— Хорошая идея, — сказал Бускетта. — Но Вирга наверняка уже об этом подумал.
Развернувшись, я посмотрела на него. — Я не хочу быть замужем за тобой.
— Я тоже не хочу этого. — Его глаза окинули меня взглядом с ног до головы. — Говорят, тебе двадцать, но ты выглядишь как маленькая девочка.
Ладно, это было неуместно. Я знала, что не такая красивая и утонченная, как мои старшие сестры, но я была счастливее всего без макияжа и с неряшливым пучком. — Ты меня оскорбляешь? Ты весь в крови, очевидно, после драки с кем-то.
— Да это и не драка. Час назад я избил человека до полусмерти, а потом убил его.
Отвращение пробежало по моей коже. Он убил кого-то сегодня. Несколько часов назад. Боже мой.
Я попыталась найти причину. — Смотри, мы женаты. Мы сделали это. Теперь я вернусь в Канаду, и мы сделаем вид, что этого никогда не было.
— Виргу волнует не только брак. И он… — Он захлопнул губы и покачал головой.
— Он, что? — Когда Бускетта не ответил, я продолжила говорить. — Почему ты согласился на это? Какой компромат у него на тебя, чтобы заставить тебя вступить в этот брак?
— Нет никакого компромата. А то, что между Виргой и мной, тебя не касается.
Он что, думал, я там не обращала внимания? — Кто такая Мирабелла? Твоя девушка? Твоя родственница?
Его челюсть напряглась, а ярость исказила черты его лица. — Никогда больше не произноси при мне это имя, малышка.
Я сжала переносицу большим и указательным пальцами. — Ты совершаешь огромную ошибку. Ты знаешь, кто мой родственник?
— Фаусто Равазанни, — сказал он, но в его тоне не было ни почтения, ни уважения.
— И Энцо Д'Агостино.
— Ты не родственница Д'Агостино. Твой близнец и он не женаты.
— Формальность, поверь мне. Они настолько преданы друг другу, насколько это вообще возможно для двух людей без бумажки. И оба моих шурина сдерут с тебя за это кожу.
— С меня? Я не тот, кто заставил тебя выйтизамуж. И Раваццани ничем не может нам помочь. Это Сицилия, а не Сидерно.
Я потерла лоб, между висками образовалась мигрень. — Мне нужно вернуться в Торонто как можно быстрее к моему отцу.
В его суровом выражении не было ни смягчения, ни понимания, ни милосердия.
— Ты останешься.
— Что ты говоришь?
— Я должен следовать приказам дона Вирги. Как и ты.
Я не могла в это поверить. — Ты не собираешься драться? Ты собираешься позволить ему победить?
Он отреагировал так, будто я оскорбила его мать. Его оливковая кожа стала почти фиолетовой, в глазах горела ненависть, когда он уставился на меня.
— Давай покончим с этим.