ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ
Эмма
Дом снова был полон.
Джиа осталась здесь вместе с Энцо и его братом, а Фрэнки прилетела из Сидерно. Массимо все еще был в больнице, но его скоро выпишут.
Я должна была быть счастливой. Меня окружала большая хаотичная семья, как и в детстве.
Только я была несчастна. Кого-то не хватало.
Самолет Бускетты вылетел два дня назад, когда я еще была в больнице. Джакомо и Зани исчезли, не сказав ни слова, предположительно, возвращаясь в Палермо. Я его не винила. Он излил мне душу, а я не смогла сказать о своих чувствах. Я попросила время, и он ушел.
С тех пор не было ни слова.
Я уставилась в свою кружку и помешивала чай. Все еще спали, и я использовала тихое время этим утром, чтобы подумать. Мои сестры избегали темы моего брака и моего пропавшего мужа, но это не продлится долго. Слишком много трагедий пришлось пережить за последние несколько дней, но я хорошо их знала. Скоро они потребуют услышать все.
Я не знала, что им сказать.
Любила ли я Джакомо? Да, однозначно.
Но любви было недостаточно, чтобы построить брак. Настоящее партнерство зависело от уважения и общения, общих ценностей и целей. Если бы я отправилась в Палермо, я бы отказалась от того, ради чего я работала — от выхода из мира, в котором я выросла. Джакомо мог обещать, что для меня все будет по-другому, но как это могло быть? Человек в его положении не мог делать слишком много скидок, не рискуя всем. А Сицилия определенно была старой школой в своем мышлении.
— Как мой маленький мужчина сегодня утром?
Я резко подняла голову на голос старшей сестры. Мобильный телефон у ее уха, Фрэнки влетела на кухню в нарядной красной шелковой пижаме. Она всегда выглядела прекрасно, как мини-версия нашей матери, которая была всемирно известной моделью.
Фрэнки подошла к кофемашине и начала возиться с настройками.
— Мама любит тебя, Марчелло. Да, люблю. Ti amo, ti amo, ti amo (Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя).
Марчелло был ее сыном. Как она оставалась такой великолепной, имея троих детей, которые были так близки по возрасту, было загадкой. Я бы, несомненно, была в беспорядке 24/7.
Это навело меня на мысли о Джакомо и детях.
«Ты примешь м еня , как хорошая девочка, не так ли? И я собираюсь поместить внутрь тебя ребенка».
Я покраснела и поерзала на стуле. Такие воспоминания не были полезными. Для этого требовалась логика, а не эмоции.
— Спасибо тебе за это, — говорила Фрэнки в трубку, и тон ее голоса изменился. — И да, я тоже скучаю по тебе, Папарино.
Что бы Фаусто ни сказал в ответ на другом конце провода, моя сестра покраснела, поэтому я отвернулась. Я не могла сейчас вынести еще одну счастливую пару. Энцо и Джиа были достаточно плохи.
Она принесла чашку эспрессо в бар на кухне.
— Мне пора идти, старый грязный дядюшка. Здесь моя сестра, и ты ее смущаешь. — Она замолчала. — Нет, она хандрит. — Еще одна пауза. — Я ей скажу. Поговорим позже, amore mio. Ciao.( Моя любовь. Пока).
Когда она отключилась, она отпила эспрессо.
— Фаусто говорит, что тебе лучше.
— Почему ты сказала, что я хандрю?
— Ты вообще спала прошлой ночью?
Едва-едва, но это не главное.
— Вы все должны оставить меня в покое и позволить мне управлять своей собственной жизнью.
Фрэнки фыркнула.
— Ты познакомилась со своими двумя сестрами? Ты познакомилась со своими зятьями? Оставить тебя одну — это не в моих правилах, Эм.
Я не хотела говорить ни о чем из этого, поэтому сменила тему.
— Я слышала, ты долго сидела с папаой вчера вечером. — Фрэнки была, мягко говоря, расстроена, когда узнала, что наш отец умирает. Она быстро проходила через стадии горя, чередуя горе, гнев и отчаяние с тех пор, как приземлилась в Торонто.
— Да, — ответила она. — И не меняй тему. Мы говорим о тебе.
— Я не хочу говорить о себе.
Вошла Джиа.
— О, хорошо. Мы говорим об Эмме. — Ее темные волосы были в беспорядке, и она была в той же рубашке, что и Энцо вчера, ноги ее были голыми. — Позволь мне выпить кофе, прежде чем мы начнем.
— Мы ничего не начнем, — сказала я.
— Да, мы начинаем, — строго сказала Фрэнки. — Так что пристегнитесь.
Джиа подошла к кофемашине. Когда капля потекла, она положила руки на стойку, затем наклонилась, чтобы вытянуть спину. Фрэнки критически посмотрела на нее.
— Ты там в порядке, Джи?
— В порядке? Господи Иисусе, мой мужчина может натворить бед. Хорошо, что я в форме. Иначе я бы не выжила после его члена.
— Это объясняет твою прическу, — сказал Фрэнки.
Джиа сняла повязку с запястья и собрала волосы в пучок.
— Не стоит меня ненавидеть за то, что я выбрала кого-то моложе и красивее твоего мужа.
Фрэнки покачала головой, усмехнувшись.
— Конечно, продолжай говорить себе это.
Мои две сестры любили подкалывать друг друга. Обычно я пыталась играть роль миротворца, но не сегодня. Если они спорили, значит, они игнорировали меня и мой брак.
— Я удивлена, что Фаусто не с тобой, — сказала Джиа. — Учитывая, что Энцо и его братья здесь. — Энцо уже похитил Фрэнки однажды, до того, как они с Джиа влюбились, а Фаусто был не из тех, кто прощает и забывает.
— Не волнуйся, — сказал Фрэнки. — Они долго беседовали.
— Вот как. — Джиа взяла чашку кофе и подошла к бару. — Энцо не рассказал мне, о чем шла речь, только то, что Фаусто посылает людей следить за тобой.
— Я не боюсь Энцо. — Фрэнки махнула рукой. — Он любит тебя и никогда не посмеет сделать ничего, что могло бы означать потерять тебя.
— Факт, — сказала Джиа и отпила кофе. — Она рассказала тебе, что случилось?
— Нет. А тебе?
— Нет, так что давай, Эмма. Что случилось?
Они обе пристально на меня уставились, словно это было допрос или инквизиция. Мои сестры были страшными, когда чего-то хотели.
Я встала с табурета и подошла к микроволновке, чтобы разогреть чай.
— Нечего рассказывать. Он пришел помочь, когда услышал, что Дон Вирга здесь. Когда все закончилось, он попросил меня вернуться в Палермо, но я сказала ему, что мне нужно больше времени и он ушел.
— Энцо сказал, что Джакомо очень тебя защищает, — сказала Джиа. — То есть, чрезвычайно защищает. Примерно так, как ведет себя влюбленный человек, когда его партнер в беде.
— Он отпустил меня, — указала я, — Дважды, ваши мужчины этого не сделали.
Джиа и Фрэнки уставились на меня. Мая близняшка пришла в себя первой.
— Эм, Энцо сказал несколько ужасных вещей и вышвырнул меня со своей яхты. Ему повезло, что я не отрезала ему яйца.
— А Фаусто? Господи, — сказала Фрэнки, качая головой. — Он был ужасен со мной до того, как меня похитили. Единственная причина, по которой он меня не выгнал, была в том, что я была беременна Раффаэле.
Я забыла об этом. Поскольку они все были сейчас так счастливы, было легко забыть их ранние трудности.
— Я не знаю. Я чувствую, что все по-другому. Нас заставили пожениться, и все произошло так быстро.
— Верно, потому что быть похищенной и запертой в клетке на яхте было медленно и разумно. — Затем Джиа указала на Фрэнки. — А то, что тебя увезли и доставили в замок Раваццани ночью, дало тебе много времени на подготовку, верно?
— Ага, кучу, — сухо сказала Фрэнки. — Да ладно, Эм. Что тут на самом деле происходит? У тебя есть к нему чувства?
— Да, — ответила за меня Джиа. — Конечно, есть. Ты его видела, Фрэнки? Он выглядит как профессиональный игрок в регби, полностью накаченный и покрытый татуировками.
— Я его не видела, — сказал Фрэнки. — Но я слышала, что он раньше профессионально дрался.
— Энцо говорит, что Бускетта был зверем на ринге.
— О, я не знаю, нравится ли мне это. — Фрэнки переняла хмурый взгляд старшей сестры. — Я не хочу, чтобы ты была с кем-то жестоким, Эм.
— Он не жесток. — За исключением того, что он бил стены, что я не одобряла. — Он никогда не причинит мне вреда.
— Откуда ты это знаешь?
Я думала о том, как он держал мое лицо, помогая мне дышать во время моей панической атаки. Как он гладил внутреннюю часть моего запястья, пытаясь убедить меня дать нашему браку шанс. Он отказывался лишать меня девственности, пока я не согласилась. И как он переносил наказания за свою сестру в детстве. Это не были действия жестокого человека.
— Я просто знаю. Он очень милый и нежный со мной.
— Тогда в чем проблема? Он явно хочет тебя. Он был ужасен в постели?
Только Джиа могла спросить о чем-то столь личном.
— Нет, — сказала я, и моя кожа покраснела.
— Это было определенно не то.
— Выглядит и трахается как бог. Поняла, — сказала Джиа. — Так почему ты ведешь себя так разбито и грустно?
— Потому что жизнь — это не только секс, — резко ответила я. — Речь идет о карьере, которая не ограничивается ролью жены главаря мафии.
— И он тебе не позволит? — спросил Фрэнки. — Я знаю, что сицилийцы немного отстали от жизни, но...
— Нет, он сказал, что я могу делать все, что захочу, но...
Джиа покосилась на меня, читая меня так, как может только моя близняшка. — Но ты ему не веришь.
— Это не совсем так. Вы обе знаете, о чем я мечтаю, к чему я стремлюсь уже много лет. Как я могу быть врачом и при этом быть замужем за человеком, который убивает и пытает, чтобы заработать на жизнь? Это бессмысленно.
— Эм, — сказала Джиа со вздохом. — Жизнь не всегда имеет смысл. Есть вещи, которые невозможно объяснить, например, популярность неона или дутых жилетов. Бог знает, я никогда не думала, что окажусь прикованной к главарю мафии и буду мачехой его двоих детей. Но он делает меня по-настоящему счастливой, и я люблю его детей.
— И я, конечно, этого не хотела, — добавила Фрэнки. — И я не хотела этого ни для кого из вас. Это тяжелая жизнь, полная опасностей и риска. Но я люблю Фаусто и нашу семью. Я бы ничего не стала менять, что бы ни случилось в будущем.
— Это не одно и то же, — сказал я Джиа. — И Фаусто позволил Фрэнки получить степень магистра делового администрирования и работать в его законном бизнесе. Но я хочу стать врачом, что полностью противоречит всему, за что выступает мафия.
Фрэнки наморщила лоб, изучая меня.
— Ты думаешь, я согласна со всем, что делает Фаусто, как он зарабатывает деньги? Потому что я не согласна, Эмма. Но я люблю его, и это значит, что я принимаю его таким, какой он есть. И мне придется жить со своим выбором.