Глава одиннадцатая ТРУДОВАЯ ПОБЕДА

Начиналась вторая половина игры с металлургами.

Прямо перед центральной трибуной посреди беговой дорожки стоял накрытый красной скатертью небольшой столик. Сверкая гранями, на нем красовался серебряный кубок, а рядом лежали букеты цветов.

Кубок на столике привлекал всеобщее внимание. На него посматривали из самых отдаленных уголков стадиона, им любовались мальчишки, оседлавшие голубую изгородь.

Счет 2 : 1 был в пользу заводской команды. Но противник был силен. Все видели, что играют металлурги отлично, сил у них еще много, команда подобрана молодец к молодцу.

Лишь только свисток судьи объявил начало второго тайма, натиск металлургов стал особенно стремительным. Не прошло и двух минут, а мяч уже бился в сетке ворот.

Его вынесли на центр, большой щит с единицей сменился на такой же, но с двойкой, — и только тогда зрители поверили, что в ворота команды завода получен гол, счет выравнялся. Кое-кто попытался запоздало поаплодировать, но его не поддержали, стадион молчал в напряженном ожидании.

Долгое время игра шла без колебаний в ту или другую сторону. Казалось, ворота с обеих сторон были прикрыты невидимой броней и центр поля словно притягивал к себе мяч прочными нитями. Как его ни бросали в разные стороны, он кружился и кружился посреди зеленого поля, все больше волнуя и игроков и зрителей.

Иногда мячу все-таки удавалось приблизиться к тем или иным воротам. Тогда в дело вступали вратари. Распластавшись в воздухе, широко раскинув руки, они летели наперерез мячу и, схватив его, тотчас же сжимались в комок, охватывали его так, что вырваться мячу не было никакой возможности.

Особенно отличился вратарь металлургов. За несколько десятков минут он стал любимцем зрителей. Уже из уст в уста переходили рассказы о нем: зовут Сережей Серегиным, водопроводчик передовой в Советском Союзе домны № 5, играть учился еще в ремесленном училище, — говорят, приглашали играть в московские команды, но парень отказался. Слава доменного коллектива, известного и почитаемого всей страной, еще больше прибавляла уважения ловкому вратарю, и за ним следили со всех сторон, пристально и любовно, как умеют следить за отличной игрой одни только болельщики футбола.

Наконец мяч попал на ногу Грише Малинину, когда ворота противника не были прикрыты защитой. Высокий, статный, широкоплечий Гриша в голубой майке понесся вперед, к воротам противника, присматриваясь к вратарю.

Серегин пригнулся так низко, что кончиками пальцев мог свободно опираться на землю. Он готов был в любую минуту метнуться за мячом.

Они упали одновременно и вместе: вратарь Сережа, невероятным усилием успевший на ходу переменить направление прыжка и все-таки опоздавший на одну десятую секунды, и упругий мяч, только что отскочивший от сетки.

Щит на доске перевернулся, и одну из двоек сменила крупная тройка.

В эту минуту, когда все заглушила буря аплодисментов и лихой посвист ребятишек на изгороди, — в воротах стадиона показалась «Победа». Ее появления почти никто не заметил, и она бесшумно прокатилась по беговой дорожке, остановившись неподалеку от центральной трибуны.

Дверца распахнулась, вышел дежурный по заводу и крупными шагами направился к трибуне, где сидел директор завода Ковалев. Дежурный торопился, но все же не забывал на ходу посматривать на футбольное поле.

Заметив приближение дежурного, Ковалев протянул ему руку, и дежурный вложил в нее сложенный вчетверо листок бумаги. Не сводя глаз с футболистов, Григорий Иванович развернул бумагу и, все еще посматривая на игру, начал ее читать. Прочитав, улыбнулся, снял очки, поискал кого-то на трибунах, и встретился глазами с Корониным.

Когда прошел первый восторг болельщиков, все сразу обратили внимание на появление дежурного и на переходившую из рук в руки белую бумажку, прочитав которую, соседи директора радостно смеялись, пожимали руки и друг друга поздравляли.

Словно электрический ток прошел через тысячи заполнявших стадион людей. Головы повернулись в сторону центральной трибуны, футболисты были забыты. Они стояли перед столиком и с недоумением смотрели на трибуны, где происходило что-то непонятное.

Гриша Малинин, приложив руки ко рту, во весь голос крикнул:

— Това-арищ директор, просим! Объяви-ите!

И тут же со всех сторон понеслось настойчивое:

— Про-осим! Про-осим! Объявите!

Григорий Иванович, прищурившись и улыбаясь, всматривался в тысячи повернутых к нему нетерпеливых лиц. Коронин стоял рядом с ним и, пригнувшись, говорил что-то отрывисто, взмахивая рукой. Ковалев кивнул и поднял руку, требуя тишины.

Шум медленно утихал. Наконец стало совсем тихо.

В руках у него появилась привезенная дежурным телеграмма.

— Слушайте, товарищи! «Поздравляю руководителей, рабочих, инженеров, техников, служащих с большой трудовой победой. Решением коллегии министерства и ЦК профсоюза вашему заводу присуждено звание завода коллективного стахановского труда. Желаю всяческих успехов дальнейшей работе. Министр Хромов».

Ковалев поставил мегафон на перила, снял очки, сложил телеграмму и окинул всех задумчивым взглядом.

— Вот какая у нас новость, товарищи! Поздравляю вас, товарищи! Я думаю, что мы на этом не успокоимся, пойдем дальше. Теперь, товарищи, давайте бороться за завод отличного качества продукции.

Две-три секунды царило молчание. Все смотрели на директора, словно ожидая, что он еще что-то скажет.

— Ребята, ребята! — прозвучал голос девушки.

Кричала Клава Волнова. Взобравшись на скамейку, одетая в белое платье, с возбужденно сверкающими глазами, она изо всех сил размахивала сорванной с головы пестрой косынкой.

— Ребята, слушайте меня!

Она умолкла на мгновение.

— Ребята, слушайте меня! Нашему родному, любимому заводу — ура!

Она простерла руку в ту сторону, где за голубой лентой изгороди краснели в лучах вечернего солнца могучие корпуса завода.

— Ура! — кричали обступившие Клаву плавильщики, формовщики, очистники, стерженщицы, земледелы, каркасники.

Капитан команды металлургов Сережа Серегин сорвался с места и побежал к стоявшему посреди беговой дорожки столику. Схватив цветы, он поднялся наверх, куда собралось руководство завода. Распустив букет. Серегин совал цветы директору, парторгу, главному инженеру, председателю завкома и всем, кто стоял поблизости, смущенно и негромко приговаривая:

— Поздравляем! От нас, металлургов! Рады! Поздравляем!

Ему пожимали руки, а он строго и внушительно напоминал:

— Нашим металлом работаете, товарищи, не забывайте!

Когда цветы были розданы, Сережа взобрался на перила, окружавшие центральную трибуну, и выпрямился во весь рост. Приложив ладонь ко рту, он громко крикнул команде:

— Металлурги, внимание! Первому на Урале стахановскому заводу… физкульт-ура!

Он поднял руку и три раза ею взмахнул. В ответ на каждый взмах футболисты в красных майках четко кричали:

— Ура! Ура! Ура!

И вдруг, заглушая шум, над толпой раздались мощные звуки духового оркестра.

Величаво и торжественно полилась мелодия Гимна Советского Союза. Она поднялась над стадионом, домчалась до горного кряжа, ударилась и разбудила его и пришла обратно вместе с волной воздуха, напоенного по-вечернему острыми ароматами отдыхающей после дневного зноя зелени. Казалось, зеленые горы прислали людям свой привет в этот радостный для них час.

Руководитель оркестра встал вполоборота и оглянулся на тесно заполнившие трибуны взволнованные лица молодежи. Он нашел в толпе Симу и кивнул ей: «Начни!» Сима оглянулась на него, на оркестр, вслушалась в музыку и запела высоким, звонким, чистым голосом:

гремели тысячи молодых голосов. Медленные, величавые звуки плыли над стадионом:

гремел тысячеголосый хор, и каждый всем сердцем ощущал — это он своим трудом решает судьбу будущих поколений человечества, прокладывает ему пути к счастью, к коммунизму…