Александр Тарасов

Коррида

Новелла

...Участь сынов человеческих и участь животных

участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и

одна душа у всех, и нет у человека преимущества

перед скотом...

Екклезиаст, 3:19

Солнце ударило мне в глаза. Проклятое солнце. Проклятое солнце!

Я ослеп.

Зрение возвращалось не сразу. Постепенно. Хотя я и повернулся к солнцу боком.

Проклятое солнце. Эти подонки всё рассчитали. Всё - до мелочей. Сволочи.

Я начинал видеть. Мутно, с болью, но - видеть. Теперь следовало закрыть глаза. Я закрыл.

На трибунах раздался свист. Эти сволочи, конечно, не одобряли моего поведения.

Ну что же - я открою глаза. Пора. Куадрилья, должно быть, уже с ума сошла.

Я открыл глаза. Трибуны кричали. Пора начинать. Надо успеть до того, как они начнут скандировать.

Песок плыл перед глазами. Было все равно, как стоять. В любом случае песок плыл. Солнце отражалось от него и било в глаза. Прямо в глаза. Было такое ощущение, что на всю арену раскинулось озеро. Оно слепило тебя, как бы ты ни становился. Твари. Они выше меня ростом - у них этой иллюзии не возникает. Они вообще работают только на дешевых трюках.

Трибуны ревели. Пора было начинать. Куадрилья бесилась у щитов. Забыв о правилах. Бесились все сразу.

Ну ладно же. Я прищурил глаза. Так было легче рассчитать расстояние. Истинное расстояние - а не то, которое видится из-за миража.

Ну, пора! Я рванул.

Я знал, конечно, что этот гад спрячется. Но таковы правила игры. И пока я ничего не мог изменить.

Они старались меня разъярить. Они выскакивали, как паяцы, как марионетки - и сразу же прятались. Эта кучка трусливых баранов ничем не рисковала. На них было даже жалко тратить силы.

Эти гады, конечно, были опытны. Очень опытны. Они сразу поняли, что далеко соваться не стоит. Не тот случай.

Я метался от одного к другому. Я ничего не мог поделать. Я должен был играть в поддавки.

Я почувствовал, что устаю. Проклятая арена слепила. Я обливался потом. Пора было останавливаться.

Да, эти сволочи знали, что делать и когда. Завизжали трубы. Можно подумать, что это они решили менять декорацию. А ведь они всего-навсего почувствовали, что я устал. Устал играть в эту игру. Они всегда работали на дешевых трюках.

Я повернулся. Вот они. Они двигались гусиным шагом. Да, лошади у них были старые.

Это дерьмо повылезло на арену и опять стало кривляться. Они приманивали меня к пикадору. Как будто меня надо к нему приманивать!

Они трусили. Они явно трусили. Трибуны видели это так же ясно, как и я. Трибуны волновались.

Всадники приближались. Я оценил длину пик. Надо было выбирать кого-то одного.

Я пошел вправо. Я набирал скорость на бегу. Я знал, что делаю.

Этот дурень, разумеется, слишком поздно сообразил что к чему. Он ждал меня чуть не до конца. И лишь за десяток секунд до удара понял, что я приближаюсь слишком быстро.

И вот тут он ошибся еще раз. Он растерялся. Он на мгновенье стушевался - и лишь затем стал разворачивать лошадь. Это мгновение все и решило. Я был, разумеется, быстрее. Лошадь-то была старая. И глаза у нее были завязаны. А у меня - нет.

Я ударил лошадь в бок. Почти в грудь. В последнюю секунду этот дурак пытался было достать меня пикой, но промазал - и пика скользнула вдоль хребта.

От удара лошадь села на задние ноги. Пикадор упал. Лошадь завалилась и придавила его.

Я отошел в сторону. Я тут был не нужен. Этот дурак получил свое. В конце концов, он допустил грубейшую ошибку.

Трогать его не было смысла. Во-первых, я до него не смог бы добраться. Трогать же лошадь мне не хотелось. Я ничего не имел против этой несчастной старухи. Хорошо, что я ударил ее в защищенный бок... А во-вторых, лошадь сама сейчас отделает всадника что надо. Лучше и не придумаешь.

Трибуны ревели. На арену летели жестянки из-под пепси-колы, апельсиновые корки, какой-то хлам. Куадрилья, забыв про страх, мокрая от стыда, металась у меня перед носом, отвлекая от пикадора. Я попытался поддеть одного, но он увернулся.

Второй пикадор двигался ко мне. И довольно быстро. Он явно решил отвлечь меня на себя.

Большего мне и не нужно было. Я рванулся. Торрерос рассыпались, как горсть гороха. И тут ошибся я. Я почему-то думал, что успею раньше этого гада. Я хотел ударить лошадь в грудь - пока это еще было возможно. Выбирать тут не приходилось.

Но я опоздал. Когда я подлетел, на меня уже глядел защищенный бок.

Пикадор даже не подпустил меня к лошади. Он вонзил пику у лопатки и этим ударом остановил меня. Меня пробило болью вдоль всего хребта.

Я сразу понял, что рана глубокая. Я наделся на пику, как рыба на крючок.

Я рванулся назад. Лезвие не вынималось. Боль еще раз пробила все тело. В глазах поплыли черные круги.

Я чуть было не бросился вперед, наобум, но вовремя остановился. Нельзя терять голову. Эти подонки и рассчитывают на то, что ты войдешь в бешенство. Они исходят из того, что думать ты не можешь.

Я стоял не больше пары секунд. Но все равно - это было слишком долго. Пикадор потащил пику на себя.

Я рванулся вперед. По мозгу словно хлестнули плетью. Перед глазами поплыло. Но по-другому было нельзя. Я наделся на пику еще глубже и тут же уже не думая, уже обеспамятев от боли, - рванулся назад и вбок.

Я сел на задние ноги. Пика вырвалась. Пикадор чудом удержался в седле. И так же чудом не выпустил пику.

По боку полилась кровь. Этот гад все-таки вывернулся. Мне не удалось вырвать его из седла.

Трибуны визжали.

Пикадор отъехал подальше. Он явно был доволен. И он думал, что его миссия окончена.

Я был уже на ногах. И - ринулся на него.

Он точно поставил пику - так, чтобы угодить в то же место. Это был мастер. Но он промазал. Под самой пикой я подогнул ноги - и кубарем полетел под лошадь. Я подсек ее. Лошадь перелетела через меня. Упала на спину, нелепо растопырив копыта.

Я поднялся. К счастью, я не поломал себе ног. Хотя риск был велик. Я оглянулся и увидел пикадора. Он лежал под бьющейся лошадью, раскинув руки. По-моему, он был мертв. Пики при нем не было.

Я развернулся и тут только понял, что он все-таки попал в меня. Пика торчала у меня из ляжки. Я дернул крупом. Она вылетела.