Бухенвальд считался "исправительным" лагерем, как и все его предшественники. Предназначение лагеря изменится к середине войны, когда гитлеровская программа уничтожения людей будет окончательно введена в действие.
Впоследствии Бухенвальд, как и Освенцим, имел двойное назначение. Тех, кто был болен, слаб или слишком мал, чтобы работать, сразу отправляли на смерть. Тех, кто казался подходящим дня работы на рейх, заставляли трудиться в нечеловеческих условиях на производящей вооружение фабрике по соседству с лагерем. Скудный рацион и непосильный труд неизбежно приводили узников к смерти.
В то время как Кох упивался властью, наблюдая за ежедневным уничтожением людей, его жена испытывала еще большее удовольствие от мук заключенных. В лагере ее боялись больше самого коменданта.
Садистка обычно прохаживалась по лагерю, раздавая удары плетью любому встречному в полосатой одежде. Иногда брала с собой свирепую овчарку и приходила в восторг, натравливая собаку на беременных женщин или узников с тяжелой ношей. Неудивительно, что заключенные прозвали Ильзу "сукой Бухенвальда".
Когда измученным вконец узникам казалось, что уже не существует более страшных истязаний, садистка изобретала новые зверства. Она приказывала заключенным мужчинам раздеться. Те, у кого не было татуировки на коже, Ильзу Кох мало интересовали. Но когда она видела на чьем-то теле экзотический узор, в глазах садистки вспыхивала плотоядная усмешка. А это означало, что перед ней - очередная жертва.
Позже Ильзу Кох прозвали "фрау Абажур". Она использовала выделанную кожу убитых мужчин для создания разнообразной домашней утвари, чем чрезвычайно гордилась. Наиболее подходящей для поделок она находила кожу цыган и русских военнопленных с наколками на груди и спине. Это позволяло делать вещи весьма декоративными". Особенно Ильзе нравились абажуры.
Один из узников, еврей Альберт Греновский, которого заставили работать в патологоанатомической лаборатории Бухенвальда, рассказывал после войны, что отобранных Ильзой заключенных с татуировкой доставляли в диспансер. Там их убивали, используя смертоносные инъекции.
Был только один надежный способ не попасть "суке" на абажур изуродовать себе кожу или умереть в газовой камере. Некоторым и это казалось благом.
Тела, имеющие "художественную ценность", доставляли в патологоанатомическую лабораторию, где их обрабатывали спиртом и аккуратно сдирали кожу. Затем ее высушивали, смазывали растительным маслом и упаковывали в специальные пакеты.
А Ильза тем временем совершенствовала свое мастерство. Из кожи заключенных она стала шить перчатки и ажурное нижнее белье. "Татуировку, украсившую трусики Ильзы, я видел на спине одного цыгана из моего блока", рассказывал Альберт Греновский.
По-видимому, изуверские развлечения Ильзы Кох сделались модными среди ее коллег в других концентрационных лагерях, которые множились в нацистской империи как грибы. Для нее было удовольствием переписываться с женами комендантов других лагерей и давать им подробные инструкции, как превратить человеческую кожу в экзотические переплеты книг, абажуры, перчатки или скатерти для стола.
Это людоедское "ремесло" не осталось не замеченным властями. В конце 1941 года супруги Кох предстали перед судом СС в Касселе по обвинению в "чрезмерной жестокости и моральном разложении". Пытки и убийства были для эсэсовцев нормальным явлением. Но получать от этого удовольствие лицемерная нацистская Фемида считала "безнравственным". Крестоносцам "третьего рейха" не хотелось публично выступать в роли садистов. Разговоры об абажурах и книгах просочились из лагеря и привели Ильзу и Карла на скамью подсудимых, где они должны были держать ответ за "превышение власти".
Однако в тот раз садистам удалось избежать наказания. Суд решил, что они стали жертвой оговора со стороны недоброжелателей. Бывший комендант некоторое время был "советником" в другом концентрационном лагере. Но вскоре супруги-изуверы вновь вернулись в Бухенвальд. И только в 1944 году состоялся суд, на котором садистам не удалось уйти от ответственности.
Карл Кох предстал перед военным трибуналом по обвинению в убийстве эсэсовца, который неоднократно жаловался на наглые вымогательства со стороны коменданта лагеря. Обнаружилось, что большая часть награбленных ценностей вместо того, чтобы поступить в сейфы рейхсбанка в Берлине, осела в виде астрономических сумм на секретном счете супругов Кох в швейцарском банке.
Карл Кох вырывал у мертвых золотые коронки, у живых отнимал драгоценности, обручальные кольца и деньги, которые они пытались спрятать в одежде. Таким образом комендант лагеря рассчитывал обеспечить свое послевоенное благосостояние. Кох был преданным нацистом, но еще более он был предан себе и понимал, что Германия проигрывает войну. Комендант Бухенвальда не собирался погибать вместе с "третьим рейхом". Но он не учел одного: не пытки и убийства, а воровство являлось в глазах высших чинов СС самым тяжким преступлением.
Нацисты отыскали пастора, который должен был дать показания против Коха на заседании трибунала. Свидетеля держали под бдительной охраной в тюрьме. Непостижимо, но он был найден убитым в своей камере за день до судебного заседания. Но эта смерть означала конец и для подсудимого Карла Коха: во внутренностях пастора при вскрытии был обнаружен цианистый калий, и стало ясно, кто и почему убил свидетеля.
Последние дни Бухенвальда
Кох, обвиненный еще и в убийстве пастора, был приговорен к смертной казни. Закрытый трибунал СС заслушал судью Конрада Моргена, который, получив полномочия от Гиммлера, ездил в Бухенвальд для установления виновности коменданта в кражах. Он обнаружил свидетельства многочисленных преступлений обвиняемого. Была найдена крупная сумма денег, спрятанная у Коха под кроватью, - эти деньги он "реквизировал" у заключенных. Бывший комендант умолял, чтобы ему дали шанс искупить вину в штрафном батальоне где-нибудь на Восточном фронте. Эта просьба была отклонена.
Репутация Коха оказалась ниже предела, допускаемого даже нацистской "моралью". И в холодное апрельское утро 1945 года, буквально за несколько дней до освобождения лагеря союзными войсками, Карл Кох был расстрелян во дворе того самого лагеря, где он совсем недавно распоряжался тысячами человеческих судеб.
Овдовевшая Ильза была виновна в неменьшей степени, чем ее муж. Многие заключенные считали, что Кох совершал преступления под дьявольским влиянием своей жены. В глазах же СС вина ее была незначительна. Садистку освободили из-под стражи.
Тем не менее она не вернулась в Бухенвальд. Незадолго до окончания войны преступница уже находилась на родительской ферме рядом с Людвигсбергом.
Но ее имя не было забыто теми, кто выжил. Известный американский радиокомментатор Эдвард Мэрроу потряс слушателей рассказом о том, что он увидел, когда союзные войска освободили Бухенвальд: "Мы достигли главного входа. Заключенные сгрудились за колючей проволокой. Едва мы миновали ворота, как вокруг меня собралась толпа людей, которые пытались дотронуться до меня. Они были в лохмотьях. Смерть уже дохнула на них, но они улыбались одними глазами. Когда я добрался до бараков и вошел в один из них, то услышал слабые аплодисменты узников, уже неспособных подняться с нар. Я вышел во двор. Один человек на моих глазах упал замертво. Люди представляли собой скелеты, обтянутые кожей... Дети цеплялись за мои руки и смотрели на меня как на чудо. Мужчины подходили и пытались заговорить со мной. Здесь были люди со всей Европы. Многие больные вообще не могли двигаться. Я спросил о причине смерти упавшего человека. Врач сказал: "Туберкулез, голод, физическая усталость и полная утрата воли к жизни".
Умоляю поверить в то, что я рассказал о Бухенвальде. Но это только маленькая часть огромной правды, которую мир будет постигать долгие годы".
Против чего стоит воевать
Генерал Эйзенхауэр приказал, чтобы 80-я дивизия, освобождавшая Бухенвальд, увидела страшную картину своими глазами. "Они, может быть, не знали, за что воевали, - заметил он, - но сейчас, по крайней мере, видят, против чего стоит бороться".