ГЛАВА 28

Я стою в городе из камня и льда. Иней покрывает дверные проемы и пороги, древние сталагмиты цепляются за балконы, угрожая своими опасными остриями. Городские здания, которые я видела из замка, массивнее, чем я могла себе представить. Они возвышаются надо мной на несколько этажей. Крепость в Деревне Охотников всего четыре этажа в самой высокой точке, а я всю жизнь думала, что это самое высокое здание, которое только можно создать.

Повернувшись, я воспринимаю все это. Тишина. Снегопад, сверкающий в лучах солнца, танцующий на моих ресницах и завихряющийся в моем затаенном дыхании.

— Добро пожаловать в город. Темпост, колыбель вампиров. — Руван отпускает мою руку.

— Это... — Сияющие шпили, сверкающие булыжники, железная арматура по бокам зданий... от этой красоты у меня перехватывает дыхание.

— Это не так много, не сейчас. Но раньше...

— Это потрясающе. — Я снова обрела голос.

Удивленное молчание Рувана сменяется легкой улыбкой. За пределами замка он кажется светлее, немного выше ростом.

— Я рад, что тебе нравится.

— А как все было до этой длинной ночи? — спрашиваю я.

Взгляд Рувана становится мягким и отстраненным. Он смотрит на безмолвные улицы.

— По правде говоря, даже я не знаю.

— Не знаешь? — Я оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что Винни и Каллос не находятся поблизости, и только после этого легонько касаюсь его локтя.

— Нет... Я родился уже после того, как было наложено проклятие. Даже будучи мальчиком, я видел лишь тень былой славы Темпоста. Народ уже становился Погибшими, они убивали друг друга, чтобы выжить. Но во времена расцвета город был великолепен. — В его словах звучит тоска, ностальгия по тому, чего он никогда не знал. — Старейшины говорят, что в течение месяца все было тихо, но во время праздников, которые проходили в полнолуние, улицы заполнялись людьми всех мастей. Они...

— Кажется, все чисто. — Винни выбегает из-за большого соседнего здания, прерывая размышления Рувана, и Каллос идет позади. Я быстро опускаю руку, надеясь, что они не заметили.

— Это хорошо. — Руван проводит ладонью по пуговицам своего пальто. Никогда еще железные пуговицы не вызывали у меня такого восхищения. Но то, как они скользят под его длинными изящными пальцами, прежде чем расстегнуться, завораживает. Это почти заставляет меня облизывать губы. Мне хочется медленно провести языком по кончикам зубов. Почувствовать, есть ли у меня...

Мое сознание переполняют мысли.

Клыки.

Именно об этом я и думала.

Я вдруг сосредоточился на архитектуре зданий, на планировке улиц, на чем угодно, только не на нем.

— Ты готова? — говорит Каллос таким тоном, что я думаю, что он спрашивает об этом не в первый раз.

— Да, конечно. — Я опускаю руку на серп, когда мы приближаемся к громадному строению впереди.

Колонны выстроились вдоль его фасада. Вход в здание представляет собой арку, настолько массивную, что в нее может проехать лошадь с телегой. Над ним — герб и гравировка, покрытые толстым слоем инея и снега, что делает их неразборчивыми.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает Руван, когда мы приближаемся. Винни и Каллос идут впереди. Винни я ожидала, но Каллос, идущий в бой во главе отряда, — это нечто такое, чего я не ожидала от этого мужчины.

— Я готова. — Я быстро киваю, держа руку на рукояти серпа.

Руван тихонько хмыкает, похоже, от удовольствия. Он снова недооценивает меня, как и тогда, когда мы только спустились в старый замок. Я ему покажу. Я...

Мои мысли останавливаются во второй раз, ноги зеркально отражают мои шаги, останавливаясь на месте.

Я стою в двухэтажном атриуме. Снег падает через треснувшее стекло купола. Прямо передо мной — каменный стол, обрамленный мрамором. Его кресло давно превратилось в пыль.

Но то, что подвешено под куполом, поглощает все мое внимание. Над головой — массивный скелет крылатого чудовища. Клыки, превосходящие по размерам меч Вентоса, направлены на меня, словно он собирается опуститься и поглотить меня одним укусом. Когти, более острые, чем мой серп, тянутся от четырех ног. Все это держится вместе и подвешено на проволоке, на изготовление которой кузнец, должно быть, потратил несколько часов.

— Что... что это за место? — пробормотала я, расслабляя руку на боку. Как бы ни был страшен скелет, он не собирается оживать и нападать на меня.

— Музей, — повторил Каллос, несколько ошарашенный. От того, как он смотрит на меня, жар смущения обрушивается на меня, соревнуясь с холодом в воздухе, и побеждает.

— Ну, это очевидно, — говорю я решительно. Слишком решительно. Руван вздергивает серебристую бровь.

— Да, но мы направляемся сюда. — Каллос огибает стол и направляется во второй атриум, где статуи стоят на страже.

Мы огибаем боковую лестницу, ведущую на мезонин. Я все время сосредоточена на статуях. Одна из них увенчана короной, похожей на часовню в замке. Две другие грациозно застыли в танце — фейри с крыльями бабочки и человек, смеющиеся, обхватившие друг друга руками. Другая рассказывает о человеке и его враге — горном льве. Четвертая — ужасающий образ вампира, который я представляла себе задолго до приезда в Мидскейп: женщина, сгорбившаяся над обмякшим телом, по подбородку которой застывшими струйками стекает каменистая кровь.

Все, мимо чего мы проходим, покрыто тонким блеском инея и пыли. Безвременье и неизмеримый возраст, застывшие вместе и зависшие в вечности. Я не хочу ни к чему прикасаться. Не хочется дышать.

Эти залы кажутся мне запретными. Они не похожи ни на что, что я когда-либо видел, о чем даже не смел помыслить. Мне не суждено быть здесь. И все же, все же...

Мое сердце бешено колотится.

Каждый поворот, каждый коридор, по которому мы спускаемся, вызывает волнение. Плачущие картины заставляют меня собирать их краски воедино, представляя, какими они могли бы быть, какими могли бы стать. Статуи смотрят на меня безмолвными глазами. Все это не волшебство, как я предполагала вначале, но все это захватило меня, схватило мое воображение за зубы.

Я еще не успела оглянуться на это удивительное место, как Руван говорит:

— Вот мы и пришли.

Мы остановились в длинном узком коридоре. Здесь еще больше скелетов, но они не похожи на огромное чудовище у входа. Они держатся вертикально за счет прочных металлических стержней, проходящих через их сердцевину, а не подвешены к потолку. Между ними стоят статуи, поначалу грубые, но по мере продвижения по залу приобретающие все большую утонченность. Стены вокруг них украшены картинами и гобеленами.

— Сюда, — говорит Каллос, направляясь к одной из ближайших статуй. Он счищает иней и грязь с таблички перед ней. Пока он это делает, я сосредоточиваю внимание на самой статуе. На ней изображены двое мужчин, сцепивших руки под полной луной. — Первый лунный договор.

Я читаю надпись.

— Вампир и.… лыкин?

— Наши небесные братья. Предки лыкинов тоже находили силу в луне. Но наши пути сильно разошлись, когда их вожди заключили договор с древними духами глухих лесов, чтобы получить их силу. Вампиры таких договоров не заключали и отступили в наши горы. — Каллос указывает на череп на постаменте. — Видишь, здесь вампиры изначально не так уж сильно отличались от людей. Мы еще не знали предание о крови, поэтому у нас не было причин для клыков.

Я смотрю на череп вампира без клыков. Каллос прав. Он почти такой же, как у человека. Только вот даже черепа у них более красивые, нежные. Кость идеально гладкая, словно изваянная из цельного куска мрамора.

— Вампиры были физически изменены с помощью кровавого предания?

— Да, это был единственный способ выжить, — торжественно говорит Руван.

— Вампиры были слабы от природы, — говорит Каллос, ведя нас по коридору. Там висит выцветший портрет с изображением рядов кроватей, на которых лежат мужчины и женщины. Служители застыли между рядами.

— У нас была своя сила, — возражает Винни на то, что ее называют слабой.

— Была. Мы могли использовать силу вращающейся луны, чтобы вычерпать глубокую магию, с помощью которой мы могли совершать чудесные магические подвиги, читать по звездам или создавать великие произведения искусства, — соглашается Каллос. — Но только в то время. Это заставляло первых лордов и леди бояться внешнего мира — по сравнению с остальными жителями Мидскейпа и их магией мы были слабы. Поэтому мы укрепились в своих горах и принимали других только в полнолуние.

— И тогда началось кровавое предание, — пробормотал Руван, когда мы остановились перед еще одной статуей Короля Солоса. На нем та же корона, что и в часовне — правда, из камня, а не из железа и рубинов. — С помощью магии крови мы смогли укрепить наш народ не только в полнолуние. К вампирам добавилась новая кровь со всей ее силой и опытом.

— С каждым добавлением мы становились быстрее и сильнее. Мы могли полностью открыть свои границы для торговли и путешествий, как это делали все остальные королевства. Темпост стал оплотом искусства, культуры и музыки. Мы читали по звездам, а фейри пели о нашей способности видеть душу человека через его кровь, — с гордостью говорит Каллос.

— И только посмотрите на нас сейчас... — пробормотала Винни, проводя пальцами по перилам и основаниям статуй. — Как сильно мы пали. Как недолговечно все это было. Как легко та магия, что создала нас, и уничтожила нас же.

Каллос смотрит ей вслед, полный отчаяния. В его глазах светится тоска, от которой у меня болит сердце.

Руван, видимо, тоже это видит, потому что говорит:

— Почему бы тебе не сводить Винни посмотреть гобелены? Я знаю, как она любит шить.

— Ты уверен? Как архивариус, я обязан вести учет истории, — возражает Каллос, неловко сдвигаясь с места. — Есть еще что обсудить о Короле Солосе и первых людях в Темпосте.

— Как нынешний лорд вампиров, я думаю, что вполне могу взять на себя эту ответственность. — Руван наклоняет голову в сторону Винни; она осматривает то, что выглядит как копия города Темпоста в его кальдере.