Александр Астраханцев
Почем нынче Ван Гог
— Вот, значит. И назвали мы его с Олегом — УИКГМ-1, то есть «усилитель импульсов коры головного мозга», первая рабочая модель.
— Мда-а, интересно… Ну, давай за твой УИКГМ!
Это в изрядно захламленной комнатенке, больше похожей на мастерскую, чем на жилье, с одним окном, распахнутым в теплые и сухие сентябрьские сумерки, навстречу светлому закату за верхушками тихо роняющих жухлый лист тополей, сидели за столом двое сверстников лет этак слегка за тридцать: один, тот, что рассказывал про УИКГМ — крепыш с круглой, коротко стриженой головой, другой, что поднял сейчас рюмку и предложил выпить за УИКГМ — наоборот, худой и жилистый, с аскетически впалыми щеками, жидкой бородкой, лысеющим теменем и длинными, свисающими сзади на плечи волосами. Крепыша звали Андреем Кузиным, высокого и худого — Сергеем Мамоновым, однако друг друга они называли уменьшительно-грубоватыми именами, даже, скорее, кличками, оставшимися от детства: Мамонов Андрея — «Андрюхой», а Кузин Сергея, соответственно — «Серегой». Перед ними, слабо отражаясь в темной полировке стола, стояла початая бутылка коньяка, а также кое-как, по-холостяцки собранная закуска в тарелках: грубые ломти хлеба и колбасы, алые помидоры и желтые крупные яблоки.
Еще на столе перед ними стоял небольшой, сантиметров в тридцать высоты ящичек в черной пластиковой облицовке, с многочисленными кнопочками, рычажками, светящимися глазками и прорезями окошечек, в которых виднелись шкалы с тончайшими, словно паутинки, качающимися и пульсирующими стрелками.
Сидящие опрокинули в себя по рюмочке, шумно выдохнули и закусили всем понемногу; хозяин, крепыш Кузин, забыл положить на стол вилки, поэтому ели руками.
— Аббревиатура, конечно, не блеск, — заметил Мамонов. — Не умеете вы, технари, красиво называть свои детища. УИКГМ! Извини меня, но это звук отрыжки… Так что, это у вас секретная работа, или как?
— Да какая секретная! — вяло махнул рукой Кузин. — Теоретические основы ее давно известны, и во всех странах этот прибор разрабатывается; может, даже где-то и готов, так что все эти секреты — чистая условность; тут важно, кто первый. Хотя болтать, конечно, слишком не надо — я-то тебе как другу детства: все — между нами.
— Да поня-атно! Но вы с Олегом заявку на патент-то хоть подали?
— Конечно! Только пока там почешутся, пока экспертизу пройдет — это ж гонки на черепахах. Хорошо хоть, патент действует со дня подачи заявки — надеюсь, все-таки будем первыми, и тогда — вот им всем! — Кузин показал кому-то в пространство задорный кукиш.
— И он что, в самом деле усиливает работу мозга? — недоверчиво кивнул Мамонов на черный ящичек.
— Мгм, — кивнул Кузин с набитым ртом — он как раз откусил бок сочного хрусткого яблока.
— И как он действует?
— Н-ну… как бы это тебе попроще-то? — Кузин, наконец, разжевал и проглотил откушенное. — Ты имеешь представление о биоимпульсах коры головного мозга?
— Имею, конечно! — уверенно заявил Мамонов. — Постоянно читаю «Науку и жизнь».
— Х-хэ, скажи еще: журнал «Мурзилку» читаешь!.. В общем, каждый участок твоей корки генерирует биоэнергетические импульсы, причем каждый импульс — это целый каскад волн. Усекаешь?
Мамонов кивнул.
— И вот, представь себе: каждый участок твоей корки работает как радиостанция, а я, предположим — этот прибор! — Андрей постучал ногтем по корпусу черного ящика; увлекшись рассказом, он оживился, глаза его возбужденно заблестели. — Так вот, мне надо настроиться на твою корку, отловить самый сильный, рабочий, так сказать, импульс, очистить от помех — а их жуть сколько: тут и сердце, и желудок, и дыхалка, и мочеполовая система — это ж тоже мощные источники, не считая внешних… Отловить, значит, разложить, прочитать импульс, потом снова сгенерировать, усилить — и отправить в твою башку. Причем это легко, если вшить в череп антенну, а попробуй отловить и отправить обратно без нее!
— Мда-а… — Мамонов, пощипывая бороденку, взглянул на черный неказистый ящик с некоторым уважением. — Это интересно, — с серьезностью, не то искренней, не то деланной, изрек он. — А какие именно импульсы он усиливает?
— Н-ну, в первую очередь, конечно, при запоминании — когда в мозгу преобладает один устойчивый импульс. Хочешь, на тебе проверю?
— Потом, — состорожничал Мамонов. — Надо, наверное, на трезвую голову… А это не опасно?
— Да ты что! Мы на себе уже обкатали.
— Двоечникам должен хорошо помогать.
— Слишком дорого, — рассмеялся Андрей, — пускай сами учат… Вот людям творческим — другое дело! Писателям, ученым, инженерам… Представляешь, как можно изменить жизнь? Это же сказка будет!
— А скажи, — задумчиво спросил Мамонов, не очень внимательно слушая товарища, — он должен, в таком случае, помогать гипнозу?
— Гипнозу? — переспросил Кузин и задумался. — В принципе, да!.. Ты хорошую мысль подал: можно использовать в медицине!
— И много у вас этих приборов? — спросил Мамонов, сосредоточенно собрав брови на переносице, упорно размышляя о чем-то своем.
— Да откуда! Два всего — все ведь вручную, все методом тыка, — простодушно откровенничал Кузин. — Это, — небрежно кивнул он на свой черный ящик, — аналог, я его дома собрал, для себя; балуюсь вот от нечего делать вечерами, совершенствую.
— А если украдут?
— Ящик-то? — рассмеялся Кузин. — Да пусть крадут! Кроме нас с Олегом, тут никто ничего не поймет, вся программа — в этой кости, — расхваставшись, постучал он пальцем по своему крепкому лбу. — Ну что, выпьем за мой секрет?
Снова выпили по рюмочке; закусили.
— Ты меня извини за прозаический вопрос, — продолжил между тем Мамонов, — но что тебе теперь обещает этот ящик в смысле мани-мани? — характерным движением он потер нечто невидимое меж большим и указательным пальцами.
— В смысле мани-мани? — переспросил Кузин. — Да пока ничего… Конечно, если б мы с Олегом работали не в нашем чертовом НИИ и не были повязаны темой, можно бы просто толкнуть его за бугор — уверен, там за него не поскупились бы. Хотя… на кого напорешься и там. А тут единственный путь — ждать: как пойдет конъюнктура, будем ли первыми, и чем платить будут? Вот такой расклад… Да черт с ним, поживем — увидим, — беспечно махну он рукой. — Ну, ладно, как ты, рассказывай. Что новенького в искусствоведении?
— А знаешь, Андрюха, — не слыша товарища, сказал Мамонов, — у меня в голове сложился грандиозный план!
Андрей вдруг расхохотался.
— Чего ты? — недоуменно спросил Мамонов. — Чем это я тебя так рассмешил?
— А тем, — торжествующе ответил Андрей, подняв палец, — что мой УИКГМ, несмотря на неблагозвучную аббревиатуру, работает как часы! Знаешь, почему у тебя родился грандиозный план? Сказать?
— Ну, скажи.
— Потому что я включил и настроил его на тебя! Видишь: действует и на пьяные мозги!
— Прекрасно, — кисловато, безо всякого воодушевления отозвался Мамонов. — Можешь теперь переключить его на себя, чтобы лучше усвоить мою мысль. И послушай внимательно. А перед этим давай-ка еще вмажем, — он наполнил рюмки и поднял свою. — За успех нашего безнадежного предприятия, которое я хочу тебе предложить!
Выпили, выдохнули разом, сложили по бутерброду с колбасой и взяли по помидору; Мамонов откусил от того и другого, прожевал и стал развивать свое предложение, начав, впрочем, издалека:
— Ты вот не знаешь, сколько получишь за него — и получишь ли вообще? А ведь с его помощью, как я понял, можно уже сегодня… ну, не сегодня, а, скажем, уже завтра заработать бабки…
Кузин хотел возразить, но Мамонов движением руки остановил его:
— Нет, ты дослушай — я тебя слушал. И, между прочим, не перебивал! Знаю, что ты скажешь: что ты не имеешь права, ты не один над ним работал…
— Но я действительно не имею права!
— Нет, имеешь, потому что Олег — всего лишь твой прямой начальник и руководитель темы, а ты, ты — главный исполнитель, ты — автор этого ящика!