— Я должен спросить тебя о том же, — говорю я, осторожно обходя центральную яму, выслеживая свою добычу с тем же хищным инстинктом, что и монстры внутри нее. — Почему весь этот гребаный цирк, чтобы провернуть такую убогую аферу? — продолжаю я, надеясь, что он продолжит говорить, пока я ищу его в этом адском тумане. — Ты же понимал, что мы найдем тебя после того, как ты засветился в больнице.

Его смех звучит как зловещее предупреждение, притягивая мое внимание вперед.

— Признаюсь, это не было частью плана. Мне очень нравилось играть с вами всеми. Я не был готов завершить игру так быстро. Но обстоятельства изменились, и мне пришлось приспосабливаться, — говорит он, и его голос кажется слишком близким.

Я осматриваю пространство перед собой, когда дым начинает медленно рассеиваться. Яркие флуоресцентные лампы отбрасывают дьявольские тени, и вскоре я смогу увидеть врага и положить этому конец раз и навсегда.

— Что изменилось? — спрашиваю я, держа нож перед собой твердой рукой.

Он снова смеется, заставляя меня повернуться, пока звук эхом разносится за спиной.

— Кто-то стрелял по моей цели, — говорит он, и дыхание застывает в моей груди. Я замираю, слушая, как его слова разлетаются по комнате, полностью сбивая меня с толку. Маттео не был стрелком?

— В этом моя вина, правда. Я упустил из виду других заинтересованных лиц, которые могли заставить тебя сказать ей правду и, в конечном итоге, толкнуть ее в руки другого, — его голос становится невероятно громким, отражаясь отовсюду. Я сжимаю нож сильнее, чувствуя, как страх наполняет меня изнутри. — Не мог же я позволить ей сбежать в другой город, — его голос теперь настолько близок, но я все еще не могу понять, куда смотреть. Пульс бешено бьется в горле, по спине пробегает холод. Инстинкты подсказывают двигаться, но я застываю, словно прикован, пока его голос наконец звучит отчетливо. — Поэтому я решил, что пора сделать свой ход.

Глубокий голос раздается прямо за моей спиной, и я резко разворачиваюсь, пытаясь полоснуть его ножом. Он отскакивает вовремя и отбивает мой резкий выпад, прежде чем врезается телом в мое. Его рука захватывает мое запястье, блокируя его и не давая мне вонзить нож, пока он прижимает меня своим весом.

Он оказался гораздо сильнее, чем я думал. Его вес заставляет меня удариться спиной о заграждение, удерживающее кровожадных тварей на расстоянии. Запах его крови, льющейся из раны, делает их бешеными в поисках свежего мяса.

Он отступает лишь для того, чтобы сжать кулак и врезать мне по лицу. Моя уже поврежденная переносица взрывается ослепляющей болью, которая грозит отправить меня в нокаут, когда он бьет снова и снова, почти заставляя меня выпустить нож.

— Сдавайся, Деклан, — выдыхает он мне в лицо, прижимая изогнутое лезвие к моей щеке. Я чувствую, как кровь течет из рассеченной переносицы, маска не успевает впитать ее, и она бежит по моему лицу. Он давит на меня, пока мои ноги почти не отрываются от пола. Спина выгибается болезненно, когда он нависает надо мной над ямой с голодными аллигаторами.

— Я бился с сотнями таких, как ты, — шипит он, вдавливая нож в мою щеку и рассекая плоть. Я сжимаю зубы и не отвожу взгляд. — Слабаки, ничтожества, тряпки, которые предпочитают убегать от жизни, полной ответственности и чести, вместо того чтобы стоять и сражаться за свою территорию. Хочешь узнать, как для них все закончилось? — издевается он. Настолько поглощен своим эгоизмом, что даже не понимает, как сильно ошибается во мне.

Я мог убежать от своей старой жизни, но это не делает меня слабым. Это значит, что я был достаточно силен, чтобы признать, что та жизнь была не для меня. Я нашел честь и ответственность в семье, которая всегда поддерживала меня. Такие, как Пелоси, никогда не поймут, что значит быть окруженным людьми, которые не только будут проливать кровь ради тебя, но и будут проливать ее вместе с тобой. Людьми, которые встанут рядом, несмотря ни на что.

— Ты не прав, — прохрипел я, когда его нож глубже вошел в мою щеку. Я сжал челюсти, борясь с ослепляющей болью, и крепче ухватился за свой нож. Оскалившись, я поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза, пока его лезвие разрезало мою кожу. — Таких, как я, больше нет, — прорычал я, собрав все силы, и резко врезал коленом в его раненое бедро.

Маттео взревел от боли, теряя фокус, что дало мне шанс отвернуть голову и освободиться от его ножа. Затем я мгновенно развернулся, откинулся назад и со всей силы врезал лбом в его нос.

Его кровь хлынула из разбитого носа, забрызгивая мою маску, и он выпустил нож из руки. Я с рыком ярости резко развернул свое тело и впечатал его в ограждение. Его дыхание вырвалось с хрипом, и он осел. Я поднял его, выпуская всю свою ярость, пока давил на него.

Мой небольшой нож вонзился в его горло, и я начал медленно его погружать. Его глаза расширились, когда я проколол кожу под его кадыком и медленно загнал лезвие поглубже. Наши взгляды встретились, его зрачки расширились от боли. Он отчаянно пытался оттолкнуть меня, паника волнами исходила от него.

Я поморщился от отвращения, резко повернул нож и толкнул его назад. Он схватился за меня, пытаясь ухватиться хоть за что-то, пока не потерял равновесие и не покатился в яму с аллигаторами. Шипение и рычание усилились, когда он потерял опору, и я отпустил его, позволив упасть. Глухой шлепок его тела о болотную жижу звучал почти комично, пока его истошные вопли не наполнили комнату.

Его крики были приглушены ножом в горле, прежде чем я услышал хрустящий звук, который пробил мне уши. Этот отвратительный звук ломаемых костей перекрыл его мольбы о пощаде, когда твари начали рвать его на части. Большая часть дыма уже рассеялась, позволяя мне с извращенным удовольствием наблюдать, как его разрывают. Его глаза были широко открыты от ужаса, когда он протянул руку ко мне, словно я был его спасителем, прежде чем один из аллигаторов раскрыл пасть и раздавил его череп. И затем, внезапно, наступила благословенная тишина.