Сейчас же эта цель казалось такой же, как и полет на Марс. Недосягаемой. Следующие полчаса я сравнивал себя с собаками и заключенными. Этот фильм сводил меня с ума.

Уитни поглощала каждую секунду. Беспокойство и восхищение вспыхивали на ее лице. Она была из тех, кто делает добро. Уверен, она не давала какой-то лекции или семинару стоять у нее на пути. У меня не было сомнений, что она хорошо справлялась со своими занятиями.

Пицца прибыла, и, так как Уитни пыталась встать и смотреть программу одновременно, я легонько посадил ее обратно на диван и сам открыл дверь.

За следующие полчаса я съел всю пиццу и последний кусок ее. Вообще-то то, сколько она съела сама, было впечатляюще.

Фильм подходил к концу, и внезапно Уитни сказала:

— Окей, теперь не смотри на меня, — ее голос показался немного писклявым, и я повернулся к ней. Она вытянула руки и закрыла мне глаза. — Сказала же, не смотри.

— Ладно, ладно.

Когда я снова посмотрел вперед, она убрала руки. Спустя пару секунд я искоса взглянул на нее, чтобы она не заметила. На экране показали тюремщика с дредами, который слезно рассказывал о том, как собака спала ему жизнь. И Уитни плакала вместе с ним.

Так как я связывал себя с собаками слишком сильно, я испытал небольшое потрясение, видя, как все сложилось у этих двоих.

Уитни вытерла слезу, и ее рука опустилась на колени, всего в нескольких сантиметрах от моей.

Я вытянул палец и провел им по тыльной стороне ее ладошки. Я ждал, что она накричит на меня за то, что я снова посмотрел на нее, но вместо этого она тяжело выдохнула. Поэтому я провел пальцем по костяшкам ее пальцев, а затем взял ее маленькую ручку в свою.

Легкий поворот запястья, и наши ладони встретились. Что-то сжало мою грудь. Ощущение такое неизвестное, что я не мог понять, что оно означает, но знал, что хочу чувствовать его как можно дольше.