Глава 1 Утро в другом мире

… Черно-красное небо, всполохи, чувство тревоги… Голубые руки, тянущиеся к небу… Падающие люди, пронзенные стрелами… Клубки, клубки стрел… Почему эти люди так мне дороги, откуда это невероятное, щемящее, пронзительное чувство потери?

Звери с крыльями в воздухе, ящеры? Это что — драконы? Выстраиваются в воздухе в ряд… И потом пламя, огненное, все пожирающее пламя, так жарко, жарко…

И меня больше нет, нет, нет…

Что за сон мне снится?

Или это солнце щиплет лицо? Что, это утро?

Свежий ветер слегка треплет волосы. Интересное сочетание — жаркое солнце и ветерок, не помню, чтобы так было вчера. Что вообще было вчера?

Не помню…

Хочется потянутся, но… Почему все так болит? Ну, это же не просто суставы ноют? Да, это что-то другое. Сильно болит спина, резь как-будто. И голову прямо ломит. Почему-то хочется прокашляться. Пытаюсь открыть глаза, сфокусироваться. Но… все плывет, чернота под веками, так ужасно… Я что, болею? Температурю? Вообще, что было вчера?

— Очнулась? Хватит притворяться, — слышу я очень жёсткий мужской голос. Незнакомый мне совсем, но почему-то очень недовольный. И именно жёсткий. Тот, кто говорит, похоже, сильно зол на меня. А почему?

Все это как-то проходит рядом, по краю сознания. Потому что в реалии меня довольно жестко треплют по щекам, заставляя очнуться. Голова мотается на подушке, от этого боль только усиливается, в висках прямо простреливает. Взмахиваю руками, пытаясь отбиться, убрать чужие большие руки от головы. Боже, да что же это такое… В ответ меня приподнимают за плечи и хорошенько так встряхивают, ощутимо, заставляя открыть глаза.

Я с трудом разлепляю веки и недоуменно смотрю. Из солнечного марева проясняется фигура здоровенного мужчины — это он держит меня руками за плечи. Мужчина пристально смотрит на меня. Я не знаю его, никогда не видела. Вообще он красивый, мужественной красотой, не нашей. Волосы черные, волнами, брови нахмуренные густые, легкая небритость. И глаза — синие-синие.

Нечаянно вспомнилось, как недавно ездили в армянский монастырь и ахнули от нездешней красоты тех монахов, их там что, по конкурсу отбирали?

Но красавец почему то держит меня жестко. Он что, имеет на это право? И взгляд какой у него злой!

Оценив этот самый взгляд, я сразу, как юрист, начинаю предполагать худшее.

У меня что, галлюцинации? Или я под воздействием наркотиков? Мне что-то вкололи? Красавцы уже снятся?

— Вы кто? — хриплю, голоса совсем нет, от боли. — Что со мной?

Слова звучат как-то незнакомо. Это мой язык? Я вроде бы его понимаю, где-то в сознании, но сами слова, когда произношу, словно звучат для меня впервые. Что происходит?

— Хватит притворяться! — почему-то снова и довольно зло говорит мужчина. Его я тоже почему-то понимаю, хотя язык мне ранее никогда не был известен. Я не могу сказать даже сказать, к какой группе языков он относится, хотя знаю несколько.

— Ты что, потерю памяти будешь мне разыгрывать? Не получится, имей в виду. Сама под плеть сунулась, — говорит он раздраженно. — Любовника своего защищала.

Последние слова мужчина буквально цедит, произносит с явным презрением, как выплевывает. Ему, похоже, крайне неприятно подобное произносить. Он смотрит на меня очень зло. Он раздражен, сильно раздражен.

И огромный какой!

Пытаюсь напрячь свою память, вспомнить кто это, но в памяти насчет него абсолютно пусто. Ужасаюсь только: я что, умудрилась изменить тако-о-ому мужчине? Я что, с ума сошла?

А затем начинают приходить мои настоящие воспоминания.

Я — Лариса Антоновна, адвокат. Я вышла от потерпевшей, которую взялась защищать в деле по насилию и побоям, поздно вечером. Обстоятельства так сложились, что я согласилась прийти к потерпевшей девушке Кате домой, чтобы подготовить ее к следствию и судебному процессу. Дело усугублялось тем, что потерпевшая чувствовала угрозы от насильника и боялась выходить из дома.

А подозреваемый вовсе не был заперт в камере. До суда мог передвигаться свободно.

В итоге я вышла от Катюши поздно вечером, вызвала такси. Стояла поздняя осень, на улице темно и машину было ждать страшновато.

Что же там произошло?

Память выдает только сбитые картинки: здоровый мужик, в котором я узнаю подозреваемого в насилии, выныривает из темноты прямо ко мне. Под фонарем я его узнаю.

Мужик ничего не говорит, он просто сразу бьет меня битой по боку, спине. От резкого удара и боли я лечу на асфальт, падаю вниз головой, прямо головой на парапет.

Сразу все меркнет в коротком воспоминании…

И… я что, умерла? Воскресла?

Меня сейчас спасают в больнице?

— Я где, в больнице? Где моя сумка, телефон? — говорю неожиданно тихо, слова идут просто с трудом. Да ещё мужчина как-то непонятно одет, не похож он на доктора, и палата больничная очень странная.

Комната скорее напоминает большие покои в старинном музее, которые у нас устраивают в прежних дворцах и замках. На мысли эти наталкивают высокие стрельчатые окна, расписанный потолок, широкая кровать под бордовым балдахином. И люстра какая-то странная, солидная, на музейный экспонат похожа.

Вообще, где я? Резко припоминаю, что мужчина говорит про плеть и про любовника. Это что тогда получается, это он меня так ударил? Я вспоминаю резкий удар по спине. И удар головой, когда упала, тоже вспоминается настоящей, не фантомной болью.

Неужели это насильник, тот, кто напал на меня?. И я что, у него, в незнакомом доме?

Мне резко становится страшно.

Я не успела испугаться в момент нападения, но очень боюсь сейчас. Хотя… он не похож на того насильника.

Видимо, все это как-то отражается у меня на лице, в глазах. Мужчина всматривается в меня более внимательно, словно ему не нравится мой выраженный испуг. И ощущение, что он не понимает моих слов. Не язык, а именно слов.

Ярость потихоньку уходит из его черт, лицо все же остается очень недовольным, но хотя бы злость не искажает черты. Глаза напряженные, синие, а от гнева кажутся совсем темными. И он смотрит жестко, как будто требует с меня какого-то ответа.

Что я ему должна?

Глаза мужчины смещаются от глаз к груди, и дальше. Он будто внимательно всматривается в меня, даже как-бы с удивлением. Но и мужской интерес я четко вижу. А мне становится неуютно.

Слишком молод, чтобы так смотреть. На незнакомую женщину в постели, да еще и женщину в возрасте. Кто он вообще? Явно же, что не доктор.

Я потихоньку тяну покрывало на себя. Оно не обычное белое, а будто старинное, тканое. И это хорошо, лучше закроет мои формы.

Мне не нравится, что на меня, женщину весьма солидного возраста, нагло прямо пялится раздраженный мужчина. Мне немного за шестьдесят уже, последний раз с мужчиной в кровати уже и забыла, когда была… Дети взрослые, муж последний давно в другой семье. Все время мое отнимали работа и помощь детям.

А тут незнакомый мужчина глазами сверкает, глазами шарит по телу, почти навалился. И одежда у него какая-то странная: темно-вишневого цвета, будто бархатный сюртук, брюки темные, сапоги высокие, черные, я и не видела такие сроду. Как будто в фильм старинный провалилась.

Перевожу взгляд на свою руку на одеяле и теряюсь.

Нежная, тонкая рука, изящное запястье, пальцы с тонкими изящными колечками. Камушки какие-то незнакомые на кольцах. сверкают в солнечных бликах. Маникюр, я такой никогда не видела…

Да какой маникюр, какие кольца⁈ Это не моя рука! У меня руки пухлые, рабочие.

И тело… тоже не мое. Явно ноги стройные, и грудь…Далеко не моя. Была обширная, соответственно моим габаритам. А теперь изящная и высокая. Вон как мужчина смотрит, то в глаза, то на грудь, зло, вроде бы, но и жадно как-то.

Что происходит? Я — и не я? Я что — в чужом теле?

Романов женских перечитала, похоже, снится мне все это? Про драконов, и во сне драконы снились, про попаданок? Да, книги эти мне всегда нравились, позволяли отвлечься, отдохнуть от жестких судебных дел. Вот же выверт сознания какой! Мне теперь, значит, мерещится, что я в чужом теле?

Моргаю, стараясь избавиться от наваждения, проснуться, ерзаю под одеялом. Пытаюсь отползти на широкой кровати, но обнаруживаю себя уже прямо под ручищей незнакомца, которая смещается от плеча к груди. Хорошо, что я под покрывалом.

Да как так-то? Тебе кто право давал меня лапать?

Мужчине не нравится, что я пытаюсь отползти и отталкиваю его руку. Глаза почти чернеют, и я вдруг вижу вертикальный зрачок. Не круглый, а вытягивающийся, вертикальный, черт возьми!

Он что, ящер? Я у ящериц такое видела. Или…дракон, как в моих романах? Как в том сне про голубые руки…

Значит, не привиделось. Боже, я попаданка⁉

Чисто по-женски в голову приходит: красивая хоть? И явно я в какую-то историю влипла, вон как дракон злится, того и гляди чешуя на лицо полезет. Что же он такой злой-то?

Наше противостояние и борьба рук неожиданно заканчивается приходом новых лиц.

Высокие двери открываются, и в комнату проскальзывают пожилая женщина и две девицы непонятного возраста, похожие на нее. Женщина дородная, одета в тяжелое темно-синее платье, с белым воротником и рюшами, взгляд у нее неприятный, тяжелый, цепкий.

Она сразу уставилась на мужчину — дракона, как я его окрестила и его руку у меня на груди, пусть я даже и под покрывалом. Девицы в теле, обе фигуристые, блондинки, с почтением присели в приветствии перед ним.

— Мы вас везде ищем, лорд Эшбори, — подобострастно затараторила вошедшая женщина. — Очень переживали за вас. Сара и Донна как увидели, что дочь моя непутевая, Лара, шевелиться начала, сразу слугу за вами послали. Мы очень извиняемся, лорд Эшбори, мы на вашей стороне. Мы ее поведение, милорд, осуждаем, не сомневайтесь. Не тому я ее учила! — и столько страдания в голосе.

И ведь еще и дальше продолжает говорить гадости!

— Ларка вся в мамашу свою покойную, непутевую. Та все по гарнизонам таскалась. Жив бы был мой муж, получила бы она от него, чтобы неповадно было так подличать. Это надо же, муж только за порог, а она к дружку своему, к конюху, стыдоба-то какая!