Бабель Исаак

Публицистика

Исаак Бабель

Публицистика

Содержание:

Первая помощь

О лошадях

Недоноски

Битые

Дворец материнства

Эвакуированные

Мозаика

Заведеньице

О грузине, керенке и генеральской дочке

Слепые

Вечер

Я задним стоял

Зверь молчит

Финны

Новый быт

Случай на Невском

Святейший патриарх

Газета "Новая жизнь", 1918 год

ПЕРВАЯ ПОМОЩЬ

Каждый день люди подкалывают друг друга, бросают друг друга с мостов в черную Неву, истекают кровью от неправильных или несчастных родов. Так было. Так есть.

Для того, чтобы спасать маленьких людей, гранящих тротуары большого города, существуют станции скорой помощи.

Так и называется - скорая или первая помощь. Если вы хотите знать, как помогают в Петрограде, как быстро помогают в Петрограде, - я могу вам рассказать.

В канцелярии станций царствует великое молчание. Есть длинные комнаты, блестящие пишущие машинки, стопочки бумаги, подметенные полы. Есть еще испуганная барышня, года три тому назад начавшая писать бумажонки и журналы и не могущая - в силу инерции - остановиться. А остановиться не мешало бы, потому что давно уже - ни бумажонки, ни журналы никому не нужны. Кроме барышни - людей нет. Барышня - это штат. Можно даже сказать штат сверх комплекта. Если нет лошадей, нет бензина, нет работы, нет докторов, нет пекущихся, нет опекаемых - зачем же тогда комплекты?

Всего этого действительно нет. Когда-то было три автомобиля "лежачих", как их называют служащие, и четыре "нележачих". Они и есть, но на вызовы не выезжают, потому что нет бензина. Бензина давно нет. Недавно кому-то надоело это тихое положение. Кто-то прикрепил значок к сюртуку и поехал в Смольный.

Начальство ответило: "Общее количество бензина, числящегося на городских складах столицы, доходит до двух с половиной пудов". Начальство, может быть, ошиблось. Однако возражать нечего.

Было еще шесть кареток при пожарных частях. В настоящее время они отдыхают. Пожарные команды не дают лошадей - "для себя не хватает".

Итак, осталась одна каретка. Для нее нанимают двух лошадей у извозопромышленника и платят ему за это 1000 в месяц.

Из многочисленных вызовов - в день удовлетворяются два или три. Больше не успеть - концы большие, лошади тощие. На место происшествия, если оно, скажем, на Васильевском, приезжают через час-два. Человек уже помер, или человека вообще нет, - исчез. Если же пострадавший оказывается в наличности, то он с прохладцей отвозится в больницу, а карета после роздыха отправляется дальше - на вызов, имевший место часов пять тому назад. Для регистрации деятельности учреждения существует специальная книга - книга отказов. В нее вносятся случаи, когда помощь не была оказана. Пухлая книга, самая важная, единственная книга. Других не надо.

Единственную шевелящуюся каретку обслуживают 22 человека персонала - из них 11 фельдшеров и 7 санитаров. Очень возможно, что все они получают жалованье и даже по сложной схеме - с прибавкой на дороговизну.

При станции нет никаких учреждений, иллюстрирующих ее деятельность, нет музеев, больниц. В Западной Европе, во многих городах такие музеи представляют исключительный интерес, живую и скорбную летопись городской жизни. В них собраны орудия убийства, самоубийства, письма самоубийц молчащие и красноречивые свидетельства о человеческих тяготах, о гибельном влиянии города и камня.

У нас этого нет. У нас ничего нет - ни скорой, ни помощи. Есть только трехмиллионный город, недоедающий, бурно сотрясающийся в основах своего бытия. Есть много крови, льющейся на улице и в домах.

Станция, находившаяся в ведении Красного Креста, перешла теперь к городу. Очевидно, что-то ему нужно предпринять.

О ЛОШАДЯХ

То, что называлось раньше Петроградскими скотобойнями, ныне не существует. Ни одного быка, ни одного теленка не доставляют на скотный двор. Быки есть только у входа замечательного, по величественной и ясной архитектуре, главного флигеля - бронзовые быки, символы мощи, обилия и богатства. Нынче они сиротливы - эти символы - и живут собственной отдельной жизнью. Я брожу по скотному двору. Он мертвенно пуст, пуст до странности. Белый снег блестит под светлым и холодным солнцем Петрополя. Слабо протоптанные дорожки ведут в разные стороны. Мощные приземистые строения чисто выметены и молчат. Ни одного человека вокруг, ни одного голоса, ни одной травинки на земле. Только воронье с криком носится над местами, где когда-то дымилась кровь и трепетали только что переставшие жить внутренности.

Я ищу конебойню, но в продолжении четверти часа не нахожу на обширных дворах ни одной души, у которой можно было бы справиться о пути. Наконец, добрел. Картина изменилась. Здесь не пусто. Наоборот. Десятки, сотни лошадей понуро стоят в стойлах. Они дремлют от истощения, едят собственный кал и деревянные столбы изгородей. Изгороди теперь покрыты железными рельсами. Это сделано для того, чтобы предохранить наполовину съеденные лошадьми столбы от конечной гибели.

Полуразрушенное голодными животными дерево - вот нынешний символ - в противовес прошедшему - бронзовым быкам, наполненным тугим, красным, жирным мясом.

Десятки татар заняты убоем лошадей. Это чисто татарское дело. Наши бойцы, сидящие без работы, до сих пор не решились приступить к нему. Не могут, душа не пускает.

Это приносит вред. Татары совершенно не обучены своему ремеслу. Не менее четверти всех шкур пропадает бесплодно - не знают, как их снимать. Старых бойцов теперь не хватает. Сейчас вы узнаете - почему.

Я хожу с доктором мимо строений, где убивают лошадей. Мясники проносят дымящиеся туши, кони падают на каменные полы и умирают без стона. Доктор говорит мне скучные и привычные слова о том, что у нас во всем хаос, что и на конебойнях хаос, надо бы то и другое, проектируют всяческие меры.

Я узнаю страшную статистику. Против 30-40 лошадей, шедших на убой в прежнее время, - теперь ежедневно на скотный двор поступает 500-600 лошадей. Январь дал 5 тысяч убитых лошадей, март даст 10 тысяч. Причины нет корма. Татары платят за истощенную лошадь 1000-1500-2000 рублей. Страшно повысился качественный уровень убиваемых лошадей. Раньше бойня видела только старых, издыхающих. Теперь сплошь и рядом идут в резку превосходные рабочие кони, трехлетки, четырехлетки. Продают все - легковые извозчики, ломовые, частные владельцы, окрестные крестьяне. Процесс "обезлошадения" идет со страшной быстротой, и это перед весной, перед рабочей порой. Паровая движущая сила исчезает катастрофически. С живой силой - столь нужной нам - происходит то же. Останется ли вообще что-нибудь?