ГЛАВА 4

Вампир издает первобытный вопль и тянется когтями. Я уворачиваюсь от его хватки. Его движения кажутся более медленными и локаничными, чем раньше. Хотя он по-прежнему подвижен и бесшумен, но, похоже, действует исключительно на инстинктах. Это совсем не похоже на моего брата и на дисциплинированные шаги человека, прошедшего боевую подготовку. Я вижу каждый удар еще до его нанесения.

Вампир наклоняется вперед, когда я оказываюсь не там, где он ожидал, и я уклоняюсь в сторону, когда он теряет равновесие. Одним движением, крепко ухватившись, я подцепляю серп между ребер и тяну, распарывая грудную клетку с тошнотворным всплеском черных и сероватых внутренностей. Вампир испускает крик и корчится, когда серебро очищает его пеструю кровь. Жизнь покидает его тело. Ощущение больше, чем от того, что он замирает под моим клинком. Это отчетливое осознание того, что существование внезапно исчезает — пустота там, где когда-то что-то было.

Я рывком освобождаю серп, не выдержав его веса, и тихонько вздыхаю. Я сделала это. Я действительно сделала это. Мои руки дрожат. Несколько шагов, и все было кончено. Я двигалась так, как сказал мне Дрю. Он будет так горд. Если он мне поверит. Я должна буду сказать ему первым делом, когда...

Далеко-далеко в воздухе раздается крик.

Этот звук отличается от всех других, которые я слышала, от всех других, которые я не должна была слышать. Звуки битвы, близкой и далекой, отдаются в моих ушах. Далекие крики и возгласы, приказы, отдаваемые одним отчаявшимся охотником другому. Как будто под действием эликсира весь мир открылся для моих чувств до невыносимости. Деревня Охотников — это шум, стук сердца и бешеные команды. Я чувствую запах крови, пролитой на далеких полях сражений. Каждое ощущение накаляется на моих чувствах, страх и паника всего человечества бьются о мои чувства в эту забытую ночь при зловещем, красном свете луны.

Я пытаюсь отгородиться от всего этого, пока крик снова не прорезает все своим низким резонансом. Я никогда не слышала его раньше. И я надеялась, что никогда не услышу.

Это Дрю.

Я знаю это всей душой. Мой брат в опасности. Я оглядываюсь в сторону лестницы.

— Прости меня, — шепчу я Матери, хотя она не слышит. Я не знаю, сказала бы она мне остаться или уйти. Но это мой брат, и я не позволю ему умереть в одиночестве на Фэйдских Болотах. Не сейчас, когда у меня есть вся эта необузданная власть.

Я бросаюсь в ночь.

Невидимая привязь дергает меня за пупок, как будто меня тянут к чему-то — кому-то вдалеке. Она ведет меня по главной дороге к выходу из города. На поле сражаются охотники и чудовищные вампиры. Ночь окрашивается в багровый цвет от лунного света и крови. Я продолжаю бежать.

Я быстрее любого человека или монстра. Никто не обращает на меня внимания. А если и обращает, то исчезает в мгновение ока.

Ощущение влажной земли под ногами смешивается со свежестью ночного воздуха в легких. Мне кажется, что я уже совершала этот пробег, хотя я знаю, что никогда не делала этого. Мне, как кузнечной деве, вряд ли позволено выходить за пределы города. Вход в Фэйдские Болота строго запрещен.

Поля фермеров резко обрываются у очередной стены. Это настоящий конец Деревни Охотников и начало фронта войны. Дорога идет дальше, прорезая бесплодную землю — за многие годы ее выжгли и посыпали солью, чтобы защитить от вампиров.

Пользы от этого мало.

Земля вокруг дороги становится дерновой. Скелетные деревья тянутся вверх через болота — смутные силуэты в угасающем свете. Туман клубится над водой, вырываясь из туманной преграды, которая тянется за древней каменной аркой до стены охотника в обе стороны.

На вершине арки изображен символ в виде бриллианта с дугой в форме буквы V, по обе стороны которой отражаются два полумесяца. Дрю уже рисовал мне эту фигуру и называл ее знаком вампира — предупреждением, сделанным нашими предками на границе их земель. Туманные болота обнимают меня своими туманными объятиями, когда я прохожу под аркой.

Я нахожусь в их стране, и единственное, что дает мне спокойствие, — это эликсир, бурлящий в моих жилах.

Длинная, извилистая, каменная дорога змеится среди гнилых деревьев и темных вод. Я бегу сквозь туман. Я бегу быстрее, чем мне кажется возможным, следуя за потоками ветра.

Я быстро обнаруживаю, что туман обманывает глаза. Не раз мой взгляд устремлялся в какую-то сторону, когда мне казалось, что я вижу движение. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что там ничего нет. Я несколько раз моргаю, пытаясь прояснить зрение. Я не позволю себе отвлечься на обман зрения.

Снова ворчание. Хрип. Я напрягаю слух, чтобы услышать напряженные звуки, издаваемые моим братом. Держись, прошу я с каждым вздохом. Я чувствую вампира вокруг себя — вокруг него — нарушающего равновесие нашего мира.

Туман внезапно рассеивается, и я оказываюсь на большой круглой площадке. Она похожа на остатки какой-то огромной башни. Осыпающиеся стены не дают болотам переполниться и захватить истертые камни. То, что тянуло меня в эту ночь, оборвалось в тот момент, когда мой взгляд упал на кровавую бойню.

Давос, мастер охоты... мертв.

Его тело изуродовано. Глубокая рана почти насквозь прорезала его шею. Глаза широкие и бездушные. Вокруг — лужи крови, значит, вампир его не осушил. Как будто его смерть была для забавы.

Мои ноздри вспыхивают от запаха крови. Подавляющего, почти невыносимого. Снова возникают образы золотых глаз и пестрой плоти. Я тряхнула головой, пытаясь прогнать их и сосредоточиться на настоящем. Я не позволю безумию охотника захватить меня.

След красных брызг приводит меня к двум другим.

Дрю сильно избит. Он висит, опираясь на стальные когти, пронзившие его плечо и пригвоздившие его к стене развалин. Его черные волосы, такие же, как у меня и у Матери, мокрыми клочьями рассыпались по лицу, подбородок свисает к груди.

Вампир, прижавший его к стене, не похож ни на кого из тех, о ком я когда-либо слышала или видела, даже в самых мрачных кошмарах.

В отличие от других чудовищ, которые бродят в рваной одежде, он одет в пластины из полированного железа. Каждая замысловатая складка выточена с большей тщательностью, чем пошив самого лучшего платья для бала.

Пластина отделана золотом; сплетенные нити покрывают доспехи в форме, которую я не узнаю, но я ценю огромное мастерство, которое потребовалось бы для создания, несмотря на то, что у меня никогда не было ресурсов, чтобы сделать что-то даже вполовину столь же прекрасное. У вампира по обе стороны шлема, как рога, торчат перья ворона, смазанные маслом и сверкающие в красном лунном свете — интересно, это трофеи охотников, которых убили для него разведчики? Охотники носят перья ворона мастера охоты на удачу; от украденных монет у меня сводит живот. За ним в воздухе развевается малиновый плащ, отделанный золотом. Невидимые руки тянутся из тумана, дергают за подол, слегка обрывая его, словно что-то пытается вернуть его в мир, откуда он пришел.

Я крепче сжимаю свой серп. Думаю, что единственное, что помогает мне не ослаблять хватку, — это эликсир во мне.

— Если не он был анкером¹, то ты? Скажи мне, где он. Скажи мне, как его сломать. — Голос похож на погружение раскаленного металла в воду. Конечно, это не может быть голос существа, стоящего передо мной... Этот голос... этот первозданный звук, кажется, исходил отовсюду сразу. Он был не столько произнесен, сколько вызван к жизни. Слова проникают в мои уши и вьются в голове, как змея, устраивающая в черепе свое новое логово. Я почти чувствую, как его грубая сила бьется о спину всех моих сокровенных мыслей.

Вампир наклоняется ближе к Дрю. Его воротник сорван. Чудовище собирается убить его. Я представляю, как вампир пьет кровь моего брата и принимает его облик. Я не смогу убить монстра, если он наденет кожу Дрю.

— Отпустите его! — кричу я, переключая внимание на себя, прежде чем вампир успевает что-то предпринять.

Дрю дергается при звуке моего голоса, но не поднимает головы. Он потерял слишком много крови для этого. Благодаря нашей связи, как близнецов, или эликсиру, я чувствую, что он жив, но только едва.

Вдох воздуха. Развлечение. Вампир издает низкий смешок, больше похожий на далекий рев какого-то давно забытого зверя, бродящего по болотам.

— Еще один охотник, пришедший отомстить за своих погибших друзей?

Значит, этот голос действительно принадлежал вампиру? Они способны говорить? Никогда не слышал о таком. Если он может говорить, значит ли это, что он способен рассуждать? А если он способен к высшему мышлению, тогда... тогда это значит...

Все было выбором.

Они охотятся на нас не как на зверей. Они охотятся на нас, потому что сами так решили. Потому что видят в нас только забаву. Я крепче сжимаю серп и не прошу тварь освободить моего брата во второй раз. Такое существо, как он, знает только две вещи — кровопролитие и смерть. И я дам ему их.

— Теперь я твоя добыча! — Я сокращаю расстояние между мной и вампиром и прыгаю. Он пытается повернуться, но слишком медленно. Стальная перчатка, закрывающая его когтистые руки, слишком глубоко впилась в камень. Я втыкаю один серп в щиток его шлема и дергаю.

Сталь с грохотом сталкивается с железом. Шлем летит, а вместе с ним и мой серп. Он пошатывается, а я теряю равновесие. Я втыкаю острие другого серпа в камень и, используя его, поворачиваюсь, чтобы встать на ноги. Я подворачиваю их под себя, освобождая оружие поворотом. Может, я и не тренировалась с охотниками, но Дрю научил меня тем навыкам, которые передал ему Давос. А днем я оттачивала свое тело, поднимая уголь, молот, железо и серебро.

Вампир вращается, и, встретившись взглядом со впалыми глазами чудовища, я запоздало вспоминаю, что говорил мне Дрю: