ГЛАВА 4

Джаспер

Одной из моих худших привычек была склонность игнорировать то, с чем я не хотела иметь дело. На данный момент это было скорее чертой характера, чем привычкой. Если я могла обойти что-то, даже если это требовало от меня больше времени и сил, я делала это в одно мгновение.

Я избегала своего банковского приложения, когда знала, что у меня заканчиваются деньги. Если не смотреть, я не буду паниковать из-за финансов.

Я отстранялась от отношений, которые больше не работали. Если не участвовать в них, то не придется признавать наличие проблем.

Я удалила своих чокнутых кузенов, помешанных на теории заговора, из социальных сетей. Если я не буду видеть их посты, мне не придется обсуждать с ними безумные идеи.

И, кстати, о безумии...

Я засунула все свидетельства смерти Мидж в ящик стола. Похороны, наследство и прочее. Я не надевала скромное черное платье и не ела сэндвичи с салатом в церковном подвале. Я игнорировала звонки ее адвоката, засунула бумаги в ящик и притворилась, что их там нет — я так сделала, и смерть Мидж перестала быть реальностью.

К несчастью для меня, реальность меня все-таки настигла, когда мне пришлось облачиться в резиновые перчатки до локтей и шесть часов оттирать стены Мидж разбавленным отбеливателем.

Безумие как в прямом, так и в переносном смысле.

По другую сторону от моего навязчивого бегства от неприятных тем находилось мое навязчивое стремление довести дело до конца. Хотя в данный момент я была совершенно непригодна для работы, одной из моих самых привлекательных профессиональных качеств была способность справиться с любой проблемой.

Мне не нужно задавать вопросы. Не нужно созывать совещания или определять повестку дня. Я успевала решить проблему до того, как все остальные заканчивали ее обсуждать и формулировать.

Я всегда была такой. Нет времени медлить, когда можно встряхнуть мусорный мешок, надеть перчатки и залезть выгребать грязь. В течение последних десяти лет мой стиль решения проблем и мой послужной список тех, кто всегда добивался своего, означали, что моя уверенность в работе никогда не подвергалась сомнению. Я была незаменимой правой рукой.

Пока пять дней назад...

Я открыла еще одну дверь, отмыла еще одну стену, наполнила еще один мусорный мешок. Всю прошедшую неделю я спала не больше нескольких часов, но я была хороша в этом деле. Если продолжу, то обязательно найду выход. Я разберусь с этим. Если я буду смотреть вперед, то справлюсь с этой ситуацией так же, как справлялась со всем остальным.

Так было всегда. Проблемы, вопросы, трагедии, катастрофы, драмы. Одна выстраивалась за другой. Так было и тогда, когда я маленьким ребенком проводила лето с Мидж, пока моя мать работала не покладая рук. Не было времени на изучение этих вещей, на их обдумывание или рассмотрение в каком-либо контексте, кроме проблемы, которую нужно было решить сегодня.

Мне не нужно оглядываться назад. Это ничего не изменит. Да и какой в этом смысл? Я не могла вернуться в прошлое, не могла стереть с лица земли те ужасные вещи, которые сказала в микрофон, не могла остановить двойное крушение поезда с моим унижением — и увольнением — в прямом эфире кабельных новостей, не могла помешать так называемым друзьям отвернуться от меня или коллегам внести меня в черный список. Не могла помешать другим завалить мой телефон сообщениями о поддержке и тонко завуалированными просьбами о новых сплетнях. Не могли даже заткнуть рот заказчикам кабельных новостей, решившим снова пригласить меня в эфир, чтобы я вывалила весь чайник информации о том, что на самом деле представляет собой бессмысленная борьба за президентское кресло.

Выход был только один.

Заплатить парню, чтобы он избавил меня от летучих мышей, вызвать водопроводчика, зачистить потолки. Я собиралась разобраться с этим так же, как разбиралась со всем остальным, и у меня было немного денег. Я смогу продержаться какое-то время.

Я могу остаться здесь, в коттедже Мидж, и отсиживаться в нем, пока новостной цикл до дыр забивал мой ляп, превратившийся в скандал. Потребуется несколько месяцев и хорошая скромная история возвращения — надеюсь меня не впутают в нечто гораздо худшее, чем несколько нелицеприятных жалоб на бывшего босса, сенатора от великого штата Джорджия и безнадежного кандидата в президенты Тайсона Тимбрукса. В этом смысле все это было не более чем игрой в ожидание.

Вымыть полы. Выбросить испортившиеся продукты из шкафов. Включить тостер.

Все, что мне нужно было сделать — просто пройти через это.

***

Заснуть должно было быть легко. Я должна была впасть в коматозное состояние, едва голова коснется подушки, но я слишком устала, чтобы спать. Я ненавидела такие крайности, но, похоже, это был мой путь. Я была голодна, но потеряла аппетит. В состоянии стресса я была спокойна. Я была настолько зла, что становилась счастливой.

И вот теперь, спустя тридцать часов после последнего сна, я не могла сомкнуть глаз. Я наполнила восемнадцать мусорных мешков и продезинфицировала коттедж сверху донизу. Я отнесла в прачечную все простыни и полотенца, все скатерти и занавески и составила списки всего, что нужно было сделать, пока режим отжима сотрясал стиральную машину.

Я запасалась едой и провизией после того, как заблудилась и несколько раз меняла маршрут по дороге в продуктовый магазин. А потом заблудилась и на обратном пути. Что бы вы ни говорили о Вашингтоне в округе Колумбия, по крайней мере названия улиц имели смысл.

Я привела дом Мидж в пригодное для жизни состояние, на которое только может претендовать помещение с мигающими лампочками и нехваткой горячей воды, а для себя выделила удобное место в гостиной. Комната Мидж все еще была пропитана затхлостью из-за протечки крыши, но кроме того, я не чувствовала себя вправе занимать ее комнату. Каморка всегда была моей комнатой, и я не была готова это изменить.

После всей проделанной работы и всего, что я пережила на этой неделе, я должна была быть мертва для всего мира. Но я, доведенная до крайности, не могла позволить себе отдохнуть. До тридцати шести лет оставалось несколько месяцев, а я все никак не могла принять для себя ответственный выбор. Мое тело не знало, как это сделать, потому что я всегда толкала себя на то, чтобы прислушаться к своим потребностям, и теперь мне нужно было вытолкнуть себя из этой точки.

Я набрала в своем любимом приложении для релаксации историю для сна и вслепую нащупала сумку, которую поставила возле раскладного дивана. Маска для сна и жевательные резинки с мелатонином лежали на самом дне, и мне пришлось вытряхнуть всю сумку, чтобы достать их.

Даже с таким отрядом нападавших потребовался час и составление еще трех списков (документы по дому; вопросы наследства; поиск работы, не связанной с консультированием), чтобы расслабиться настолько, чтобы почувствовать, что мои веки опускаются. Я почти дошла до цели, когда осознала, что мой такой горячий и невоспитанный сосед знаком с Мидж.

Я пропустила эту деталь мимо ушей и решила, что он просто любопытный мужик и прет вперед как танк. Я не связывала реальность того, что он живет по соседству, со знакомством с Мидж.

Да и не в этом дело. Он был уверен, что она всерьез вернется в виде призрака и будет преследовать всех, кто ей перечил. Он знал о ее семье — и о том, что на самом деле у нее нет племянницы. Он жил по соседству достаточно долго, чтобы заботиться о ней.

Это поразило меня до глубины души.

Каждый раз, когда мы разговаривали, Мидж просила ее навестить, и я обещала постараться, хотя это никогда не было полноценным обещанием. Это всегда было скудное «посмотрим, что я смогу сделать», и, «возможно, у меня скоро образуются длинные выходные», и «мы будем в Бостоне два часа на ужине по сбору средств, но я смогу вырваться после».

Моим главным достижением в жизни было оставаться незаменимой, а незаменимость, к сожалению, не сопровождалась большим количеством оплачиваемых отгулов. Не находилось подходящего времени для отдыха. Если уж на то пошло, с отгулами было ужасно, о какой работе бы ни шла речь. Политика билась как сердце, а сердце, как известно, не делает пауз.

Я не навещала Мидж больше нескольких лет. Даже звонила не слишком часто. Я упустила шанс попрощаться, когда ее здоровье резко ухудшилось. Я помнила, как позвонила ей с заднего сиденья такси, оставив голосовое сообщение, и понимала, что должна позвонить ей еще раз. Но я погрузилась в работу и не позвонила. Через несколько дней Мидж умерла. И я не слишком вежливо обошлась с ее соседом, который относился к ней достаточно уважительно, чтобы противостоять предполагаемому грабителю.

Черт побери.

Мидж испекла бы ему банановый хлеб. Она верила в восстанавливающую силу выпечки, особенно той, которую нужно нарезать, разогреть и намазать маслом. Банановый хлеб сгладил бы ситуацию. Все исправил бы.

Поднявшись, чтобы взять телефон с пола, где он лежал, подключенный к зарядному устройству, я взглянула на окно и громко вскрикнула, увидев там какой-то силуэт.

В итоге я вывалилась из кровати, приземлилась на задницу и прижала обе руки к груди, а мое сердце заколотилось.

— Откуда ты взялась? — спросила я у кота, сидевшего на внутреннем подоконнике.

Поскольку не я одна пренебрегала вежливыми приветствиями, кот издал недовольное шипение и ударил лапой по окну.

— Мне очень жаль, но я не говорю по-кошачьи, — сказала я. — Вам придется изложить свои требования более четко.

Проигнорировав эту просьбу, кот спрыгнул на пол и выскочил из комнаты, глядя на меня.

— Надеюсь, это последнее неожиданное существо в этом доме, — пробормотала я.