- Ну куда ты спешишь, Юра? - кричала ему вдогонку Ольга. Но он, видимо, не слышал и продолжал идти.

До поезда оставались считанные минуты, когда к станционному фонарю подбежал Берестов.

- Прости, Юра, что не мог раньше! - сказал он виновато, сдвинув на затылок шапку-ушанку.

- Пустяки. Спасибо, что пришел! - ответил Юрий, переведя взгляд на Ольгу.

Она стояла, прислонившись к фонарю, притихшая, молчаливая, с тревогой поглядывая в мглистую даль, откуда вот-вот должен был показаться поезд. За поворотом уже Дважды коротко прогудел паровоз. Через минуту оттуда ударила широкая полоса света, и почти сразу в густом белом облаке показалось огромное грохочущее чудище. Ольге стало страшно. Она испуганно отпрянула, но тут же опомнившись, кинулась к Юрию, упала ему на грудь и громко зарыдала.

- Прощай, Оля, прощай, моя милая! - торопливо забормотал он, целуя ее в губы.

- Юра, заезжай к нашим, - отрываясь от него, сказала она. - Сделай это ради Клавочки. Скажи ей, что мамочка скоро приедет за ней. И непременно пиши...

- Хорошо, Оля, напишу! - пообещал он и, постояв мгновение в нерешительности, еще раз торопливо поцеловал ее и побежал к вагону, где его ожидал с чемоданом Берестов. - Ну, Алеша, прощай и ты! - сказал он, по-дружески обнимая его.

- Почему прощай? - спросил Алеша. - Разве мы больше не увидимся?

Юрий не ответил.

Схватив у Алеши чемодан, он забросил его в тамбур и, когда поезд тронулся, с подножки вагона крикнул:

- Оля, будь счастлива! Алеша, смотри за ней!

Берестов помахал рукой, а Ольга, прикрыв варежкой дрожащие губы, заплаканными глазами смотрела вслед поезду. Когда последний вагон скрылся в мглистом вихре, она с такой болью ощутила свое горькое одиночество, что из груди ее вырвался отчаянный крик:

- Алеша, где вы?

- Здесь я, Ольга Игнатьевна! - ответил Берестов, подбегая к ней и беря под руку.

3

Назавтра Ольга не могла встать с постели. Болела голова. Саднило в горле. Измерила температуру и ужаснулась: тридцать девять. Приняв таблетку стрептоцида, опять заснула. Вскоре сквозь сон услышала, что кто-то на кухне хлопнул дверью. Это пришла Ефросинья Ивановна.

- Что с тобой, мамка? - спросила сестра.

- Кажется, ангина!

- Это вчера прохватило тебя, наверно?

- Может быть, - неуверенно сказала Ольга.

- Я, однако, Алексея Константиновича пришлю!

- Не надо, Фросечка. Я ему напишу записку.

- А кушать чего надо тебе?

- Нет, только пить. Поставьте, Фросечка, чайник.

Ольга написала Берестову: "Алексей Константинович, я заболела. Кажется, ангина. Температура тридцать девять. Самочувствие сквернейшее. Отправьте с Фросей пенициллин. И, умоляю Вас, не смейте приходить! А если вздумаете прийти, обижусь! О. И.".

Через час Берестов отправил пенициллин и ответную записку: "Надо бы посмотреть Ваше горло, но не смею, раз не велите. Желаю здоровья. Пусть Фрося побудет с Вами, в больнице останется Катя. А. К.".

Вечером Ольге стало хуже. Температура подскочила к сорока градусам. Она с трудом глотала сладкий чай, который ей давала пить Ефросинья Ивановна. Временами впадала в забытье, металась, бредила. И Фрося решила позвать Берестова.

- Скорее идите, Алексей Константинович, совсем худо ей! - сказала она, прибежав за ним.

Он быстро взял из шкафа ампулу, шприц и, как был в белом халате и без шапки, выскочил из больницы и побежал через дорогу.

Он застал Ольгу в бреду. Разметав руки, откинув голову на подушке, плотно сомкнув глаза, она бессвязно и непонятно для Алеши хриплым, задыхающимся голосом бормотала: "Дедуля, я тону, спасайте меня, спасайте! Там в мешке Юрины тапочки. Нет, я не могу оперировать вашего приятеля! Юра, где Клавочка? Да вы не волнуйтесь, Сергей Терентьевич, никаких шариков у вас не будет!.. Нет у меня старшего брата, дорогой Уланка..."

- Ольга Игнатьевна, пожалуйста, успокойтесь, - умоляюще сказал Алеша, взяв ее горячую влажную руку и нащупывая пульс. - Сейчас сделаем укол, и сразу станет лучше.

Он легким щелчком отбил острый хоботок ампулы, набрал в шприц сизоватую жидкость и ловким уверенным движением ввел иглу под кожу чуть повыше локтя. Ольга сразу успокоилась, перестала бредить, приоткрыла глаза и, не сразу узнав Алешу, несколько секунд безучастно на него смотрела.

- Я только что уезжала куда-то...

- Лежите спокойно, Ольга Игнатьевна. Сейчас вам будет легче, - и плотнее закутал ее одеялом. - И где это вы подхватили такую ангинищу?

Ольга тяжело задышала и, как сквозь сон, далеким голосом спросила:

- Почему вы здесь, Алеша?

Он как можно ласковей ответил:

- Потому что вы больная, а я - врач! - И, к радости своей, заметил, что лицо ее слегка оживилось. - Надо бы посмотреть, что у вас с горлом...

Она попросила пить.

Он поил ее чаем с ложечки, как маленькую, и с нежностью глядел в ее тихие, немного запавшие и, как всегда, влажно блестевшие глаза, не понимая, почему она не велела ему приходить. Потом он мысленно стал ругать себя, что не проявил настойчивости и не поговорил серьезно с Юрием. Во всяком случае, Алеша был уверен, что Юрий скоро вернется, и решительно не понимал, почему так убивается Ольга Игнатьевна. Неужели из-за каких-то там "буковых лесов" дело у них дойдет до разрыва!

Вдруг Ольга сделала рукой слабое, непонятное движение и шепотом произнесла:

- Вот я и осталась одна...

- Вы опять волнуетесь, - сказал Алеша построже. - Заснули бы! Мне, кстати, всегда нравится, как вы говорите больным: "Усните, голубчик, сон самый лучший доктор!" Так давайте, голубушка, усните!

Он поправил сбившуюся набок подушку, натянул ей на плечи одеяло и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Проснувшись в седьмом часу утра и увидав, что рядом сидит Катя, Ольга догадалась, что это Берестов прислал ее дежурить.

- Ты всю ночь была со мной?

- Всю, а что?

Ольга не ответила.

- Вам стало лучше, Ольга Игнатьевна?

- Кажется...

- Вот видите! - подхватила Катя. - Алексей Константинович наказал, чтобы я накормила вас, когда проснетесь...

- Нет, не хочу!

- Надо покушать, Ольга Игнатьевна. Вы и так слабенькая. Я сварила яичко всмятку. Есть булочка с маслом, мед, чай. Ведь доктор приказал, Ольга Игнатьевна!

- Раз доктор приказал, давай, Катенька, корми, - сказала она.

Катя обрадовалась, выбежала на кухню и через минуту принесла заранее приготовленные яйцо всмятку, кусок булки с маслом, чай.

- Я прежде, однако, думала, что доктора никогда не болеют. А тут... вот тебе, - призналась Катя.

Ольга невольно усмехнулась.

- Болеют теми же болезнями, что и все люди.

Катя удивленно покрутила головой:

- Теперь вижу!

- Ты, Катенька, твердо решила поступить в медицинский? - спросила Ольга, отпивая небольшими глотками чай.

- Угу! - закивала Катя. - И папка Щеглов советует! И Алексей Константинович то же самое... - И, выждав несколько секунд, спросила: Верно это, доктор Берестов говорил, что вы, Ольга Игнатьевна, какую-то книжку составляете и в этой книжке будто бы напишете, почему наших орочей мало осталось? Должно быть, и про наших Бяпалинок тоже в этой книжке будет, ведь их давно когда-то порядочно было. Верно это?

- Пишу, Катенька, - с грустью сказала Ольга, - а вот допишу ли - не знаю...

Катя будто прослушала последние слова Ольги и продолжала:

- И еще доктор Берестов говорил, что в книжке вашей будет, что орочи не только от болезней погибали, а еще оттого недолго жили они, что родичи между собой в браках состояли и от таких браков детишки будто слабую сопротивляемость к болезням имели. Не знаю, может, это и так, однако и среди наших орочей есть люди, что долго живут. Вот вашей Клавочки нянюшка атана Матрена Тимофеевна скоро восемьдесят лет прожила, хотя с самого детства горбатенькая и всю жизнь трубку курит. Я недавно ей давление измеряла: сто сорок верхнее, восемьдесят пять - нижнее. - И добавила с удивлением: - Ничего себе атана!