Дом Коннора полон людей в костюмах. Музыка орет, но соседи не возражают, ведь этим пятничным веч ...

Дом Коннора полон людей в костюмах. Музыка орет, но соседи не возражают, ведь этим пятничным вечером Хэллоуин. Улицы заполнены детьми, которые просят сладости и стучатся в дома за конфетами. Это один из моих любимых праздников, несмотря ни на что, но у меня есть гнетущее чувство, что я попаду в кошмар.

— Ты в порядке? — Спрашивает Кэти, ее голос приглушен под маской. Сара принесла нам маски из фильма «Судная ночь». Моя белая, на которой красными буквами написано «ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ».

— Да, — лгу я.

Я нервничаю. В доме так много людей, что почти не протиснуться. Здесь вся школа. На девочках практически ничего нет из одежды, несмотря на резкий холодный воздух снаружи, но внутри жарко. Запах алкоголя и пота, смешанный с запахом резины от маски на моем лице, заставляет меня чуть ли не блевать.

Мы пробираемся сквозь толпу людей, и я ищу глазами Кая, но не вижу его.

Люди кричат в конце, привлекая наше внимание. Я следую за Кэти, Сарой и двумя другими девушками, которые пришли вместе с нами.

— О, черт, Чистка уже здесь! — Кричит один парень. — Мы все умрем! Эй… Кай!

Он указывает на нас.

— Чистка. Вставай, мужик. Они идут за тобой, — шутит он.

Я резко поднимаю голову, слыша его имя. Парень явно уже пьян в стельку, его руки подняты, а пальцы направлены прямо на нас.

Я просматриваю толпу. Кэти останавливается передо мной, резко разворачиваясь.

— Разворачивайся!

Я качаю головой.

— Нет. Что там?

Она качает головой и выглядит как убийца из фильма. У меня сжимается живот от того, что я сейчас увижу.

— Тебе не следует…

— Мне нужно.

Я ее не знаю, и она меня не знает, но я могу сказать, что она бы не хотела этого видеть, если бы было наоборот. Я могу это уважать, но именно поэтому я пришла.

— Ты уверена? — Я киваю с телефоном в руке, приложение камеры открыто.

Она смотрит себе под ноги несколько секунд и отходит в сторону.

Мое сердце падает, а руки начинают дрожать. Я делаю глубокий вдох и хватаю телефон, размеренно делая снимки.

Кай сидит на диване. Его лицо раскрашено черным и белым, как в День мертвых. На журнальном столике выстроились стопки. Джен сидит у него на коленях с лаймом во рту. Она наклоняется ближе, он соскальзывает, и она крепко целует его в губы. Мое сердце колотится. Мои колени вот-вот подкосятся, когда он целует ее в ответ. Его руки скользят к ее талии, он поднимает ее и неуверенно встает на ноги. Джен смеется, пытаясь обхватить его шею руками, но он отталкивает ее, качая головой.

Он делает шаг вперед, и Джен улыбается, покачиваясь.

— Хочешь подняться наверх? — Говорит она с знойной улыбкой.

Он пьян, но ему нет оправданий. Мне хочется накричать на него. Мне хочется избить ее, протащив по полу, но это никогда не изменит того, что я видела. Это никогда не избавит меня от боли в моем сердце. Я думала, что самое худшее в жизни - это не слышать, как кто-то говорит тебе, что любит тебя. Но я ошибалась. Самое худшее - когда тебе говорят эти слова, и это ложь.

Кай мог бы быть тем, кто избил меня ремнем, оставив мне шрамы, которые всегда будут напоминать мне, что он никогда не был моим. Он никогда не любил меня. Он никогда не был моим другом.

Гнев клокочет у меня в горле.

— Да, это отличная идея! — Кричу я.

Все поворачивают головы.

— Что ты делаешь? — Спрашивает Кэти.

Я смотрю на нее.

— То, что я делаю лучше всего. Выживаю.

— Видишь, даже они думают, что это отличная идея, — мурлычет Джен, обхватив его за талию в обтягивающем черном комбинезоне.

Кай поднимает взгляд. Его глаза красные от переизбытка алкоголя. Когда я снимаю маску и позволяю волосам упасть на плечи, лицо Кая вытягивается. Он смотрит на Джен, а затем на меня.

— Руби?

— Давай, Джен. Он весь твой. — Она торжествующе улыбается, как тот кот, который наелся сливок.

Он спотыкается, пытаясь оттолкнуть ее.

— Руби. Нет.

— Ты права, Кэти. Это ничего не значило.

— Это так хреново. — Говорит Кэти, когда я оборачиваюсь.

— Это… — Конор замолкает, одетый как сутенер, указывая на меня справа, но я продолжаю идти в гостиную.

Музыка меняется на танцевальный ритм, заглушая крик Кая:

— Рубиииии! Руби… это не то, что ты думаешь! Рубиииии!

Выскочив из двери на тротуар к машине, я сажусь на заднее сиденье рядом с Кэти, закрывая дверь. Кай, спотыкаясь, выходит из передней двери, запыхавшись. Визг шин, когда машина слишком резко тормозит, заставляет всех замереть на месте.

— Какого черта? — Говорит Сара, указывая на огромный грузовик, который практически врезался в машину на подъездной дорожке. Тайлер выпрыгивает из своего грузовика, как одержимый демоном, и идет в дом без костюма, не обращая внимания на то, что происходит. Похоже, он собирается кого-то обездвижить. Я уже облажалась и показала свое лицо. Мне здесь не место.

— Поехали, — говорю я Саре.

— Он реа ... Я не пытаюсь заставить ее чувствовать себя хуже, чем она должна чувствовать, Лорен. Хотелось бы, чтобы кто-нибудь надрал ему задницу. Ты видела выражение ее лица.

— Тсс… — Думаю, это была Сара.

Девушка, сидящая рядом со мной слева, молчит. Я не знаю ее имени, но чувствую, как она сжимает мою руку, сжатую в кулак на моих коленях.

— Меня зовут Паула, — тихо говорит она. — Ты заслуживаешь лучшего.

Похоже на то, что сказал бы Сезар. Ты заслуживаешь лучшего. Я смотрю на темное небо, находя луну. Всякий раз, когда я чувствовала себя потерянной, я видела луну, потому что это был единственный свет, когда меня окружала такая тьма.

Худшее, что со мной случалось, всегда случалось ночью.

Мой отчим избивал меня, когда я возвращалась домой от Кая, когда уже стемнело. Я наблюдала, как моя мать кайфует поздними вечерами, а мой отчим и его приятели по работе приходили до того, как я ложилась спать, чтобы кайфовать.

Майк, тоже случился однажды ночью.

Электричество отключалось, тоже ночью.

Боль в животе от голода всегда была сильнее всего ночью. Казалось, что мое тело питает себя изнутри. Ничего хорошего со мной не случалось на закате. Как будто демоны были освобождены, чтобы забрать то, что они хотели, потому что я была слаба и цеплялась за надежду.

Я всю жизнь цеплялась за надежду.

Говорят, как только ты падаешь и ударяешься о землю, нет другого пути, кроме как подняться. От того, как ты стоишь, зависит, насколько высоко ты поднимешься.

* * *

Раздается громкий стук в дверь спальни, но я его заглушаю. Так же, как и двадцать текстовых сообщений и пятнадцать пропущенных звонков от Кая на моем телефоне за последний час. Я вижу тени кроссовок из щели под дверью, где я сижу в шкафу.

Еще один сильный стук:

— Руби?

Это Сезар. Он, должно быть, услышал новости, или, может быть, ему позвонил Кай.

— Руби, я знаю, что ты в шкафу. Открой дверь, Nena(детка). Мне нужно убедиться, что с тобой все в порядке.

Я хватаю телефон и отправляю ему сообщение.

Руби: Я в порядке. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Ему жаль, Руби. Он сказал, что то, что ты видела, выглядело плохо, но он не имел этого в виду. Это не то, что ты думаешь, Руби. Он собирался прийти, но я сказал ему не делать этого. Я знаю, что тебе нужно время подумать.

Я смотрю на фотографию Кая, целующего Джен. Ее раздражающий голос витал у меня в голове. Он всегда возвращается к ней. Должно быть, они собирались на вечеринку, и поэтому он не отвечал на мои звонки. Он думал, что я глупая и не приду. Я никогда этого не узнаю.

Я отправляю Сезару фотографию. Я слышу звонок на его телефоне и поток ругательств, вылетающих слов из его рта.

Руби: Мне нечего ему сказать, и я не хочу больше его видеть. Пожалуйста, оставь меня в покое.

Он вздыхает, стуча кулаком в дверь.

— Руби, мне так жаль. Ты же знаешь, что я здесь для тебя, да? Всегда.

Я не отвечаю, кладу голову на подушку, которую положила на пол, смотрю на фотографию с экрана телефона, выжигая изображение в своей голове. Сколько еще человек может вынести, чтобы продолжать жить? Одинокая слеза скользит по моей щеке, и я закрываю глаза, зная, что кошмары придут.

Запах дома моей матери.

Грубое ощущение грязного ковра коленями.

Жжение от кожи на моей коже.

Жар от боли глушит мои крики.

Голос моего отчима:

— Глупая маленькая девочка. Я же говорил тебе не видеться с этим мальчиком. Ты никому не нужна, но ты не слушаешь.

И он был прав. Он всегда был прав.

А я лишь жила невинной детской надеждой.