Ш е б а л и н. Так. Одна...

Уходят.

Т а т ь я н а (провожает их глазами, радостно вздохнула). Слава богу!

В а с и л и й. Что так?

Т а т ь я н а. Это вы, Василий Павлыч? (Смеется.)

В а с и л и й. Что это вы?

Т а т ь я н а (сквозь смех). Бросили меня, Василий Павлыч.

В а с и л и й (хмуро.) Не пойму. Горюете?

Т а т ь я н а. Плачу горькими слезами. (Серьезно.) Эх, вы! Смотрите на человека и ни чуточки не видите. Вот Дорофей - он молчит, а все понимает.

В а с и л и й. Так то Дорофей...

Т а т ь я н а. Вот я сейчас смеюсь, а что со мной было - рассказать немыслимо. Сначала прапор этот... Разлетелся с книжками, развел философию, а потом сразу к делу: я человек, и ничто человеческое мне не чуждо... А сам на человека не похож! Разве такие люди бывают?

В а с и л и й (сквозь зубы). Гриб поганый!

Т а т ь я н а. Отхлестала его как следует - отстал. За ним этот... Настойчивый, самоуверенный - ух! К отцу стал заходить. Потом у Степана комнату снял. Зовет. А не идти нельзя. Хозяин - прогонит. Раз пришла я к нему, а он меня стал целовать. Я молчу, стою как мертвая, - даже он заметил. А потом прибежала к Натальюшке, сижу и реву...

В а с и л и й. Зачем вы про это?

Т а т ь я н а. А когда вы про меня тогда сказали - помните, у Степана? Как обидно было...

В а с и л и й. Вы меня простите... У меня характер такой. Вон и Дорофей говорит - чумовой. Он меня знает. Я не то чтоб не поверил, а просто... Вот резануло меня что-то. Вы простите.

Т а т ь я н а. Василий Павлыч!.. Вася! Вот давно так хотела сказать. Я разве сержусь?.. Я тоже чуточку понимаю. Мне ведь главное - аппарат. Отец шипит - гонит с телеграфа. А мне разве можно? Вот сегодня депешу передавали насчет...

В а с и л и й. Насчет чего?

Т а т ь я н а. Дорофей не велел... Ну, все равно скажу. Насчет вас. Я по ключу разобрала.

В а с и л и й. Вот оно что! Чем же я так угодил?

Т а т ь я н а. Подозревают.

В а с и л и й. Та-ак! Какая ж это сука языком треплет?!

Лязг открываемой двери.

Т а т ь я н а. Тсс! Идут. (Скрывается за дверью аппаратной.)

Василий подтянулся.

На перрон выходит Дорофей. Голова забинтована, шинель

внакидку. В руках у него чайник. Чуть пошатываясь,

идет по платформе.

В а с и л и й. Дорофей!

Д о р о ф е й. А! Вася?

В а с и л и й. Болит?

Д о р о ф е й. Болит.

В а с и л и й. Здорово болит?

Д о р о ф е й. А? Нет, не так, чтоб очень.

В а с и л и й. Один лежишь?

Д о р о ф е й. Нет, там дневальный.

В а с и л и й. Зачем вышел-то?

Д о р о ф е й. Кипятку поискать. Ребята вернутся - чайку засыплем. Ну, ладно. Я пошел. (Уходит.)

Т а т ь я н а (выглянула). Это Дорофей был?

В а с и л и й. Дорофей. Как он его покалечил, гриб поганый!

Т а т ь я н а. Не могу я больше этого слышать! Не могу!

В а с и л и й. У, нечисть! Как его только земля держит! Ведь на небе от него смердеть должно! Покуда такой вот ходит по земле, я на себя глядеть не хочу. Не уважаю, все равно что навоз. Эх, видать, замордовали Ваську. Жмут со всех сторон. А голова дурная - сама думать трусовата.

Т а т ь я н а. Василий Павлыч! Вася! Зачем вы так?.. Ведь вы же... Ведь это неправда. Вы настоящий, сильный. Я знаю. Может, я за это вас и...

В а с и л и й. Сильный? Был сильный. Сломали меня здесь...

Т а т ь я н а. Нет! Зачем так говорить? Кто вас может сломать?

В а с и л и й. Кто? Сам думаю - кто? А Дорофей и сломал. Выходит, что так. Я Дорофея больше всех люблю. Он мне дороже, чем брат. А иногда так злоблюсь на него. Сил нет смотреть, что он от прапора терпит... Сам гнется и меня к земле гнет. Он, конечно, умнее меня, политику знает. Умом я с ним соглашаюсь, а сердце иной раз упрямится.

Т а т ь я н а. Не любит вас Дорофей.

В а с и л и й. Нет, любит. Знаю. Меня, может, кроме Дорофея, и не любит-то никто.

Т а т ь я н а. Разве уж так никто?

В а с и л и й. Не знаю. Что вы так... глядите чудно?

Т а т ь я н а. Застенчивый вы, Василий.

В а с и л и й. Нет, я не застенчивый. Я раньше даже очень был нахальный. А сейчас - верно, смотрю вот на вас, сказал бы слово, да язык не гнется.

Т а т ь я н а. Вася...

В а с и л и й (вздрогнул). Глядите. Он! Видите? Гриб поганый! Идите, Татьяна Осиповна... Ишь бродит!

Пауза.

Татьяна скрылась за дверью. В полуосвещенном окне

обрисовалась фигура Золотарева. Василий, не

отрываясь, следит за ним взглядом. Фигура неподвижно

застыла у окна, затем метнулась в сторону. Золотарев

выбежал на платформу, озираясь и, видимо, кого-то

разыскивая, остановился, вглядываясь вдоль платформы,

ринулся вперед и остановился опять. Навстречу ему

медленно идет Дорофей. Увидя прапорщика, остановился

и поднес руку к козырьку. Золотарев, задыхаясь,

подбежал к нему.

З о л о т а р е в. Где поручик Шебалин? Куда они пошли?

Д о р о ф е й. Не могу знать, ваше благородие.

З о л о т а р е в. Найти! Отставить. (Подозрительно всматривается в лицо Дорофея.) Ты почему не в строю?

Дорофей молчит.

(Понял и вспыхнул.) Все равно! Отвечать!

Д о р о ф е й (медленно). Голову повредил, вашбродь...

З о л о т а р е в. Притворяешься?

Дорофей молчит.

(Замахнулся.) Дурака строишь? Говори!

Д о р о ф е й (с трудом сдерживаясь). Ваше благородие, ежели вам желательно меня ударить, то бейте сразу. А сказать я вам ничего не умею.

З о л о т а р е в (опустил руку). Вот как! О-о-о! Ты... Иди!

Дорофей молча повернулся и скрылся за дверью третьего

класса. Прапорщик торопливо пошел вдоль платформы и

скрылся в глубине. Василий, до этого неподвижно

наблюдавший сцену, рванулся с места и, оставив

винтовку, двинулся вслед за прапорщиком. Выглянувшая

Татьяна увидела оставленный пост. Узкая тропинка

около полотна железной дороги, окаймленная

кустарником. Бледный лунный свет. Торопливо идет

Золотарев. Остановился, услышав за собой звук шагов.

Обернулся и вздрогнул, узнав Василия. Василий тоже

остановился. Наступило долгое молчание. Наконец

прапорщик понял, что он должен действовать. Он

нащупал в кармане револьвер и пошел на Василия.

Василий шагнул вперед. Подойдя вплотную, они