Подрывники знали свое дело: помимо громадного опыта взрывных работ при строительстве им приходилось прибегать к помощи взрывчатых веществ для очистки внутренних полостей металлоплавильных и стеклоплавильных печей. Поэтому-то Виллари и Барбери решили привлечь их к работе, когда военные саперы отказались, ссылаясь на свою некомпетентность. Эти двадцать человек, в том числе четверо инженеров, работали вместе уже долгие годы, с первого взгляда было видно, что действуют они дружно, умело и сплоченно. Руководил ими швед Рольф Леннард Аберстен. Он и с виду был типичный швед - худощавый, светловолосый, светлоглазый, флегматичный. Правда, со временем Рольф, так сказать, сильно обытальянился. Он прожил много лет в Милане, женился на итальянке и бегло говорил по-итальянски, хотя и с акцентом. Кое-кто время от времени отпускал по этому поводу едкие замечания. Он а также Рипамонти, Бертолетти и еще один швед по фамилии Густавссон составляли "штаб" группы, каждый участник которой имел большой навык и в бурении шпуров и в обращении со взрывчаткой.

Было уже 10 мая, на верхней площадке одновременно работали две бурильные машины: одна заканчивала третий ряд шпуров, другая начинала нижний - четвертый. Нижний ряд был предусмотрен для подрыва основания стенки а также для разрушения наклонного каменистого русла, по которому текла лава. Таким образом, поток должен был целиком уйти в отводный канал и полностью отрезать от корня далекий, но грозный фронт потока; не получая питания фронт остановится, как только позволит огромная инерция текучих лавовых масс, вязкость которых, кстати, увеличивается по мере остывания. То есть поток весьма быстро густеет. В связи с этим Аберстен бурил нижние шпуры не горизонтально как в трех верхних рядах, а с наклоном градусов в тридцать, к тому же на вдвое большую глубину на шесть метров а не на три.

Одновременно вокруг продолжался не замирающий ни на минуту "балет" строительно-дорожных машин, похожих на огромных желтых жуков бульдозеры ловко и уверенно менялись местами со скреперами, а когда попадалась очень уж крепкая скала, в дело вступал тот самый гидромолот, который ранее поразил мое воображение. Подъезжая, отъезжая, подрезая один другому путь, меняясь местами, проходя впритирку, но ни разу не задев друг друга, стальные звери прорыли русло длиной в несколько сот метров и шириной в сорок-пятьдесят. С бесконечным терпением они отгребали в сторону десятки тысяч кубометров грунта вулканического пепла, лапиллей, щебня: до пуска лавы им предстояло отгрести еще столько же. Русло рассчитали так, чтобы лава не могла отклониться вправо и пройти северо-западнее древнего бокового конуса Монте-Кастелладзо, откуда она могла бы угрожать Серра-ла-Наве и близлежащим постройкам. Наш канал должен был отвести огненную реку левее к востоку от конуса и вывести ее на более крутой склон. Если бы это удалось осуществить, Серра-ла-Наве оказалась бы вне опасности.

Многих в том числе и меня, интересовал вопрос: сохранится ли заряд взрывчатки в течение многих часов в дальнем конце шпура при температуре в 800oС, не начнется ли его разложение? Но Джанни Рипамонти рассеял все опасения: благодаря особой системе охлаждения, основанной на циркуляции воды, температура в шпуре, даже в нескольких сантиметрах от жидкой лавы держалась на уровне, не превышавшем 30oС. К тому же вода циркулировала в замкнутом контуре, благодаря чему расход ее был ничтожен, а это имело немаловажное значение на вулкане высотой 2000 м, где до ближайших источников по прямой около 20 км. В каждый шпур была вставлена металлическая трубка с двойными стенками между которыми подавалась охлаждающая вода, одновременно трубка обеспечивала теплоизоляцию шпура. Вода шла по пластиковым шлангам из пластикового же резервуара, который подрывники установили в 15м выше по склону, чтобы обеспечить напор. Туда ее доставили пожарные из Николози и Бельпассо.

- Тут есть еще одна хитрость, - объяснил мне Рипамонти. Пятнадцатисантиметровые шпуры пока стоят пустые. Заряды мы заложим в них в последний момент и протолкнем их внутрь сжатым воздухом вот из этого большого баллона.

Глава двадцать первая,

в которой еще раз подчеркивается, как важно учитывать возможные капризы природы в тех случаях, когда природные факторы играют немалую роль в намеченной программе; где показано, что когда речь идет об извержении вулкана, нельзя терять ни минуты.

Чем большую роль в намеченных мероприятиях играют природные факторы, тем труднее бывает их предусмотреть и предсказать ход развития событий. Ибо природа столь сложная система, что при составлении графика работ человек порой не в силах предугадать грядущие события. Как правило, вмешательство природы приводит не к опережению графика, а к отставанию. Достаточно вспомнить, как при бурении наклонных шпуров нижнего ряда рабочие наткнулись на толстый слой песка, в то время как бурильные машины были оборудованы инструментом для прохождения через скалу. Или о том, как внезапно поднимался уровень лавы в потоке.

Предусматривалось все подготовительные работы закончить 10 мая и на следующий день взрывать перемычку. Для меня это было подарком ко дню рождения. Увидеть такой "салют" в такой обстановке да еще в момент завершения столь грандиозного мероприятия - тут и более избалованный человек почувствовал бы себя на седьмом небе!

Что ж, 11 мая меня действительно поздравили, но все прошло вполне традиционно: мы с друзьями подняли бокалы и чокнулись, стоя наверху, среди строительных машин. Я был вполне счастлив, ибо слушать приятные слова от тех, кого ты уважаешь, одно из самых больших удовольствий на свете. Каждый человек нуждается в поддержке и ободрении, ибо каждый подсознательно ощущает свое несовершенство и, дабы обрести уверенность в себе, должен видеть знаки одобрения со стороны окружающих. Но салюта мне не досталось: в графике произошел сбой, и взрыв пришлось перенести на 12 мая.

В этот самый день кампания противников проекта забушевала внизу, на уровне моря, с удвоенной силой. Газеты Палермо и Катании запестрели броскими заголовками "Динамитом хотят положить конец спорам", "Лава теперь не так страшна", "Продолжается полемика вокруг проекта отведения лавы", "В Рагальне боятся взрыва", "Ширится фронт противников проекта". Несколько профессоров Катанийского университета, членов "Италиа ностра", заявили, что отклонение потока лавы грозит нанести непоправимый вред окружающей среде. Повторяемые изо дня в день, такие заявления в конце концов внесли смятение в умы обитателей селений. Газеты сообщили, что жители Рагальны обратились с просьбой повременить со взрывом: лучше дождаться, пока угроза станет очевидной, поскольку в настоящий момент непосредственной опасности нет, во избежание таинственных катаклизмов, маячивших, если верить членам "Италиа ностра" и Лиги в защиту окружающей среды, на горизонте, надо выяснить, грозит ли поток селению, тем более что лава идет со скоростью, не превышающей 20 м/ч, и все еще находится в нескольких километрах от Рагальны.

Я не мог понять, почему проект вызывал такое бешенство. Глядя, как противники с пеной у рта защищают доводы, не выдерживающие, в сущности, никакой критики, я чувствовал, что мы имеем дело с чем-то похожим на религиозную или политическую ненависть. Вспоминал я по этому поводу и о том, как несколько лет назад в Италии бушевали страсти в стане противников закона, разрешающего разводы, а во Франции закона об искусственном прерывании беременности. Ненависть к инакомыслящему самая стойкая. И чем менее она обоснованна, тем труднее ее искоренить.

Вполне понятно, что у любого законопроекта, любой политической программы, любой религиозной догмы или даже такого проекта, как наш, всегда найдутся противники: люди неодинаково воспитаны, получили неодинаковое образование, к ним доходит разная информация, они живут в различном окружении, наконец, их способности мышления тоже различаются; неудивительно, что в итоге у человека вырабатывается позиция, не совпадающая, скажем, с позицией соседа. Однако противники данного проекта встретили саму идею отведения лавы с такой ненавистью, что их нынешняя позиция была не то что необоснованна, а просто выходила за пределы понимания. В ней невозможно было различить хоть какие-нибудь резоны - личные, политические или любые другие, менее явные.