Белла Улановская

Сила топонимики

Рассказ

Я хочу говорить о том, из каких трещин растут березы, но из каких развалин они никогда не вырастут. Влетит зерно, зароется в снег, покемарит до положенного срока, разбухнет, лопнет, предпримет штыковые атаки в направлении подходящей моховой подушки, а там и листвой укрылось, теперь не достанешь, не выдерешь, высоко сижу, далеко гляжу, мои камни, мои стены.

Ферма. Стоит на краю тверского села Котлован. Под крышей выведено двухметровыми буквами из красного кирпича: Грозный. Строили в конце шестидесятых (а, скажут вам местные жители, были тут шабашники из Чечни, у них семьи, говорят, большие, работы всем не хватает, живут бедно, вот соберутся родственники в бригаду и отправляются к нам). В начале каждой зимы между селом и райцентром начинался трезвон: Ферма Грозный не готова к зиме! Хватит ли сена? Не хватало всегда. И вдруг, на исходе зимы - всё! Забирайте коров по домам. Вышли все. Даже дед, не встававший всю зиму, тянул за собой чуть живую коровенку. Она упиралась. - Ишь, обратно в колхоз хочет! - Предстояло избавиться от колхозных привычек, были случаи, находили хозяева свою собственность на пустой ферме.

Старинное мужское имя Ваха означает - живи, Леча - сокол, Алхазур - птица, Мансур означает - победитель.

Село Алоль Псковской области. Позднее утро.

Перед конторой много техники. На крыльце народ. Ждут директора.

- А вы знаете, что парторг Пузыня сегодня в мастерских выдал! Я, говорит, наконец понял, почему городские у нас не задерживаются. Они привыкли на работу проходить по турникету. Надо и у нас такую штуку устроить.

- Еще бы!- подхватили с серьезным видом шофера и трактористы. - Перед стогом, например. А еще лучше на скотном. В Алешнюгах есть бык. Сильно не любит плохо одетых. Вот его вахтером и поставить.

Строители чеченцы из хозрасчетной бригады ждали окончательного расчета за построенный дом. Их бригадир Мохьмад уже не раз ходил в контору.

- Две тысячи уже в банке, - говорил ему директор, - скоро получите.

- У нас ни копейки нету, - отвечал Мохьмад.

- Все равно вы хлынничаете. Делали бы второй дом.

- Кушать надо, Анатолий Иванович!

- Тогда ходи в малину, Магомед, - сказал директор.

Тут была одна бабенка, маленькая, дохленькая, а тягучая. Она однажды подсчитала: двадцать первый председатель на моем веку. Вы сегодня побыли и уедете, а я тут с четырнадцати лет карабкаюсь.

- Иваныч, дай хоть уголка покосить...

А между тем шла накачка бригадирам.

- Позволку не давай такую, у тебя все самовольничают, себе накосили, как кроты, - говорит он одному.

- Когда убирать приступишь хлеб? - спрашивает он другого.

Все смеются.

- Когда агроном скажет!

- Убирать ты не готов, а хлеб у тебя молотят. Девять поросят с маткой да два кабана. Пожуют, пожуют и выплюнут твой ячмень. Ведь у тебя там заповедник, стрелять их нельзя, нужно или караулить ячмень, или убирать его.

Осторожно притворив за собой дверь, на пороге стоит молодая женщина с кожаной модной сумкой. Пышные рыжие волосы подобраны в строгую прическу.

- Что, Маргарита?

- Не могу с ним жить.

- Что случилось?

- Кто-то ему подал бутылку коньяка и спирта.

- Зачем, Маргарита, сразу уезжать? Поживи отдельно от мужа. Мы тебе отдельную квартиру дадим. Иди, бери ключи. Поработаешь в столовой.

Маргарита ушла. Она была похожа на трудолюбивую, добропорядочную аспирантку; вялая ее жалоба больше походила на то, как если бы эта не очень удачливая девица пришла в деканат и стала бы ныть, что ей не выдали какую-то книгу и что ее научный руководитель не дает ей заниматься какой-то темой. Все, мол, бросаю я эту бодягу, и не нужна мне ваша наука, отдайте мои документы. Покорно отправилась Маргарита за ключами от отдельной от мужа квартиры.

Неплохо. Расскажешь кому - не поверят. Ночью ссора, утром квартира.

Утренняя жизнь в кабинете директора шла своим чередом.

- Конюха забрали, в Пустошке, пьяного, - сообщает бригадир, - кони без присмотра.

- А ты выгородку сделай.

- Они сдохнут там за это время. Всю конюшню с голоду изгрызли.

Говорили, что надо вычистить все пожни, все естественные сенокосы: вон в Ключках некошено, все печины обкосить, сграбить косогоры, где прессы не берут.

- Нужно искать еще пятьсот тонн сена. А рабочим с больницы выписывайте наряд каждый вечер! Вы что же, считаете, что если на принудительном лечении от алкоголизма, то они рабы? А в сараях чтоб были навешаны двери, закрывайте, а то растащат сено, отдыхать туда молодежь пойдет, хорошие двери Магомед сделал...

Снова появляется рыжая Маргарита.

- Не дает вещи, - сообщает она. - Что я буду мучиться? Он ходит разъяренный.

- Мы и не таких усмиряли.

- Не тянутся туда ноги, в столовую. И так и сяк прикину. Увольняйте.

- А ты кто по специальности?

- Агроном.

- Иди в гостиницу, отдыхай. Раз агроном, мы тебе работу найдем.

В совхозной гостинице, а на самом деле обыкновенной общаге, обитали степенные алкоголики. Там жил Леша по прозвищу Камикадзе, юный друг, умудрился два трактора разбить за полгода.

Любил вечерком врубить "Таганку" лишенный водительских прав Гена, вздыхая о прошлых днях.

- Когда я в лесопункте работал, - рассказывал он, - заезжаешь в лес, так на каждом пеньке зайчик бутылочку ставил. Когда у меня колеса крутились, я без бутылки не сидел. Приходит дед, просит привезти дрова, сынок, говорит, озолочу. Давай сюда твою накладную, говорю. А у меня пять-шесть накладных в кармане, как карты. Всем дрова нужны. Отходы с пилорамы, хорошие отходы. "Откинь отходов, Галя! У бати дров нету. Батя без дров". Двадцать годов я отъездил на машине, а теперь все, не надо было закладывать.

Жил в общаге и неприкаянный ненец Поликарп Хатанзейский, какие бури занесли его в наш ковчег, к которому вдруг прибьется и рыжая Маргарита. Три дня пропадала она у Поликарпа, скрываясь от мужа. Он узнал, где она, целый день сидел на лавочке возле нашего алольского отеля, среди жасмина и желтой акации (деревянное двухэтажное здание тридцатых годов, бывшая школа), потом примирение произошло, и они вместе уехали, покинули совхоз. Покинул общагу и бывший шофер, что-то стал он редко появляться, я, говорит, подженился.