Глава 9 Деревня моя, деревянная, дальняя…
Проведать родителей получалось редко: добираться муторно — не успеешь приехать в субботу к обеду, а к середине воскресенья уже пора собираться назад. Как говорит мама — «Приехал, словно в глазу попорошил!». А если учесть, что свободные субботы и воскресенья, соединенные вместе, выпадали нечасто, то и я наезжал не так, как хотелось, а как позволяло расписание. Так что поддался я на Санькины прозрачные намёки о необходимости поездки даже с каким-то облегчением — и в самом деле пора повидать стариков.
Здо́рово было бы, конечно, свозить к отцу с матерью Нину, познакомить родителей с моей будущей женой. И чтобы на девушке было то самое пальто! Но тут спешить нельзя. Пальто я не нашёл, да если честно, и не искал пока. И в той, прошлой жизни, я невесту повез «на смотрины» после полугода ухаживаний. Еле тогда уломал Нину на ту поездку. А сейчас, после недели знакомства, да разве бы она поехала?
Сейчас, правда, меня больше занимало другое — почему она не пришла ко мне сегодня, как было условлено? Если бы не друг мой Санька, на уговоры которого ехать к родителям, я поддался, надо бы обязательно это прояснить. Только Санька — одно дело, а если по-честному признать, сказал я сам себе, ты ведь рассердился на Нину за это, и решение твоё ехать в деревню продиктовано ещё и эмоциями: вот уеду — и пусть ей будет хуже. Воистину все влюблённые — дураки. Но как бы то ни было, что сделано, то сделано — со службы я слинял. Осталось надеяться, что друг прикроет моё отсутствие в случае необходимости.
Прежде, чем уложить в портфель «городские» гостинцы, еще разок осмотрел его критическим взглядом и помянул недобрым словом соседа, возившего картошку.
Собирался добираться едва ли не на перекладных, но, к своему удивлению, удалось взять билет на автобус «Череповец-Ярославль», проходящий мимо деревни Столбово. Правда, в самой деревне остановки не было, поэтому пришлось покупать билет до Грязовца — нашего райцентра. Конечно, было опасение, что шофер автобуса начнет козлиться — типа, остановок тут нет, но потом-то он все равно остановится.
Правда, по сравнению с железнодорожным транспортом я переплатил почти два рубля, зато получил экономию во времени. Да и по шпалам от станции Волоцкой бежать было бы невелико удовольствие. Так что доехал до деревни в относительном комфорте, да еще и в преддверии выходных. Хоть побуду со стариками лишний вечерок. Это было так замечательно, что к концу путешествия я уже не сомневался в правильности своего поступка. Впереди целый день субботы. Конечно, картошка уже выкопана, да и остальной урожай собран, дрова рубить рано, но в деревне работа всегда найдется.
Приехал, порадовал родителей внезапным появлением, выгрузил подарки. Мама опять поворчала — мол, зачем тратился, но заметно, что осталась довольна.
В доме стены оклеены новыми обоями. Наверное, в той жизни я бы на это и внимания не обратил (разве что запах клейстера учуял), а теперь сразу же бросилось в глаза.
— Ух, молодцы-то какие, — похвалил я родителей. — В доме, словно бы посвежело. Когда успеваете?
Мама только улыбнулась, но заметно, что рада заполучить немудреный комплимент от сына. А отце, хмыкнув, приобнял мать и важно изрек:
— Если дружно мы навалимся вдвоем, то обои мы конечно…
— Отдерем, — засмеялась мать.
— И новые наклеим, — добавил отец, уже не пытаясь перефразировать строчку из детской сказки[7].
А я прямо-таки залюбовался своими родителями. Какие они у меня молодцы. Дружные и любят друг друга. А еще — до чего же они у меня молодые! Меня моложе.
Но рефлексировать некогда, мама зовет к столу. Надо мыть руки, как полагается сыну двух медработников, даже если один из них и ветеринарный врач.
Эх, какая же разная может быть жареная картошка! У меня такая вкусна никогда не получалась. И соленые огурчики, и грибы! И городская колбаса, привезенная мной, удачно вписалась. Хорошо бы сальца домашнего, но для него еще не сезон. Свиней станут колоть не раньше ноября, вот тогда и сало стоит покупать. И будет оно свежее, слегка розоватое! В двадцать первом веке таких вкусных хрюшек не бывает.
Разумеется, не обошлось и без водочки. У отца всегда имеется бутылочка, а я привез нашу, Череповецкого ликеро-водочного завода. И матушка, хотя не великий любитель выпить, позволила себе половинку рюмочки. Ну, а мы с отцом разрешили себе все остальное. Но пузырь на двоих мужиков, да под хорошую закусь — это как слону дробина. Другое дело, что ни он, ни я добавки не захотели. Вот, завтра баньку натопим, а уж после нее сам Суворов велел немножко выпить. Но только чуть-чуть. У отца еще может быть срочный вызов, мало ли что. Телятам и прочей живности все равно, что у нас банный день.
Я ел так, что за ушами пищало, слушая свежие новости. Так, ничего особенного. Кто-то женился, кто-то из одноклассниц родил ребенка. Одна уже третьего родила. Молодец, что тут сказать? А еще новость плохая. Наш сосед Пашка — постарше меня лет на пять, оказывается, под собственную машину попал. Под собственную, в том смысле, что это был колхозный ЗИЛ-130, на котором он работал. Приехал в мастерские, поставил на ручник, а сам пошел, чтобы открыть ворота, а машина возьми, да и покатись. А Пашка отчего-то решил остановить ЗИЛ руками, не подумав, что за спиной кирпич и металл. Насмерть, понятное дело. И, тоже, понятное дело, сел за руль не очень трезвым.
Остались после смерти вдова Лидка и трое детей. И как они теперь будут жить? Если бы ребенок один, ну, может и два, то был бы шанс отыскать нового мужа, а кто возьмет замуж с тремя?
Пашку — хоть и обижал он меня в детстве, все равно жаль. А что тут скажешь? Сказать, что сам виноват? Так это очевидно. У нас в деревне две трети несчастных случаев из-за пьянки. Да и в городе тоже самое.
Я только пожал плечами, хотя и помнил из прежней жизни, что вдова Пашки недолго побудет во вдовах. Через полгода встретит мужчину, который решится связать свою судьбу с молодой одинокой женщиной, обремененной тремя ребятишками, увезет их всех не то в Ярославль, не то еще куда-то. А уж как дальше сложится их жизнь, не знаю. Но судя по тому, что Лидка обратно не вернулась, сложилась.
Но была новость и другая, касающаяся семьи Воронцовых.
— Леша, а мне новую работу предложили, — сообщила мама.
— Знаю, в районную больницу, — кивнул я.
— А откуда ты знаешь? — в один голос спросили и отец, и мать. — Мы же тебе не писали.
Вот тут я задумался — что бы такое ответить? Вернее, как половчее соврать. Не скажешь ведь, что помню из нашего прошлого? Помнил, что матери предложили вернуться в профессию, а она согласилась. И почтальоном работать устала — все-таки, когда тебе под пятьдесят, бегать с тяжелой сумкой по деревням тяжело, да и по медицине, которой отдано много лет, соскучилась.
— Да я в автобусе ехал с какой-то теткой, — принялся я импровизировать, — а она жаловалась — дескать, в инфекционном отделении районной больницы медсестер не хватает. Главврач уже с ног сбился, никто не желает выходить. Я и подумал — а почему бы маме туда не вернуться? Сколько можно сумки таскать? Вот, так и совпало.
Кажется, импровизация удалась. По крайней мере, родителей моя версия устроила.
— Работа по сменам, а до Грязовца по утрам автобус ходит, — принялась рассуждать мать. — Есть в шесть утра, потом еще в восемь. Попутку можно поймать. В крайнем случае отец довезет.
— Довезу, — кивнул отец, но уточнил. — Если вызова срочного не будет, то довезу. А будет… ну, сама понимаешь.
Кажется, у родителей уже все было решено. Да я и так знал, что решено, потому что в инфекционной больнице матушка проработает до самой пенсии, а потом останется в ней еще на пять лет.
— А не боишься в инфекционку идти? — задал я закономерный вопрос. — Бациллы там всякие бегают, микробы летают.
Родители снова переглянулись, потом посмотрели на меня и дружно усмехнулись.В общем-то, ответ на вопрос получен. Да я и так знал, что все в этой жизни бывает, но медработнику, которые соблюдают гигиену, никакая зараза не страшна. Матушка, насколько я помню, за все время работы не подцепила никакую хворь. Вот, разве что простуда, но это дело житейское.
— Я тут на днях свидетелем на суде был, — сообщил отец.
— А что за суд? — сразу же заинтересовался я.
— Летом на пастбище молния в стадо коров долбанула, — сказал отец. — Три тёлки — те сразу насмерть. Вернее, не совсем насмерть, но близко. Пастух им сразу же глотки перерезал, чтобы мясо не пропало, а колхоз на него в суд подал — дескать, ущерб на полторы тысячи рублей. Почему к ветеринару не побежал? Дескать — вполне возможно, чтобы я этих телок спас.
— Так, а чего, в колхозе-то совсем дураки? — удивился я. — Пастуха не под суд, а медаль ему надо было давать.
— Дураки не дураки, а в суд подали. Председатель у нас молодой, да еще и городской.
— А ты чего?
— Вот я на суде так и объяснил. Дескать — пока бы пастух за ветеринаром бегал, коровы бы совсем сдохли. А так, хотя бы на мясо годны.
Странно, что я позабыл про эту историю с телками и грозой. Зато отчего-то вспомнился пастух — дядя Митя. Я его знал, пусть и плохо. В школе мы собирали материалы об участниках Великой Отечественной войны, проживавших в наших краях. Помнится, удивлялись, что дядя Митя, работающий пастухом, воевал, был награжден боевыми медалями. А что за медали, где воевал — не вспомню. Надеюсь, что в школьном музее мои записи остались. При желании можно освежить память.
Пастух жил в отдаленной деревне, где и сейчас-то проживает всего человека три или четыре. А в конце восьмидесятых дядя Митя останется там один. Жена умрет, дети разъедутся, а отца к себе никто забрать не захочет. В начале девяностых старика убьют. Не вспомню — в каком именно году это было, но точно, что поздней осенью, когда все дачники разъедутся, но в деревню еще можно будет проехать. И убьют его «иконоборы», промышлявшие в деревнях. Припоминается ещё, что, убийц тогда удалось задержать по «горячим следам», потому что в их машине «стуканул» двигатель, они ее бросили, угнали какую-то тачку. Второпях, да еще и напуганные, оставили в своей машине и украденные иконы, и «пальчики». Так что, отыскать их было уже вопросом времени.