— Ну, я не знаю, смогу ли я с этим жить, — честно сказала я.
— Ты принял это с Папой, — отметила Джиа. — Выросла здесь, большой дом, частная школа и уроки верховой езды. Не говоря уже о том, что ты ему ближе всех из нас троих. Ты даже не съехала, когда у тебя была возможность. А Папа такой же забитый, как и все. Так почему же для него это нормально, а для Джакомо нет. В чем разница?
Я уставилась на свой холодный чай. Ни один хороший ответ не пришёл мне в голову.
— Тебе нужна логика, Эм, — сказал Фрэнки. — Но любовь нелогична. Иногда она случается вопреки нашим лучшим намерениям. Не отбрасывай ее, потому что она не имеет смысла.
— Правильно, — добавила Джиа. — И ты можешь смотреть на это так, как будто ты выравниваешь космический баланс. Ты делаешь добро, пока он делает зло. Может быть, некоторые из твоих добрых дел спасут его душу, когда придет время.
Я потерла глаза пальцами.
— Ты же знаешь, я не верю ни во что из этого.
— Тогда поверь в себя. — Фрэнки потянулась, чтобы сжать мою руку. — Ты умная и порядочная, Эм. Если кто-то и может уравновесить зло в этом мире, так это ты. Я думаю, Джакомо нуждается в тебе даже больше, чем ты думаешь.
«Я буду бороться за тебя, за наших детей, и я обещаю любить тебя сильнее с каждым вдохом до самой смерти».
Убежденность в его голосе не оставляла сомнений, но чего я хотела? Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Я не могла справиться с этим прямо сейчас. Слишком много всего происходило. Мне нужно было сосредоточиться на отце.
— Я больше не хочу об этом говорить, — сказала я, отставляя кружку. — Сейчас это очень много, и я все еще перевариваю.
— Справедливо, — сказал Фрэнки, — но не жди слишком долго. У этих людей тоже есть своя гордость.
— О, Боже, — простонала Джиа. — Это правда, Эм. И как только ты задеваешь его гордость, ему приходится ее возвращать. Вот тогда дерьмо становится отвратительным.
— Или очень, очень хорошим, — пробормотала Фрэнки себе под нос, и обе мои сестры рассмеялись.
Я поставила кружку в раковину и направилась к главной лестнице. Иногда мои сестры вообще не могли мне помочь.
Когда на следующий день я подошла к спальне отца, я была удивлена, увидев выходящего Энцо. Они обсуждали дела?
Энцо не улыбнулся, увидев меня, но я и не ожидала этого. Он улыбался только Джие и своим детям. В остальное время он выглядел так, будто был в пяти секундах от того, чтобы оторвать кому-то голову.
— Привет, Энцо, — сказала я. — Поговорим?
Я ожидала, что он продолжит идти, но вместо этого он остановился и скрестил руки.
— Твоя сестра беспокоится о тебе.
Это не было новостью. Джиа поднимала этот вопрос каждый раз, когда мы были в одной комнате, поэтому я и начала посещать занятия лично. Мне нужно было снова иметь распорядок дня, что-то, что отвлекло бы меня от Джакомо, иначе я бы свихнулась.
— Я в порядке. Я посижу с отцом несколько минут, пока он не спит, извини.
Я начала проходить мимо него, но Энцо преградил мне путь.
— Ты разговаривала с Бускеттой?
— Нет. — Я не разговаривала с Джакомо с тех пор, как он уехал больше недели назад. — Почему ты спрашиваешь?
— Мы задаемся вопросом, почему ты не подписала документы о расторжении брака.
Интересно, знала ли я ответ. Единственное, что было ясно — меня охватывала тошнота при мысли о том, чтобы поставить свою подпись на этом документе.
Что не имело смысла.
— Я подпишу их в свое время. И пусть каждый занимается своим делом и перестанет зацикливаться на моем катастрофическом браке.
— Судя по тому, что я видел, это не было катастрофой. Он пришел тебя защищать, как только узнал, что Вирга в Торонто. Он чуть не погиб, спасая тебя. И я заметил, как он на тебя смотрел.
Мое горло сжалось, комок эмоций застрял прямо в центре. Я с трудом сглотнула.
— Да, ну... Я не вижу, как это может когда-либо работать между нами.
— Mamma mia (О, Господи). — Он покачал головой. — Я никогда не думал, что встречу женщину более упрямую, чем Джианна.
— Спасибо? — Я действительно не знала, что сказать. Это был самый длинный обмен репликами с Энцо, который у меня когда-либо был, и говорить с ним о муже было слишком странно. — Думаю, мне стоит навестить отца. Увидимся позже.
Я направилась к комнате Папы и открыла дверь. Он сидел в постели, просматривая какие-то бумаги. Он снял очки и отложил бумаги в сторону, когда увидел меня.
— Вот моя девочка. Я скучал по тебе.
— Привет! Извини, я хотела зайти перед учебой. — Но я была слишком занята, дуясь. Я села на край его кровати и потянулась, чтобы поцеловать его в щеку. — Я видела, как Энцо выходил секунду назад.
— Он умен, этот Д'Агостино. Джиа не всегда принимала правильные решения, но то, что она осталась с этим мужчиной — лучшее, что она сделала.
Хотя он и сделал так, чтобы это прозвучало как шутка, я знала, что Джиа чувствительна к его мнению о ней.
— Папа, она отчаянно нуждается в твоем одобрении, не дразни ее так.
Он вздохнул и ненадолго закрыл глаза.
— Я был строг с ней все эти годы, но она должна знать, что я горжусь ею. Я горжусь каждой из моих девочек.
— Ну, я уверена, ей бы хотелось услышать это снова.
— Всегда пытаешься принести мир в семью. В этом ты похожа на свою мать. — Его губы изогнулись в задумчивой улыбке.
— Не могу дождаться, чтобы рассказать ей о каждой из вас, когда увижу ее снова.
Мои глаза начали гореть, но я не хотела плакать. Я смирилась с его смертью несколько месяцев назад. Теперь я просто хотела, чтобы он ушел мирно, без страданий.
— Ты еще не умираешь.
— По крайней мере, пока ты не помиришься с мужем.
История моего брака вывалилась на моего отца несколько дней назад. Он был в ярости из-за манипуляций Вирги и предательства дяди Реджи. Я знала, что он винил себя. Но я также рассказала ему все хорошее о Джакомо, как мы были счастливы в тот короткий отрезок времени в Палермо.
Теперь мой отец не мог отказаться от идеи примирения.
— Я не перееду на Сицилию, — сказала я. — Я останусь здесь, с тобой.
— Твое место рядом с твоим мужем.
— Нет, оно здесь, с моим больным отцом.
— Чушь собачья, Эмма.
Я моргнула. Мой отец редко ругался при нас.
— Ты не хочешь, чтобы я осталась?
— Я хочу, чтобы ты разобралась с Бускеттой. Жена не должна бросать мужа.
Неужели он действительно обвинял меня? Я сползла с кровати и опустилась в кресло.
— Я его не бросала. Это он ушел!
— Он попросил тебя вернуться с ним. Сказал, что хочет настоящего брака с тобой. Если он ушел без ответа, это будет на твоей совести.
Я тут же пожалела, что рассказала своей семье все, что произошло с Джакомо.
— Я не готова с этим смириться, папа.
— Ты должна, потому что он не будет ждать вечно, милая. Он сицилиец, а сицилийские мужчины очень гордые.
Опять гордость. Почему все были одержимы чувством собственного достоинства Джакомо? А как насчет моей гордости?
— Я не отвергала его, просто попросила дать мне время.
— Для итальянца, да и для любого мужчины, это одно и то же.
Так ли это было?
Мы оба замолчали. Я ненавидела разочаровывать отца, но как я могла даже подумать о том, чтобы уехать из Торонто? Каждое мгновение, проведенное с ним, было подарком, и я не собиралась его растрачивать попусту.
— Если он любит меня, он подождет.
Мой отец фыркнул, и это переросло в продолжительный приступ кашля. Когда он смог пройти через него, я помогла ему сделать глоток воды, и он прочистил горло.
— Ты не думаешь, что Джакомо будет ждать меня? — спросила я, когда мой отец расслабился на подушках.
— Зачем ему это? Ты дала ему хоть какую-то причину думать, что есть надежда?
Нет, не дала. Трудно давать надежду на то, в возможности чего ты не уверен.
— Нет ничего плохого в аннулировании или даже разводе, папа. — Я выдавила из себя слова, хотя они обожгли мое горло, как кислота. — Ничего страшного, если ничего не получится.
Его взгляд стал проницательным, оценивающим. Он выглядел точь-в-точь как отец моей юности, тот, кто точно знал, когда кто-то из нас был плох.
— Эмма, это не похоже на тебя — так легко сдаваться. Что ты мне не рассказываешь?
Я не рассказала ему эту часть. Нелегко было сказать отцу, что ты не хочешь выходить замуж за человека, похожего на него.
— Я не уверена, что мои планы на будущее совпадают с планами Джакомо. Знаешь, медицинский университет, ординатура, врачебная практика. Не припомню много жен мафии, которые делают карьеру.
— У твоих сестёр есть свои собственные занятия, хотя Фрэнки пока отложила их, чтобы присматривать за детьми. А у твоей матери была своя карьера. Почему ты не можешь?
— Да, но мама отказалась от карьеры, когда вышла за тебя замуж.
— Правда, но это был ее выбор. Я никогда ее об этом не просил.
— Это не то, что она сказала Фрэнки.
Бледная кожа моего отца еще больше побледнела, и он с трудом пытался сесть.
— Что?
— Успокойся. — Поднявшись, я помогла ему снова лечь на подушки. — У тебя будет еще один приступ кашля.
— К черту приступы кашля. Расскажи мне, что сказала твоя сестра, что якобы сказала София.
Это было нетрудно вспомнить. Фрэнки рассказывала нам эту историю с тех пор, как я себя помню.
— Мама говорила, что мы должны жить своей жизнью и никогда не отказываться от нее ни для какого мужчины.
— И как это я заставил ее отказаться от карьеры модели?
— Она, очевидно, пожалела об этом. И она больше никогда не работала моделью после того, как мы родились.
— Правда, но она продолжала работать и устраиваться на работу после того, как мы поженились. Я не останавливал ее от этого. — Его глаза затуманились, невидящие, когда он уставился в дальнюю стену, погрузившись в воспоминания. Его губы изогнулись в понимающей улыбке. — Честно говоря, мне это нравилось. Папарацци следовали за ней, куда бы она ни пошла, и ее везде приглашали. Мужчины по всему миру жаждали твоей матери, а она была моей. Я был так горд. Она ушла только после того, как забеременела Фрэнки, но это было ее решение.
— Тогда почему она пожалела, что ушла? Зачем настаивать на том, чтобы мы обе получили высшее образование до замужества