Блоцкий Олег Михайлович

Как рождаются герои

Олег Михайлович Блоцкий

Как рождаются герои

В армии журналистов любят. В Афганистане их любили тем более. Ну кто, скажите на милость, не хочет не только прославиться на весь огромный Советский Союз, но, глядишь, получить еще и медальку в придачу? Только вот заковыка - все журналисты предпочитали почему-то не афганскую глубинку, а ее столицу.

Нет, поначалу приезжали они полные желания исколесить всю страну, побывать в каждом ее закоулочке. Но быстренько усекали, что вляпались в истинную войну со всеми вытекающими из этого неприятностями, и моментально принимались за сбор материалов исключительно в Кабуле.

Как ни крути, но это гораздо лучше, нежели твоя не самая удачная фотография в аккуратной рамочке и некролог в родной газете, подписанный, как всегда, интригующе: "группа товарищей".

Поэтому на афганской периферии, во всех этих Гардезах, Шиндантах, Джелалабадах, Баграмах, Газнях, не говоря уже об Асадабадах, Барраках, Рухе, Лошкаревках и им подобных, давно забыли о советских журналистах, которые находят своих героев исключительно только в Кабуле. И перестали пытаться отделить зерна от плевел, угадывая, кто же так лихо заворачивает сюжет в статьях - кабульские "герои" из штаба армии или работники печати, опьяненные сначала дармовым спиртом, ну а затем, под него, такими историями, что даже искушенным сценаристам вестернов из Голливуда не снились.

На отдаленных военных базах от публикации к публикации продолжали постигать нехитрые законы околовоенных интриг: чем дальше от фронта, тем больше побед; чем меньше стрельбы наяву - тем больше ее в рассказах, где все как на подбор - снайперы, секретные спецназовцы, ладные парни одним махом семерых побивахом, ну и тому подобное.

В афганской глубинке: пустынях и посреди гор - серые от пыли, тощие работяги войны незаметно, спокойно делали свое дело: ходили на боевые; жарились на раскаленной броне; елозили по земле, стараясь не поймать телом горячую пулю. А в Кабуле под кондиционерами сытые штабные "боевики" (особенно много этих бездельников расплодилось почему-то в политотделе армии) повествовали залетным журналистам о своих подвигах, количество которых становилось от стакана стакану все больше.

На периферии махнули рукой на тружеников пера и окончательно похоронили себя.

Вот почему в Н-ском соединении пришли в такое смятение и восторг, когда узнали, что к ним направляется сам Александр Брюханов - известный на весь Советский Союз журналист, который успел до сего момента побывать на дне Марианской впадины, в кратере действующего вулкана и чуть было не улетел с межконтинентальной баллистической ракетой в Тихий океан, да вовремя оторвался от стабилизатора.

Дивизия забурлила, в ней начал срочно создаваться штаб по приему дорогого гостя. Сопредседателями, как водится, стали командир и начальник политического отдела. В состав комиссии вошли самые "занятые" люди соединения: заместитель начальника политотдела по работе с местным населением (полезные дела для Пети: связь с аборигенами, а также фактура, натура и типаж); инструктор политотдела по культурно-массовой работе (спирт, закуска, баня и на всякий случай девочки из медсанбата), если Брюханова потянет после первых двух пунктов стандартного, принятого среди всех советских в Афганистане гостеприимства на гарнизонную экзотику; заместитель начальника политотдела по комсомольской работе (пара-тройка героических примеров из жизни местных комячеек, а также, как живое подтверждение этому, два штатных, заинструктированных и вызубривших свои легенды наизусть "отличника боевой и политической подготовки").

К моменту, когда вереница бронетранспортеров устало вползла в дивизию, там уже все было готово к приему журналиста.

Товарища Брюханова встретили безразмерными улыбками и сразу же гурьбой повели в баню - чуть ли не собственноручно отмывать от пыли и грязи, осевшей на дорогого гостя в огромном количестве по дороге.

После этого героем-журналистом прочно завладели сопредседатели. Бережно подхватив его с обеих сторон под руки, они увлекли дорогого гостя в апартаменты. Отдохнуть не дали, развлекая разговорами в конфиденциальной обстановке.

К чести гостя - он оказался не сибаритом, начисто отвергнув местные роскошества: холодную в морозных жилочках водку, чистейший спирт, жареное мяско и принарядившихся накрашенных "штатных давалок". Всему этому Брюханов предпочел пустынный полигон, где до одури, до звенящей глухоты настрелялся из автоматов, пулеметов и пистолетов. Именно так "спецназовец пера", как он себя называл, закалялся внутренне, попутно проникаясь темой войны.

Всласть порассказав о себе, трепетно замирая при каждом щелчке диктофона и насладившись общением с высоким гостем, сопредседатели передали Брюханова подполковнику Макокину. Бросили на местные афганские проблемы, так сказать.

Глаза подполковника засверкали, как газоэлектросварка, и он мгновенно насел на Брюханова.

(Короткий рассказ подполковника Макокина, напетый им самим в диктофон журналиста):

"Представляюсь: Макокин Николай Николаевич. Воинское звание подполковник. Должность - заместитель начальника политического отдела по работе с местным населением. Не удивляйтесь, Александр, когда узнаете, что я здесь всего четыре месяца. За это время многое пришлось пережить. Да! (Долгое тяжелое молчание.) И гибель товарищей, и обстрелы, и познание цены настоящей дружбы.

Кстати, совсем недавний случай.

С агитотрядом, ну, это такое наше секретное специальное подразделение, которое ведет тайную пропагандистскую работу среди афганцев и душманов, мы поехали в этот, как его?... (голос третьего, присутствующего при беседе для уточнения тяжелых с точки зрения Макокина названий кишлаков и провинций, лейтенанта из того самого "секретного и тайного" агитотряда: "Таджикан") ... во, верно, Таджикан! Не буду Вам рассказывать о дороге - это ужас, а не дорога. Как сворачиваешь за перекресток направо - сплошные засады. Но мы все-таки прорываемся к Джабалям, а затем к Таджикану. А Таджикан - это уже начало дороги на Саланг. Справа - горы отвесные. На них дома, что ласточкины гнезда. Слева - бурная река. Не река, а экспресс. Непростое место, скажу я Вам. Очень непростое. Но надо ехать. А как иначе? Ведь работа наша такая, приказ и еще, как его там, во - долг. На этом участке трубопровод, который из Союза идет, постоянно бьют. Вот мы и рискнули. Поехали туда договор заключать. Мы им керосин, а они за это трубу не бьют - охраняют. Приезжаем, значит, "наливники" расставляем, которые керосин привезли. О! Вы видели, Александр, как горят "наливники"?... (долгое горестное молчание)... Не приведи господь. Как факел. В момент. Из водителя - бифштекс пережаренный. Ну, значит, приходят местные авторитеты, старейшины, по-нашему говоря. А мы им в подарок привезли муку. Смотрю я на одного старейшину, и вроде бы он мне главным показался. Все с ним уважительно, на "Вы" и за ручку. "Ну, думаю, - непростой авторитет!"

И точно. Присмотрелся, а это мулла. Подумал я и принял волевое решение. Муки все-равно на всех не хватит - всего три мешка. И я решил их мулле отдать. Какие были благодарности, Александр! Он меня за руку трясет. "Дуст, дуст!" (это друг по-нашему) кричит.

(Лейтенант, при этих словах вздрогнул, как от удара. "Идиот, - подумал он, - слова "дуст" в природе нет. Одно-единственное слово, и то выучить не можешь. Не "дуст", а "дост", чувырло".)

Короче говоря, он мне признается сразу же: "Я на вас засаду организовал. Хотел после митинга напасть. Но теперь мы ваши самые верные друзья. А Вы мой наилучший друг, товарищ подполковник Макокин!"

Таким образом, выручил я людей из беды. Машины спас. И дружбу нашу, афгано-советскую, укрепил. А все оттого, что смотрел чуть-чуть зорче, чем другие, в обстановку врастал, разобраться во всем пытался. Опять же, интуиция не подвела".