Она чувствует то же самое.

Я прижимаюсь торсом к ее телу. Ее грудь беспорядочно вздымается напротив моей груди. Рэйвен смотрит на меня, как будто не хочет, чтобы то, что происходит, происходило, но ее дыхание говорит об обратном.

Она так многого хочет, но борется с этим.

Почему? Неужели я чудовище в ее глазах? Неужели Рэйвен думает, что я всего лишь зверь, который учит ее, как стать такой же безумной, какой ее изобразила кровь? Может быть, она не жаждет меня, а жаждет лишь ощущения желания и потребности?

Может быть, я просто тело, заполняющее пустоту.

— Если ты вернешься туда, что произойдет? — бормочу я, касаясь губами ее мягкой щеки.

Рэйвен громко сглатывает; ее приглушенный стон звучит у меня в ушах, как гребаный вой сирены.

— Я сделаю все, что должна, чтобы выжить. Чтобы Ария выбралась оттуда живой.

Я качаю головой.

— Ты не готова к смерти. К тому, чтобы забрать жизнь.

Ее тело прижимается к моему.

— Я знаю.

— Они убьют тебя?

— Они хотят этого. — Ее глаза обжигают меня, и я ничего не могу с собой поделать, обхватывая ее за талию, ее крошечное тельце горит, как в огне.

— Как ты можешь спасти свою кузину, если не можешь спасти даже себя? — склоняю голову набок.

Неужели она не понимает, что ей угрожают не только тетя и дядя, но и неведомый монстр? Как Рэйвен может думать, что, куда бы та ни пошла, она не в безопасности нигде, кроме как рядом со мной?

— Я буду сражаться до смерти за Арию. И с радостью умру, чтобы она была в безопасности, — прикрывает глаза Рэйвен, в них появляется холод, который я видел только в своих собственных глазах.

В ее глазах этому не место. В ней может таиться тьма, с которой не многие могут справиться, но слабый огонек человечности нельзя погасить полностью, иначе она никогда не станет прежней.

У меня на языке вертится горечь от того, что она сражается в одиночку, но Рэйвен не просила о помощи и не позволяет мне сделать это самостоятельно. Я не знаю, как помочь тому, кто не просит. И с трудом понимаю, как кто-то вообще может просить меня о помощи. Помогать ей — чуждое понятие, но в то же время кажется чем-то необходимым.

Я не должен заботиться. Забота приравнивается к эмоциям, а у меня никогда в жизни их не было, так зачем начинать сейчас?

— Смерть неизбежна для всех нас, но, похоже, ты идешь прямо в огонь.

— Ради нее я с радостью сгорю.

С этими словами Рэйвен смотрит мне в глаза. Они распахиваются, словно она хочет, чтобы я увидел ее борьбу. Ее глаза, как открытая книга, и в них почти больно смотреть. Знать ее историю, ее прошлое, которое настолько испорчено, что через него не должен проходить ни один ребенок.

Мой отец научил меня хладнокровно убивать. Очищать землю от отбросов. Мой отец показал мне, как избавляться от таких людей, как ее родители.

Родители Рэйвен научили ее убивать всех и вся. Они разожгли в ее крови желание убивать и оставили ее самой справляться со всем этим.

Если бы они сейчас не были заперты, я бы обязательно нашел их и разорвал на куски.

И скормил бы их Роско.

— Я не боюсь смерти, — добавляет Рэйвен, положив руку на мое сердце. Оно бьется ровно и сильно под ее ладонью; я слышу его вибрацию в окружающей нас тишине. Другую руку кладет мне на грудь, сжимая ткань моей рубашки, сминая ее между пальцами. — Это меня не пугает.

Я запрокидываю голову, пока наши взгляды не оказываются на одном уровне.

— Смерть должна пугать тебя. — С этими словами я наклоняю голову вперед, и наши губы сливаются в поцелуе, наполненном таким напряжением, что мне кажется, будто из комнаты высасывают весь воздух. Она задыхается, втягивая воздух, когда ее губы приоткрываются.

Проникаю пальцами под ткань ее рубашки и впиваюсь в кожу ее бедра. Сжимаю, чувствуя, как ее тело напрягается. Рэйвен скользит рукой вверх по моей рубашке, по шее, пока не обхватывает мою щеку, а небольшая щетина вдоль линии челюсти царапает ее кожу. Другой рукой я зарываюсь в ее волосы, оттягивая ее голову назад, пока не начинаю манипулировать ее ртом именно так, как мне хочется.

Ослабляю хватку на ее бедрах, и скольжу вверх по ее стройному телу, пока не натыкаюсь на ткань ее спортивного лифчика. Задирая край, просовываю пальцы под лифчик, и ее маленькая грудь ложится мне на ладонь. Я выдыхаю через нос, никогда в жизни не чувствовал себя таким агрессивным по отношению к женщине.

Рэйвен подставляет свою грудь под мою ладонь, и я хватаю ее за сосок, сильно ущипнув его. Она вскрикивает, и я провожу большим пальцем по ареоле, чтобы облегчить боль, отчего из ее горла вырывается тихий стон. Просовываю язык между ее приоткрытых губ, ощупывая ее нерешительный язычок. Рэйвен не знает, что делать, и едва касается своим языком моего. Она такая неопытная. Рэйвен ничего не знает о мужчинах и женщинах. Я вижу это по тому, как та смотрит на меня. По тому, как прикасается ко мне.

Она не делала этого раньше.

У нее никогда не было возможности жить нормальной жизнью.

Ее глаза вспыхивают, как будто она знает, о чем я думаю. Провожу языком по зубам, и это ее заводит. Ее расширившиеся зрачки показывают мне каждый дюйм ее маниакальной натуры.

Это возбуждает меня.

Между нами возникает напряженный момент, температура в комнате становится адской.

Я обхватываю руками ее бедра и приподнимаю Рэйвен в воздух, когда она наклоняется, чтобы снова поцеловать меня. На этот раз та первая просовывает свой язык мне в рот. У меня вырывается стон, и я впиваюсь зубами в ее мягкую губу, пока кожа не лопается, и капля крови не стекает мне на язык.

Внезапно Рэйвен давит руками мне на грудь, и отрывает свои губы от моих.

— Я... я не могу...

Все мое тело замирает, и я подавляю все эмоции, которые только пытались проявиться в моем сознании. Роняю ее, и она едва удерживается на ногах.

— Я не шлюха, — шепчет Рэйвен себе под нос.

Я перевожу взгляд на нее. Мне хочется сорвать ее голову с плеч за эти слова.

«Что за херню она несет?»

Я открываю рот, готовый допросить ее, как вдруг раздается звуковой сигнал. У нее расширяются глаза.

— Черт, я забыла, что у меня есть телефон.

Рэйвен лезет в карман толстовки и достает телефон. Она разблокирует его, и я вижу, как ее глаза наполняются грустью.

— Ария говорит, что мои тетя и дядя хотят, чтобы я немедленно вернулась домой.

— Скажи им, чтобы отвалили на хрен.

Рэйвен начинает печатать сообщение и слегка качает головой.

— Не могу. Я должна вернуться домой. — Рэйвен поднимает на меня взгляд, в котором читаются страх и беспокойство. — Ради нее.

Мне, блядь, должно быть все равно, выживет или умрет девушка передо мной, но я все равно переживаю. По какой-то гребаной причине мне не все равно.

Я протягиваю руку к дверной ручке.

— Тогда давай, вали.

Ее глаза наполняются слезами от моего холодного тона. Я отказываюсь и, честно говоря, даже не понимаю, как можно заботиться о ком-то, и какой бы странный гребаный вирус ни завелся во мне, не могу позволить ему взять верх. Она может идти разбираться со своим дерьмом, а мы можем вернуться к тренировкам и ни к чему больше.

Роско скребется в дверь, и это выводит нас обоих из транса. Я слегка приоткрываю дверь, и он мгновенно подходит к Рэйвен. Она грустно улыбается, присаживаясь на корточки на полу.

И, как ни странно, Роско делает шаг вперед и лижет ее в лицо.

Рэйвен шмыгает носом и гладит его по голове, чего Роско, черт возьми, тоже никому не позволяет делать — никогда. Она встает и бросает на меня еще один взгляд.

— В пятницу у меня бой. Ты там будешь?

Я стискиваю зубы.

— Может быть.

Она опускает глаза в пол.

— Ладно. Увидимся позже.

Рэйвен уходит, и я выхватываю телефон у нее из рук. Он все еще не заблокирован, и я набираю свой номер и вызываю.

У меня в кармане звонит телефон, и я нажимаю отбой, возвращая ей телефон.

— Увидимся позже. — Это гребаное обещание, и Рэйвен знает это, ее глаза слегка загораются, прежде чем она склоняет голову и скользит по коридорам, скрываясь из виду.

Роско поднимает на меня любопытный взгляд темно-карих глаз. Он чувствует, что что-то не так, и нюхает воздух, как будто это может объяснить ему, почему напряжение такое сильное.

— Даже не спрашивай, блядь.

Роско отворачивается от меня, подходит к моей кровати и запрыгивает на нее.

Скоро он начнет беспокоиться, как и я. Нам обоим пора убивать, возможно, именно поэтому я веду себя так чертовски нехарактерно.

Рэйвен

Я подъезжаю к дому, нервы снова бьют ключом. Может, стоило послушать Каэлиана? Может, мне вообще не стоило возвращаться.

Что, если это тётя или дядя написали мне, а не Ария? Что, если они заманивают меня сюда, чтобы в конце концов убить?

Меня подташнивает, когда я заглушаю двигатель и вылезаю с переднего сиденья. На улице кромешная тьма, слышно только, как хрустит гравий под моими ногами. По дороге домой я получила ещё одно сообщение от Арии с вопросом, где я. Но решила даже не отвечать. Будь это действительно Ария или мои тётя или дядя, я не могла сказать им, где нахожусь.

Когда я поднимаюсь по ступенькам, на нижнем этаже зажигается свет, и, прежде чем успеваю взяться за ручку, открывается входная дверь. На пороге стоит дядя Джерри с отсутствующим выражением лица.

— Где ты была сегодня вечером, Рэйвен?

Я прищуриваюсь.

— Вы вышвырнули меня вон.

— Тот факт, что тебе было куда пойти, заставляет меня задуматься, с кем ты встречаешься посреди ночи.

Я кусаю нижнюю губу, проскальзывая мимо него, дом пуст и тих внизу, если не считать моего жуткого грёбаного дядю, которого ненавижу всё больше и больше с каждым днём.

— Мне некуда было идти. Я просто каталась по окрестностям.

Он ничего не говорит, и я обхожу его, направляясь к лестнице. Дядя останавливает меня, положив руку мне на плечо и нависая над моей спиной. Слишком близко для комфорта. От прикосновения его тёплого тела я чувствую себя грязной.

— Если я узнаю, что ты мне лжёшь, то будешь просить прощения не только у Бога.