Смирягин Андрей
Трусики
Андрей Смирягин
Трусики
Вообще-то по научному правильно называть его куннилингус. Но мне легче сделать то действие, которое это слово обозначает, чем его без запинки произнести. Какой-то мохнатый ус еще в конце торчит. Почему один, может, лучше будет читать куннилигусы, но это вообще как-то по-казахски получается. Нет, уж позвольте мне произносить это слово просто и красиво, как я привык "куннилинг".
Женщины очень любят, когда им делают куннилинг. И я знаю почему. Во-первых, судя по всему, это им приятно. Во-вторых, в момент куннилинга они осознают свою власть и превосходство над мужчиной, и в третьих, самое главное - от этого нельзя забеременеть.
Хотя и здесь бывают разные случаи. Предположим, перед этим девушка сама занималась с любовником оральным сексом, потом с ним целовалась, а потом... ведь не у всех девушек хорошо с обыкновенной логикой... попросила о куннилинге. Вот таким образом и рождаются мифы о непорочном зачатии.
Для мужчины же здесь лежат волшебные возможности превратить еще недавно незнакомую и зажатую девушку в нежную любовницу.
Только, потупив глаза, тихо спроси ее: "Можно я тебя поцелую там?" Она сразу поймет, где там, и скорее скажет да, чем нет. Кто же откажет себе в невинном и ни к чему не обязывающем удовольствии?
Мама же ее ни о чем подобном не предупреждала, хотя и наставляла ее не давать поцелуя без любви, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
"Целуй куда угодно, только не в губы",- попросит послушная дочка и правильно сделает.
Ну, в общем, все было так. Ночь. Он подвез ее к дому и заглушил двигатель. Она посмотрела на него и с улыбкой сказала: "Спасибо тебе за изумительный вечер. Я пошла".
Так просто и пресно они расставались, быть может, навсегда, а он не получил от нее даже поцелуя.
"Иди",- с горькой усмешкой сказал он, понимая, что сегодня и скорее всего никогда между ним и этой удивительной девушкой ничего не будет.
Она приоткрыла дверь, но почему-то медлила. Ни у нее, ни у него не было ни малейшей зацепки, чтобы начать сближение.
- Знаешь что,- вдруг осенила его гениальная догадка,- подари мне что-нибудь на память о сегодняшнем вечере.
- Что?- с готовностью спросила она.
- Только обещай, что подаришь.
- Хорошо, обещаю.
- Подари мне свои трусики...
Она с удивлением и интересом посмотрела на него.
- Хорошо,- после небольшого раздумья сказала она,- я выберу и подарю тебе на память свои самые красивые трусики.
- Нет, мне нужны те, которые сейчас на тебе.
- Но они обычные и не очень новые,- попробовала возразить она.
- Ну и что! Мне важно, что сегодняшний день ты провела в них. Они накопили твое тепло, а это для меня самое главное.
Некоторое время она молча о чем-то размышляла. Он с любопытством наблюдал за ней. Насколько далеко она готова пойти в этой внезапно вспыхнувшей эротической игре?
Неожиданно и даже радостно она согласилась.
- Пожалуйста, но где я их сниму?- поинтересовалась она возбужденно, кажется, уже зная ответ.
Он не ошибся ней. Она была из тех женщин, которые готовы совершить романтический жест, когда ей предоставляется возможность, видимо, чтобы потом было о чем вспомнить.
- Можно, я их сам сниму?
- Можно,- с хрипотцой в голосе разрешила она.
Он нежно поднял ее ноги в черных колготах и аккуратно снял с них модные туфли с тупыми носами. В какой-то момент он не смог удержаться, наклонился к ее ногам и поцеловал их, после чего быстро посмотрел на нее, чтобы определить реакцию. Он увидел смущенную улыбку и горящие азартом глаза.
Тогда смело и по-деловому он приподнял ее попу и попытался стянуть с ее бедер колготы.
- Не так,- остановила она его и, подняв ноги, сама быстро и ловко освободила свои бедра от колгот.
Дальше все было легче. Целовать ее ноги он начал сразу от кончиков пальцев, спускаясь все ниже и ниже.
Она даже не пробовала сопротивляться. Он же все больше и больше приходил в восторг от того, что она так безропотно отдала в его полное владение свои тонкие и даже немного худые ноги. Он терся щекой и покрывал поцелуями ее колени, икры и голень, иногда цепляясь свой щетиной за легкий пушок, видимо, пропущенный при рассеянном девичьем эпилировании.
Наконец, он добрался до ее черных трусиков, источавших тонкий аромат кофе и влажных тропиков.
Она сама помогла ему их снять, после чего откинулась на кресле так, чтобы ему было удобнее ласкать ее в самом интимном месте.
Он бросил свой мужской трофей на заднее сиденье и склонился над поднятыми вверх ногами.
Похоже, никого из них не волновало, что рядом жилой дом, вход в подъезд, а вокруг полно фонарей.
Ему с его развращенным опытом давно плевать на все условности, а она тут же впала в беспамятство, время от времени издавая стон и неразборчивый шепот страсти.
Несмотря на все его страстные усилия, она долго не могла кончить. В какой-то момент по ее стонам ему показалось, что она достигла оргазма, он поднял мокрое лицо и попробовал поцеловать ее в губы, но тут же ее рука снова направила его в ту область, где сходились ее лежащие на руле и водительском изголовье белые ноги.
- Make me come,- тихо и жалобно попросила она по-английски, который стал ее вторым родным языком.
Теперь он понял, что это дело его мужской чести - довести ее до оргазма. Четверть часа спустя его челюсти начало сводить, но по ее нарастающему стону он понял, что близок к победе. Он попробовал помогать себе пальцами, но она отшвырнула его руку. Наконец, путем проб и ошибок, он нашел то самое место, и именно ту ласку, которая приводила ее в наибольший восторг. Он всегда знал про этот волшебный скользящий бугорок, но он не ожидал, что он будет у нее так чувствителен и развит.
Между тем язык уже отказывался слушаться его. Это превращалось в какой-то стайерский забег на выживание.
Он не знал сколько времени прошло, время для них перестало существовать, но по ее стону, переходящему в крик, и судорожному сжатию его ушей ногами он понял, что конец близок.
Однако самое удивительное было впереди. Ее бурный оргазм стал все больше и больше заводить его самого. По его телу пробежала приятная дрожь.
Он почувствовал, что вот-вот кончит. Это было совершенно неожиданное ощущение, такого с ним еще никогда не бывало. Вот так кончить вместе с женщиной, не входя в нее и даже ни к чему, кроме женщины, не прикасаясь.