-либо германскую территорию, они, безусловно, сочли бы бесчестным любого немца, который выдал бы оккупационным властям нарушителя изданных ими приказов, причем эта позиция была принята германским министерством иностранных дел.

Далее в проекте ноты говорится:

"Основываясь на упомянутых соображениях, министерство иностранных дел считает спорным указание наказывать лиц, не заявивших о владельцах оружия. Предписание о наложении наказания, сделанное в столь общей форме, тем более нецелесообразно, что дало бы возможность французам заявить, что германская армия требует от них действий, которые сама расценивала бы как преступные в том случае, если бы они были совершены немцами".

Я повторяю, что этот проект ноты подготовлен в германском министерстве иностранных дел и подписан Штраком.

Не существует более сурового осуждения германской армии, чем то, которое исходило от самого министерства иностранных дел Германии.

Представители гитлеровской армии выразили свое отношение к ноте так:

"Берлин. 8 декабря 1942 г. Верховное командование германских вооруженных сил.

Верховное командование германских вооруженных сил считает:

Не представляется необходимым открывать дискуссии с французским правительством по вопросу о праве, на которое оно ссылается. Вследствие этого мы также считаем, что не следует отвечать на французскую ноту".

Этот ответ к тому же начинается с утверждения, что любое смягчение отданных приказов будет рассматриваться во Франции и Бельгии как признак слабости.

То, что германская армия причинила оккупированным странам Западной Европы, не явилось признаком ее слабости. Она показала себя как армия, осуществлявшая террор, она создала царство террора во всех наших странах, и это она делала для того, чтобы представить возможность развиваться политике уничтожения побежденных народов, что по представлению всех нацистских руководителей, оставалось главной, вернее, единственной целью настоящей войны.