Глава 19

Уитни

Божечки, божечки, божечки. Поднимаясь по лестнице своего жилого комплекса, я прокручивала в голове наш разговор с Хадсоном и чувствовала раздражение, стыд и влечение одновременно. Мне было так комфортно, и я предположила, что он попробует подкатить ко мне.

Честно говоря, я сомневаюсь, что Хадсон один из тех парней, которые пытаются. Да, он, конечно, упомянул, что «старается» подтянуть свою успеваемость, но я была уверена, когда дело касается ухаживаний за девушками, он никогда не упускает своего.

Кстати… Он практически признался, что его приняли в колледж, из-за его игры в хоккей, а не потому что он хорошо учился. Интересно, какие у него оценки? А у всей команды? Заслужили ли они их, или профессора просто поставили их не глядя?

Я отложила эти мысли на потом, и решила дальше чувствовать себя полной дурой, вспомнив фразу Хадсона о том, что если я когда-нибудь решу нарушить правила, то знаю где его найти. Этим он будто кинул мне кость.

Ладно, плохой пример. Это заставило меня подумать о… ну, о теле, о котором не следует думать. Он уже не в первый раз флиртовал со мной, но я видела девушек, обвивающихся вокруг него в начале вечера. Почему он выбрал меня, а не близняшек? Неужели отдавать предпочтение правильным нелепым девушкам было неким вызовом для парней вроде него?

Я зашла в квартиру, направилась прямиком в свою комнату и сразу же посмотрела в зеркало. Наряд был таким же скучным, каким я его помнила, а едва заметный слой туши терялся за фальшивыми очками.

Мне не хотелось быть похожей на маму, которая всегда полагалась на свой внешний вид, но черт, я чувствовала себя мешком картошки, особенно по сравнению с теми девушками на вечеринке. И не только чувствовала, я и выглядела как этот мешок. Скучная и неуклюжая. Ни цвета, ни блесток. Я, конечно, не выглядела ужасно, но также знала, как могла выглядеть с правильным макияжем. Знала, как коррекция лица и подходящий хайлайтер могли акцентировать внимание на моих лучших чертах. К тому же, мне нравились яркие цвета и немного блесток, как в одежде, так и в макияже.

Как бы мне ни хотелось признавать, но теперь я поняла, почему мама была так одержима внешностью и почему она зашла так далеко в попытке сохранить ее.

Я ненавидела себя за это, но факт остается фактом.

Когда Хадсон упомянул блестящий розовый блокнот, радостное ощущение разлилось у меня в груди. Ведь у меня, действительно, был такой блокнот. Я всегда носила его с собой, изучала в школе одноклассников и пыталась угадать, какие секреты они могут скрывать. Затем я записывала все эти ценные сведения, используя кодовые имена, конечно, потому что смотрела фильмы, где подобные вещи находили, и их владелец становился изгоем.

Но радостное чувство быстро исчезло, когда Хадсон отступил назад и сказал, что я была слишком серьезной для такой блестящей розовой ерунды. Во-первых, это была не ерунда, ведь лишь взглянув на эту вещь, я моментально становилась счастливой. А во-вторых, это означало, что он не видел меня настоящую. Следователь-журналист во мне должен испытывать гордость, и где-то в глубине души я действительно ее испытывала, но кроме нее была еще и девушка, которой льстило, что Хадсон бросил легкомысленных близняшек и не погнался за другими девчонками, которые так и хотели накинуться на него. Эта девушка, которую он подвез до дома, была разочарована.

Если бы я только была в своей обычной одежде с шикарной прической и макияжем, я бы с легкостью смогла составить конкуренцию всем этим девушкам. Он бы даже не понял, что попался в сети. Немного флирта и пара взмахов кисточкой для блеска, и он бы не смог оторвать глаз от моих губ, а всю дорогу домой думал бы о том, как поцеловать меня.

Блеск для губ безотказно привлекал внимание парней, в том числе и тех, кто думал только о поцелуях и сексе, не желая по-настоящему узнать меня или завязать серьезные отношения.

Так что это даже хорошо, что я выглядела именно так, а разговор касался только нейтральных тем, как факты о нью-йоркских газетах или цитатах из фильмов.

Я не могла не вспомнить его низкий, гортанный смех и то, как я подумала, что он действительно понимает меня! На какое-то время, я забыла о расследовании и «Анатомии бабника». Мне хотелось, чтобы эта поездка тянулась как можно дольше, и мы могли продолжать и дальше говорить, и смеяться.

Черт, как мне теперь продержаться еще месяц или два, если я вкладываю в это столько энергии? Надеюсь, со временем я научусь не принимать все так близко к сердцу, как бы сложно это ни было. Как только доктора, которые могут потерять пациента, это выдерживают?

Та оптимистичная двенадцатилетняя девочка, решившая стать журналистом, не понимала, что в будущем ее чуткая натура может встать у нее на пути. Не говоря уже о слабости к симпатичным парням, которым она никогда не нравилась достаточно для серьезных отношений.

Ладно, довольно нытья. Я подошла к холодильнику и попыталась убедить себя в том, что хочу только яблоко, но случайно открыла морозилку и нашла там мороженое. Если я буду носить мешковатую одежду и прятать фигуру, зачем лишать себя такого удовольствия?

Я села на диван с ведерком и ложкой. Одна рука опустила ложку в ведерко, чтобы зачерпнуть мороженое, а другая нажала на значок поиска в телефоне. Пора заняться работой. Интересно, администрация специально заставляла учителей закрывать глаза на оценки спортсменов? Или те в качестве щедрого жеста завышали их?

Конечно, некоторые профессоры любили спорт, но, уверена, среди них найдутся такие, у которых было и другое мнение. Например, преподаватели, в прошлом испытывающие чувство неравенства от спортсменов в старшей школе и которых раздражало особое отношение к ним. Они, скорее всего, откажутся говорить об этом, а тем более признавать факт завышения оценок, из-за страха потерять работу.

А что, если я поклянусь, что это будет анонимно? Так я смогла бы организовать для себя парочку бесед.

Я вытащила свой блокнот. Мне было лень относить рюкзак к себе в комнату, поэтому я бросила его тут. И не зря. Потому что сейчас мне не пришлось вставать с дивана или отрываться от ведерка с мороженым.

Первая страница блокнота была посвящена заметкам про статью «Анатомия бабника». Сейчас мне не хотелось думать о Хадсоне, поэтому я перелистнула несколько страничек и нашла другие заметки. Страницы, после того, как несколько суток лежали открытыми, не собирались становиться ровными. Я попыталась выровнять их, но тут капля мороженого упала с ложки на бумагу.

— Блин, — я сунула ложку в рот, а затем опустила обратно в ведерко и вытерла страничку. Чернила расплылись вместе с шоколадным пятном, но слова все еще можно было разобрать.

Снизу я добавила заметку о том, чтобы поговорить с профессорами, особенно с теми, к кому на занятия ходят много спортсменов. Скорее всего, это общие предметы, такие, которые обязаны были пройти все, и не важно «Педагогика» это или «Управление и руководство».

Я вытерла руки об джинсы и снова взяла в руки телефон. Печатать двумя большими пальцами было гораздо быстрее, и через пару кликов я оказалась на факультетской странице колледжа.

О, профессор Уайт вела у меня занятия в прошлом году. И я ей нравилась. Наверняка, она была из тех, кого раздражало предпочтительное отношение к кому-либо. На занятиях она не раз выступала с феминистскими тирадами, которые, конечно же, сделали меня ее фанатом. Она могла бы поведать мне, просили ли ее о снисхождении к спортсменам и кто именно.

Я кликнула по ссылке на ее адрес электронной почты и отправила сообщение с просьбой уделить мне немного времени.

Покончив с этим, я решила включить телевизор. По странному стечению обстоятельств — или попытке саботировать мое решение не думать о Хадсоне — на экране были «Звездные войны».

Мне следовало переключить канал, но я уже давно не смотрела его, поэтому тут же увлеклась происходящим на экране.

В конце концов, это единственное развлечение, которое я смогу себе позволить еще очень долгое время.