ГЛАВА 2

Вэл

Имя ему подходит идеально. Сильное. Запоминающееся. И он произносит его так, будто не может быть кем-то другим.

«Дом», — тихо говорю я, словно пробуя вкус.

Он проводит большим пальцем по моим костяшкам. «Приятно официально познакомиться с тобой, Вэл».

"Мне тоже."

Боже, его глаза такие потрясающие.

«Во сколько, ты сказала, начинается посадка на твой рейс?»

Мне нужно сосредоточиться, вспомнить, где мы находимся. «6:05».

Доминик смотрит на часы. «Пятнадцать минут». Я на мгновение задумываюсь, будет ли время перекусить перед посадкой, ведь выброшенне мной печенье должно было стать моим ужином. «А где твой выход на посадку?»

«Эм, двадцать четыре, я думаю. Прямо по коридору».

Кончик его языка высовывается между губ, когда он облизывает резец. «Скажи мне, что ты едешь в Миннеаполис».

Клянусь, у меня сердце замирает в груди.

«Я еду в Миннеаполис», — практически шепчу я.

«С такой удачей я испытываю искушение поменять билеты и полететь в Вегас. Ты можешь стать моим талисманом. Выиграешь мне целое состояние».

Мой смех немного сдавлен. «Может быть, если бы ты не потратил все свои деньги на покупку мне новой сумки, тебе не пришлось бы играть в азартные игры ради своей пенсии».

«Ты меня ранишь». Он прижимает большую татуированную руку к груди. «Мне может быть и сорок один, но я еще не готов уйти на пенсию».

«О, я не имела в виду...» Я замолкаю, поскольку мой мозг начинает производить подсчеты.

Сорок один против моих двадцати пяти. Шестнадцать лет разницы в возрасте не так уж и много, правда?

У меня нет родителей, которые могли бы возражать.

Боже мой, я же не собираюсь с ним встречаться, так что это самая глупая мысль, о которой можно только мечтать.

«Я дразню тебя, Мелкая». Он отпускает мою руку, и я смутно понимаю, что на самом деле мы так и не пожали друг другу руки. Мы просто стояли здесь, держась за руки. «Ну, пошли». Он кладет ладонь мне между плеч, выгоняя меня из магазина. «У нас как раз достаточно времени, прежде чем мы сядем на борт».

Я чувствую себя немного потерянным щенком, позволяя этому незнакомцу вести меня обратно в главный коридор терминала. Но каким бы мимолетным ни было его внимание, я впитываю его. К лучшему или к худшему, я собираюсь впитать каждый его момент.

«Подожди», — говорю я. «Время для чего?»

Он не отвечает. Вместо этого он ведет меня в маленькую пекарню, которая находится в нескольких дверях отсюда, обратно по тому пути, откуда я пришла.

Меня накрывает еще одна волна смущения. О боже, он собирается заменить мое печенье.

«Нет», — я машу руками перед нами. «Мне это действительно не нужно. Мне вообще не стоило его покупать».

Самоуничижение на данном этапе — инстинкт. Продукт взросления с матерью, чья худоба была результатом плохого питания и употребления наркотиков. Взросление в обществе, которое только начало ценить тела всех размеров. Взросление с ощущением неполноценности , потому что мне всегда приходилось рыться в глубине вешалки для одежды, чтобы найти что-то подходящее.

«Чепуха». Дом отмахивается от моего комментария, когда мы останавливаемся позади единственного человека в очереди. «Каждый полет должен начинаться с печенья».

Я имею в виду, я согласна. Вот почему я купила себе его. Но он не похож на человека, который балует себя десертами. Если только он не проводит каждое утро в спортзале.

Я смотрю на его грудь, пытаясь понять, вижу ли я намеки на еще какие-то татуировки сквозь его белую рубашку или мне это кажется.

Человек, стоящий впереди нас, берет свою покупку и отходит, давая возможность Дому шагнуть вперед.

«Три шоколадных печенья, пожалуйста». Он оглядывается на меня. «Хочешь выпить?»

Я качаю головой, даже не пытаясь протестовать.

Я просто позволю мужчине купить мне печенье, а затем положу его в сумку и подожду, пока не смогу съесть его в одиночестве, прижавшись к иллюминатору в самолете.

Но потом я представляю, что шоколад может попасть на внутреннюю часть моего новенького рюкзака, и меня начинает тошнить.

Дом берет у кассира бумажный пакет с тремя печеньями внутри, а я обхожу его, уступая место следующему человеку в очереди, прежде чем выйти из крошечной пекарни.

Я чувствую его присутствие рядом с собой, прежде чем он протягивает мне одно из печений.

Когда я колеблюсь, он поднимает его на дюйм выше. «Потакай моей властности в последний раз».

«Меня всегда предупреждали, что нельзя брать конфеты у незнакомцев», — бормочу я, даже когда беру его.

«Хорошо, что это не конфеты», — отвечает Дом.

Я не могу сдержаться и закатываю глаза.

«Пойдем?» Он показывает на наши ворота двумя оставшимися печеньями, которые сложены стопкой снизу вверх.

Прежде чем ответить, я смотрю на рюкзак, все еще висящий на одном из его плеч. «Ты позволишь мне понести мою сумку?»

«Нет», — Дом качает головой, а затем откусывает огромный кусок своего двухъярусного печенья.

«Мне кажется, мне стоит как-нибудь с тобой поспорить».

«Почему?» Дом откусывает еще кусочек.

"Потому что."

Его губы кривятся, когда он обнимает меня за плечи и тянет нас по коридору. «Жизнь слишком коротка, чтобы не наклоняться , моя Валентина».

Моя Валентина. Иисус.

Я буквально следую его указаниям и наклоняюсь к нему.

Его тело твердое и теплое и... Я вдыхаю и почти стону.

От него пахнет сексуальностью.

Как будто кто-то взял все мои тайные желания и поместил их в эксклюзивный одеколон, который может носить только моя вторая половинка и не бояться этого.

«И на самом деле, мы оба что-то получаем от этого», — продолжает он, и я заставляю себя сосредоточиться. «Наверное, я даже больше, чем ты».

«Я получила новый рюкзак, который стоил несколько сотен долларов, и свежее новое печенье». Я смотрю на него. «Что ты получаешь?»

Его рука тяжело обнимает меня за плечи, пока он говорит. «Что-то интересное, чтобы разнообразить мой день. Компания красивой женщины». Он поднимает другую руку. «Печенье».

Мой взгляд перемещается на его недоеденную стопку печенья, пока я пытаюсь понять, реальность ли это или я упала и ударилась головой об пол, и все это мне мерещится.

«Сделай меня счастливым, Ангел». Я поднимаю взгляд и вижу, что его голубые глаза смотрят на меня. «Дай мне тебя покормить. Съешь свое угощение».

У меня перехватывает дыхание, в голове всплывают образы меня, стоящей на коленях, и его руки в моих волосах...

Не ходи туда, Вэл.

Я осторожно откусываю кусочек печенья. Когда я это делаю, я чувствую его гул одобрения, когда мое тело прижимается к его.

Мне кажется, я слышу, как он что-то говорит. Что-то вроде «это моя девочка» , но это не может быть правдой.

В тишине, которая должна быть неловкой, я иду через оживленный терминал аэропорта, ем печенье, рядом со мной чертовски красивый мужчина. Его рука все еще лежит на моем плече, а мой рюкзак у него на спине, как будто мы счастливая пара на отдыхе, а не пара совершенно незнакомых людей, которые буквально столкнулись друг с другом.

Но что плохого в притворстве?

Наклонись.

Мои глаза закрываются на два шага, когда я позволяю себе наклониться к нему. Наклониться к чувству. Наклониться к воображаемому миру, где это моя жизнь. Где этот мужчина действительно здесь, со мной. Где я счастлива. Любима.

У меня сдавливает горло, и я моргаю, открывая глаза, и отправляю в рот еще один кусочек печенья.

Действительно, притворство.

По крайней мере, рядом он не может смотреть, как я ем, поэтому я спешу и доедаю остаток печенья. Потому что это реальный мир. И он просто любезен.

Он, наверное, тот, кто много путешествует. Наверное, немного скучает. И, конечно, я достаточно симпатичная. Я пухленькая, но, думаю, я нормально это переношу, и у меня красивое лицо. Но в моих теннисных туфлях и ярко-желтом платье я ему не ровня.

Он, вероятно, вице-президент чего-то. Кто-то, у кого больше одного автомобиля. Кто-то с чувством собственного достоинства и мамой, которая его любит.

Глубокая боль пронзает мою грудь.

Это всего лишь мгновение. Я буду счастлива в другой момент.

Я снова и снова повторяю слова, которые мне говорил мой психотерапевт.

Затем я повторяю слова, сказанные Домом всего несколько минут назад.

Наклонись.

Я делаю глубокий вдох и решаю притвориться, что это моя жизнь.

Я буду счастлива в этот момент.

Большая рука вырывает пустую салфетку из моей руки, он комкает ее вместе со своей и бросает в мусорное ведро, когда мы проходим мимо.

«Итак, — я заставляю свою смелость вырваться на поверхность. — Ты живешь в Миннесоте?»

Он слегка надавливает на мое дальнее плечо, когда крепче сжимает меня в своей хватке, совсем чуть-чуть.

«Нет, просто проездом по пути в Чикаго», — его тон звучит почти извиняющимся, и я стараюсь не чувствовать разочарования.

«Это к лучшему» , — говорю я себе.

«Он просто любезен» , — говорю я себе.

«Я удивлена, что у них нет прямого рейса», — говорю я, чтобы поддержать разговор, думая, что из нашего Денвера должен быть какой-то рейс.

«Уже пытаешься от меня избавиться?» — Дом явно дразнит меня.

Поэтому я пытаюсь поддразнить его в ответ. «Ты немного прилипчив».

Его смех пугает меня, и на этот раз он обхватывает пальцами мое плечо, удерживая меня на месте. «Валентина, ты чертовски прекрасна».

Прекрасна.

Румянец на моих щеках теперь практически постоянный. «Спасибо».

Спасибо?

Боже, почему я таая странная?

Обычно я общительная. Коллеги называют меня жизнерадостной , и это довольно точно.

Зачастую это требует больших усилий, но я изо всех сил стараюсь быть милой, доброй и любезной.

Мой терапевт говорит, что это защитный механизм. Что я делаю это, потому что хочу нравиться людям и компенсирую свой страх быть отвергнутой. Мой страх не понравиться. Не быть желанной.

Оставайся в этом моменте ,Я напоминаю себе. Позже будет много времени для вечеринок жалости.