Муин Бсису

Стихи

ИМ НЕ ПРОЙТИ

- Хоть кто-нибудь да пройдет...

- Врешь!

Никому не пройти.

Все ваши солдаты полягут сплошь.

Стянута шея

веревкой пеньковой...

Лучше смерть,

чем оковы.

- Но пули прошли!

По тому же пути

и солдаты могут пройти.

- Их согнали с родной земли,

чтоб они проливали пот на чужбине,

пот и кровь. Убивают их

и они убивают, не зная сами,

когда возвратятся, к смерти готовясь

ежеминутно. Черная повязь

на глазах, и они не видят

ни Канала, ни деревень,

дотла сжигаемых что ни день.

Что ни день кошмар наяву.

А ты закопал свой голос во рву!

Встань, крестьянин, у них на пути,

не то зарежут тебя серпом,

тобой же отточенным, - на холме,

где колосится

твоя пшеница.

Они родимый твой край разорят.

Лживым посулам их пушек не верь:

они не маслинами начинены,

не апельсинами начинены,

цепи и плети - вот их заряд.

К чему судьбу по ладони читать?!

На лицах у них - приглядись - печать

имперской несправедливости.

Такое пятно - не вывести!

Сегодня они прорвались в Асдуд ,

творят свой жестокий суд.

Дельцами, которые хуже проказы,

распроданы улочки Газы.

Но те из нас, что останутся живы,

увидят в конце концов:

этих охотников до поживы

прикончат, как бешеных псов.

Ах, если б не они,

Нахиль,

мой ручеек,

я с охапками лилий

к тебе бы примчался вмиг,

и вырос бы мой Тауфик

возле Рахили.

1948

Перевод с арабского И. Ермакова

ПОЭМА И КИНЖАЛ

Кто купит лебединое крыло?

Стихи?

Венок?

Разбитый барабан?

Но вам не холодно

И не тепло.

Вам все равно,

Жиреющим рабам.

Но я все жду.

Найдутся смельчаки

Придут и выбьют пыль

Из ваших слов,

Придет

И вырвут с мясом языки

У изолгавшихся колоколов!

1959

Перевод М. Курганцева

ИСТОРИЯ

Посвящается совместной борьбе арабов и евреев Израиля

Скован твой род железом, песнью скован мой род,

два голоса алой свободы в стране, где нету свобод.

Два голоса ввысь взмывают одной могучей волной

над лодкой, что погибает средь кипени водяной.

Две пары оков бряцают, раня две пары ног,

два берега замыкают один бурлящий поток.

Твердыню зла озаряют два факела, две свечи,

два гневных взгляда пылают в непроглядной ночи.

Два узника изнывают, безвинно осуждены,

два пленника вспоминают о ветерке весны.

О, пара цветов на ветке окаменевшей тьмы,

две птицы в кровавой клетке, два сердца в тисках тюрьмы!

Две раны чуть прикрывает грязной тряпки лоскут,

две пары плеч обагряет один безжалостный кнут.

Братские наши народы на щедрой этой земле

иссыхают, как всходы на бесплодной скале.

Два близнеца, две розы, две лилии, два луча,

Тучей висит над нами вечная тень меча!

1952

Перевод Ю. Стефанова

ПИСАТЕЛИ, ХОРОШО ЛИ СПАЛОСЬ!

Писатели, хорошо ли спалось?

Как себя чувствуем? Вполне?

Перья в порядке?

Критик добр?

Свежие темы есть у всех?

Наверно, слушаете с утра

сводку последних новостей?

Писатели,

а как ваши дети?

Слушают радио со страхом, как и наши, или спокойно?

Писатели,

помните ли еще

наши фамилии, поцелуи

в аэропортах, большие пьянки,

пышные вечера поэтов,

лозунги на дверях и стенах

и необъятные касыды?

Где сегодня

вечером будете надираться и кого расхваливать в гостях?

Кому посвящать стихи и прозу?

Может, припомните поэта,

что давно объявил голодовку в Бахрейне,

или писателя, недавно арестованного в Пакистане,

или все будете сочинять для критика

ради хвалебных слов в засиженной мухами статье?

Писатели, застолье длится, тосты возносятся без конца...

А перечень революций растет...

Не надо нам от вас ничего

НИ крови, НИ СТИХОВ,

ни чернил.

Хорошо ли вам ночью спалось?

Легко ли вставалось поутру?

1982

Перевод М. Курганцева

ПОТОП

Открытое письмо в крепость Шкейф'

Глаза наших детей

пуговицы ваших рубашек.

Пальцы наших детей

ваши ложки.

Хлебайте свои чернила,

жуйте бумагу.

Башенные часы вот-вот пробьют эпоху потопа.

Смотрите,

смотрите:

капля палестинской крови

расползается час от часа,

становится кораблем,

заполняет весь горизонт.

Хлебайте свои чернила,

давитесь бумагой,

развесьте на веревках тряпье своих телеграмм.

оворите нам что угодно,

пишите нам что угодно,

укройте свои голоса

дымовой завесой лжи,

но не смейте нас уверять,

что и вы - арабы.

О крепость Шкейф!

Не подняла ты белый флаг,

и ни камня от тебя не осталось,

ни мешка с песком.

Сражалось солнце,

и сражалась луна,

сражались корни и скалы,

сражались деревья,

сражались морские волны в Сайде,

каждый вал - баррикада,

сражалось каждое окно в Набатии.

Я шлю приветы луне и солнцу,

скалам, деревьям и волнам!

Что вы скажете детям,

когда они спросят вас;

как вы бились в одиночку,

как в одиночку погибали?

Как мужался Тир?

Как держался Дамур?

Как сражался Бейрут,

вооруженный всего лишь спичечным коробком?

Как палестинцев,

которым Ливан распахнул свою грудь,

убивали за то, что у них есть руки,

за то, что у них есть глаза, а они не умирали...

Что вы скажете детям, когда они спросят вас:

как случ-чось, что на ваших ртах,

на ваших мечах,

на ваших сердцах свил паутину паук?

Что вы говорите детям,

когда они спрашивают:

"Где же ваши самолеты?

Где ваши танки?"

Молчите?

Тогда я отвечу за вас:

ваши танки и самолеты

послушные собачонки

на поводках, зажатых в руке

заокеанского дрессировщика,

который ждет последнего действия драмы

Нет, господа,

не думайте, что спектакль закончен,

что занавес вот-вот упадет

над крепостью Шкейф.

Сейчас Бегин

дарит вам камни

крепости Шкейф,

обернутые пеленками наших детей.

Принимайте щедрый подарок,

но не забывайте,

что из этих камней

не перестанет извергаться огонь

и подниматься дым,

запечатлевая на небесах