Изменить стиль страницы

Глава 20

ДЕКЛАН

img_3.jpeg

Все мысли и последние крохи самоконтроля разлетаются вдребезги вместе с ящиком бутылок, который падает на пол. Еще до того, как взорвавшееся пиво успевает расплескаться, я уже на ней. Нет ни единого шанса остановить то, что происходит дальше, — мои руки тянутся к ней в отчаянии.

Ее дыхание сбивается в груди, когда я пинаю разломанный ящик, слишком сильно, так что он с грохотом врезается в стену. Я вплотную подхожу к ней, прижимая свое тело к ее, одна рука ложится на ее хрупкую шею, другая погружается в идеально уложенные волосы. В тот момент, когда мои руки касаются ее горячей кожи, я вспыхиваю от ярости, кипящей внутри меня.

— Единственная проблема у меня с тобой, Мелкая, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы, глядя на нее сверху вниз, ее темные глаза широко раскрыты от страха. Ее руки инстинктивно хватаются за мои запястья, но она не пытается меня оттолкнуть. Ноздри раздуваются с каждым паническим вдохом, когда она встречает мой хмурый взгляд.

— И что же я сделала на этот раз, чтобы стать твоей проблемой, Деклан? — Она пытается казаться сильной, будто мои действия на нее никак не влияют. Но я-то знаю правду. Я вижу это по тому, как ее соски напрягаются под этим чертовым белым платьем, которое превращает ее в олицетворение греха под маской святости. И я хочу только одного — измарать ее чистоту своей темной душой.

Я чувствую, как она сжимает бедра, пытаясь подавить боль, что поднимается в ее мокрой киске. Я знаю, что она хочет этого так же сильно, как и я. И мне до чертиков надоело притворяться, что я этого не хочу.

Я сжимаю ее волосы еще сильнее, пока уголки ее глаз не дергаются от боли. Наклоняюсь ближе, обнажая зубы в хищной усмешке. Она снова проводит языком по своим пухлым красным губам, и мой член дергается за молнией. Я приближаюсь настолько, что наши губы почти касаются, и шепчу, глядя в ее темные глаза.

— Все, что ты делаешь, — проблема, Софи, — на звуке ее имени ее глаза вспыхивают, а затем становятся затуманенными от желания. Я касаюсь своим лбом ее, плотно зажмуриваюсь и продолжаю:

— Ты постоянно рядом, даже когда тебя тут быть не должно. Игнорировать тебя невозможно, — бормочу я, открывая глаза и снова встречая ее взгляд. — Ты говоришь со мной так, будто не боишься, — рычу, резко проведя языком по ее губам. Когда она открывает рот в шоке, я сжимаю ее шею крепче, почти перекрывая ей дыхание.

Наклоняюсь ниже к ее шее.

— И этот чертов запах... он остается повсюду, — рычу сквозь стиснутые зубы. — От тебя невозможно избавиться. — Я не могу сдержать стон, который вырывается из груди, когда глубоко вдыхаю ее пьянящий аромат. Я резко отпускаю ее шею и провожу рукой вниз, пока пальцы не касаются верха ее платья с глубоким вырезом. Мой взгляд следует за ними, когда они скользят по белоснежной ткани, лежащей на ее груди. Ее дыхание сбивается на короткие, быстрые выдохи, от чего ее грудь приподнимается и чуть вываливается из платья, заставляя меня сглотнуть.

Я снова ловлю ее взгляд, безмолвно бросая вызов, когда медленно стягиваю мягкую ткань, пока тонкая лямка не соскальзывает с ее плеча. Трепет пробегает по ее телу, когда платье собирается и сползает, открывая одну сочную грудь. Я держу ее за волосы, а свободным пальцем провожу по ее напряженному соску. Ее пульс бьется неровно в шее, будто умоляет меня втянуть ее нежную плоть зубами.

— Как ты меня чертовски дразнишь в этом платье, — говорю я, играя с мягкой тканью между пальцами. Та самая ткань, которую я хотел сорвать с нее с того момента, как вошел в бар и увидел ее. Я даже раздавил стакан в руках, представляя, что это платье валяется на чужом полу. Одна только мысль о ее лодыжках, обернутых вокруг чьей-то шеи, разожгла во мне пламя. Даже сейчас, когда она в моих руках, ярость снова поднимается в животе при мысли о том, что Джоэл мог быть тем, кто окружен ее сладким ароматом.

Я снова смотрю на нее. Даже если она слегка растеряна от моего внимания, она по-прежнему совершенство во всех возможных смыслах. Я грубо сжимаю ее грудь, и она тихо стонет, вновь сжимая бедра.

— Причина, по которой я не привожу никого домой, не в том, что у меня проблемы с близостью. — Я резко отдергиваю руку, хватая ее за запястье и жестко притягивая к своему паху. Я твердый, как камень, и прижимаю ее руку к себе. Мои глаза закатываются от ее прикосновения, когда ее маленькая рука обхватывает меня через джинсы. Ее рот снова приоткрывается, когда она встречает мой темный взгляд.

— Единственная причина, по которой я не трахаю других женщин, не имеет ничего общего с малышом Декланом, но все связано с тобой, La Mia Alba. — Ее удивленный вздох заставляет меня учащенно дышать, пока она начинает медленно водить рукой по моим джинсам. Я даже не направляю ее — она сама продолжает гладить меня, ее движения становятся все увереннее с каждой секундой.

— Я пытался держать тебя на расстоянии, пытался бороться с этим. Отчаянно старался заставить тебя меня ненавидеть, чтобы не испортить тебя, как я порчу все остальное, — говорю я, наконец, признавая правду, глядя в ее темные глаза. Ее рука замирает на мне, и брови нахмуриваются. Я наклоняюсь ближе, пока ее горячее дыхание не обдает мои губы. — Но я больше не могу с этим бороться, — сквозь стиснутые зубы продолжаю. — И я больше не хочу.

Не дав ей и секунды на раздумья, я срываюсь с места и сжимаю ее губы своими. Будто только и ждала этого момента, она становится мягкой, как глина, в моих руках. Теплой и готовой принять любую форму, какую захочет моя черная душа. Ее губы отвечают мне, их движения говорят о том, что она хочет этого не меньше, чем я.

Я кусаю и сосу ее губы, вырывая из нее хриплый стон, который мгновенно отзывается жаром по моему телу, заставляя позвоночник выгнуться. Мой член болезненно пульсирует за джинсами, и я не в силах остановиться, когда начинаю прижиматься к ней еще сильнее.

Целую ее грубо, уже не боясь причинить ей боль, полностью поглощая ее. И, к моему удивлению, она отдает столько же, сколько получает. Ее губы танцуют вместе с моими, язык проникает внутрь в отчаянной попытке вкусить меня, как я ее. Я сжимаю ее волосы еще крепче, и она начинает тихо скулить от боли, сводя меня с ума и подталкивая еще глубже в безумие, где существуют только удовольствие и тьма.

— Скажи мне, что ненавидишь меня, Софи. Скажи, чтобы я остановился, — прошу я у ее губ, последние остатки разума пытаются прорваться через пелену безрассудства. Если она не хочет этого, если скажет мне остановиться сейчас, я, может быть, смогу оторваться от нее. Может быть, смогу остановиться, пока не разрушил ее окончательно.

— Я ненавижу тебя, — шепчет она, продолжая целовать меня. Ее руки цепляются за мою рубашку в отчаянной попытке добраться до моей кожи. — Ненавижу тебя до чертиков, Деклан, — стонет она в мои губы, когда я грубо дергаю ее за обнаженный сосок. Ее спина выгибается дугой, она прижимается ко мне, жадно требуя еще моего наказания.

Наконец, ее руки пробираются под мою рубашку, и прежде чем я успеваю это осознать, она начинает тянуться к моему ремню.

— Пожалуйста, не останавливайся, — умоляет она. И от этих слов я теряю остатки контроля, сгорая в безумном желании.

Она суетливо возится с пряжкой, пока я стягиваю ее платье еще ниже, освобождая обе ее груди. Даже при тусклом свете, проникающем через одностороннее зеркало, я все равно вижу, как ее темные, пыльно-розовые соски напрягаются, прося почувствовать на себе остроту моих зубов.

Металлический звук ремня эхом разносится по комнате, когда джинсы сползают с моих бедер. Софи становится еще более дикой, пытаясь стащить джинсы вниз, но я останавливаю ее. Отступаю на секунду, стягиваю рубашку через голову и снова обрушиваюсь на нее. Ее грудь тяжело вздымается, когда я прижимаю ее к столу. Теперь у нее нет выбора — она вынуждена сесть, пока я опускаюсь перед ней на колени.

Не думая о последствиях, я хватаю обе ее груди, сжимаю их вместе и втягиваю маленький твердый сосок в рот. Ее громкий стон заполняет комнату, она откидывает голову назад, опираясь на руки. Я обвожу языком сосок, затем кусаю его, вырывая из нее слабый вскрик.

Я буду вечно жаждать, чтобы это эхо звучало в моей темной душе.

— Деклан, — она шепчет, ее голос дрожит, как молитва, слетевшая с греховных губ.

Я опускаюсь на колени, не обращая внимания на разбитое стекло и разлитое пиво на полу. Меня не волнует это дерьмо — я занимаю единственно правильное место, чтобы поклоняться такой женщине, как она. Я резко притягиваю ее к себе, снова проводя языком по ее груди, прежде чем оторваться. Мои губы пересохли от жажды вновь ее попробовать. Но на этот раз я намерен вкусить ее прямо от источника.

Не сказав ни слова, я разворачиваю ее и толкаю вперед с такой силой, что стол с визгом двигается по полу. Теперь у нее нет выбора — она вынуждена вдавить свои бедра в стол и согнуться в талии под моим давлением. Ее задница теперь прямо передо мной, и я не могу представить место, где я хотел бы быть больше, чем здесь, сжимая ее снова.

Мои руки скользят по ее гладким загорелым бедрам, пока короткое платье не поднимается вслед за ними. Мое горло пересыхает, когда все больше и больше золотистой кожи открывается передо мной. Я поднимаю платье до конца и чуть не кончаю в джинсы, когда ее крепкая жопа полностью раскрывается передо мной.

— Ах ты, ты грязная маленькая шлюшка, — рычу я, встречая только ее гладкую кожу. Не в силах остановиться, я поднимаю руку и смачно шлепаю ее по заднице. Ее крик удивления звучит для меня как успокаивающая мелодия. — Где, черт возьми, твои трусики, Мелкая?

Я кладу руку ей на поясницу и давлю, заставляя ее лечь животом на стол, открывая мне едва видимый вид на ее влажную киску. Она практически истекает влагой, ее возбуждение почти полностью покрыло внутреннюю сторону ее бедер.