ГЛАВА 67
Неро
Аромат роз доносится до моего носа еще до того, как я подхожу к двери в нашу комнату, и это все, что требуется, чтобы мой член стал твердым.
Переложив кружки в ту же руку, что и кофейник, я поправляю свой полувставший член, прежде чем повернуть дверную ручку.
Мои глаза сразу же оглядывают комнату и обнаруживают, что дверь в ванную открыта, но в комнате темно и тихо. Я чувствую легкое разочарование от того, что не заметил Пейтон в душе.
Затем я вижу ее, и чувство правильности происходящего наполняет мою грудь.
Она стоит в дверях гардеробной, влажные волосы заплетены в косу, челка полусухая и немного дикая. А ее глаза...
Я ногой захлопываю за собой дверь спальни.
Ее глаза наполнены блеском, наполовину возбужденным, наполовину нервным, и смотреть в них — все равно, что вливать удовольствие прямо в мои вены.
Ее мягкая фиолетовая рубашка...
Я сглатываю.
Она такая красивая. Такая чертовски красивая.
И я знаю, что не сделал ничего, чтобы заслужить ее. Но я все равно оставляю ее у себя.
— Привет. — Пейтон поднимает руку в неловком взмахе, и я улыбаюсь.
Я искренне улыбаюсь.
Не ухмылка. Не ухмылка или усмешка. Улыбка.
Ее губы подтягиваются, чтобы соответствовать моему выражению.
— Это кофе? — Она наклоняет голову к моим рукам.
— Да. — Мои ноги отрываются от пола, я сокращаю расстояние между нами и протягиваю кружки, чтобы она взяла одну.
Ее нос недовольно сморщивается, когда она убирает ручку с моего пальца.
— Что случилось? — спрашиваю я.
Ее брови взлетают вверх.
— Что? О, ничего.
— Пейтон. — Это просто ее имя, но она знает, что оно означает. Это значит, скажи мне правду.
— На самом деле ничего, правда. Просто... — Ее щеки розовеют. — Эти чашки скучные.
Мой взгляд падает на кружку в ее руке, а затем на мою.
— Это кофейные кружки.
Она хмыкает.
— Именно. Простые, скучные, белые кружки.
— В отличие от...? — Прошло много времени с тех пор, как кто-то осмеливался смотреть на меня, как на идиота, но Пейтон смотрит именно так. — Что?
— Ты посылаешь людей, чтобы забрать все мои вещи, так?
Я киваю.
— Хорошо, тогда мне будет чем помочь по хозяйству. — Когда я открываю рот, чтобы укорить ее, желая сказать ей, что она вносит более чем достаточно, просто находясь здесь, Пейтон качает головой. — Я знаю, что ты собираешься сказать, но позволь мне взять эту. Я буду чувствовать себя хорошо, если поделюсь ими с тобой.
— Хорошо. — Я поднимаю кофейник на уровень груди. — Все еще хочешь кофе, или мои скучные кружки все испортят?
Пейтон ухмыляется.
— Думаю, я переживу.
Осторожно, чтобы не облить ее руки горячей жидкостью, я наполняю наши чашки и ставлю кофейник на приставной столик.
— Я подумал, что ты, возможно, спишь и захочешь выпить кофе в постели.
— Я думала лечь в постель после душа, но потом отвлеклась, убирая одежду. — Она обхватила руками дно кружки, прижимая ее к лицу. — Надеюсь, это нормально.
— Детка, ты можешь делать здесь все, что захочешь. Теперь это твой дом.
Она секунду пожевывает нижнюю губу, и как раз когда я думаю, что она может сказать что-то раздражающее, например, что мы движемся слишком быстро, она удивляет меня тем, что совсем не спорит.
— Мне не терпится увидеть все остальное. Это довольно замечательный дом. Особенно душ. — Она поднимает одну из своих косичек к носу. — Не знаю, когда ты успел купить все эти шампуни и прочее, но они пахнут потрясающе.
Шампунь — глупая вещь, из-за которой можно испытывать гордость, но я все равно ее испытываю.
— Я собирал их с той ночи, когда ты подарила мне свою девственность. Я полагал, что в конце концов ты придешь сюда, чтобы воспользоваться ими. И я был прав.
— О. — Покраснение Пейтон усилилось. — Я тоже много думала о тебе.
Каждый раз, когда эта женщина говорит, она вызывает во мне новые эмоции.
— Пойдем. — Я беру у нее кофе и жестом показываю на матрас. — Я хочу выпить этот кофе в постели.
Повинуясь, Пейтон забирается наверх. Когда она сидит, скрестив ноги, на середине кровати, я передаю ей кружку, а сам сажусь спиной к изголовью, так что мы оказываемся лицом друг к другу.
Мы оба делаем глотки.
— Извини, у меня не было сливок, — извиняюсь я, думая, что это совсем не похоже на ее любимый латте.
— Ничего страшного. Я люблю кофе во всех его проявлениях.
Я хмыкаю, не уверенный, что действительно верю в это.
— Составь список всех вещей, которые ты хотела бы иметь в доме.
Пейтон качает головой еще до того, как я заканчиваю.
— Тебе не нужно этого делать. Черный кофе очень хороший. Я постоянно пью его так дома.
— В твоем старом доме, — поправляю я ее. — И я имею в виду не только сливки. Тебе нужна еда. То, что можно съесть, когда не хочется что-то заказывать. И все, что тебе нужно для приготовления твоего кокосово-медового латте.
— Ну, чтобы сделать это правильно, мне нужна эспрессо-машина. А они безумно дорогие...
— У меня уже есть одна, — оборвал я ее.
У нее перекосило рот.
— Правда?
— Правда.
— Ты знаешь, как им пользоваться?
Я снова улыбаюсь.
— Ни малейшего понятия.
Она выглядит еще более ошеломленной.
— Тогда почему он у тебя есть?
— Это был подарок Кинга на новоселье. Он сказал, что так я выгляжу умнее.
Она смеется, и звук застревает у меня за ребрами.
— Это могло бы быть правдой, если бы ты действительно им пользовался. — Она делает еще один глоток и спрашивает. — Я так понимаю, вы давно знакомы?
Я киваю, обдумывая, как начать.
— Мне было пятнадцать, когда мы встретились в первый раз, а ему около девятнадцати.
— Значит, давным-давно, мистер "Мне только что исполнилось сорок".
Я бросаю на нее фальшивый взгляд, и она мило улыбается.
— Итак, тебе было пятнадцать...?
— Мне было пятнадцать, и я работал на русских.
— На русских?
— Русская мафия. Братва, — объясняю я. Никаких секретов. — Я начал как бегун, носил для них деньги, когда был еще ребенком. Думаю, мне было лет восемь.
— Так рано, — грустно говорит она, и я пожимаю плечами.
— Типичная история. Плохая домашняя жизнь. Плохое отношение. Заманили деньги и власть братства. Хотел где-то быть своим. — Я вижу, как в глазах Пейтон появляется сочувствие, и впервые за все время меня это не беспокоит. — Когда я встретил Кинга, я был солдатом, а он работал на ирландцев, занимаясь практически тем же самым. Только он не был обычным мафиози. — Я использую термин Пейтон, который она использовала в тот день. — Он был из обеспеченной семьи, не был бродягой без фамилии, как я.
— Без фамилии? — Пейтон останавливает меня.
— Должно быть, когда-то она у него была. Но меня выбросили у дверей церкви, прежде чем я успел это понять. — Когда она выглядит так, будто может заплакать, я протягиваю руку и сжимаю ее колено. — Не стоит на этом зацикливаться, детка. Это то, что есть.
Она кладет руку на мою.
— Все равно хреново.
Мои губы подтягиваются с одной стороны.
— И посмотри, во что я превратился.
Пейтон закатывает глаза.
— Ага.
— В любом случае, никто из нас не был нормой. Раньше, чтобы вступить, нужно было быть кровным родственником, но с годами, когда семьи разбрелись, они были вынуждены смягчить свои правила. Поэтому такой ребенок, как я, и попал туда. Но Кинг не был сиротой. Его семья была обеспеченной, родители в то время еще были женаты. Но ему было скучно, он был дерзким и нашел себя, как и я. И хотя мы должны были быть врагами, мы сблизились. Стали дружить. Я всегда немного завидовал ему. Его безбедной жизни. Но в течение следующих десяти лет я видел, как умерли его бабушка и дедушка, как убили его отца, как его мать бросила его.
— Это ужасно.
— Да, — соглашаюсь я. — Моя жизнь была тяжелой с самого начала, но я привык к этому. У меня не было ковра под ногами, который можно было бы выдернуть. — Я снова сжимаю колено Пейтон, потому что знаю, что она все понимает.
— Вы, ребята, были как Ромео и Джульетта, — поддразнивает она.
Я смеюсь.
— Пожалуйста, скажи это Кингу, когда увидишь его в следующий раз.
— Вы были закадычными друзьями.
— Мы бы отрицали это. Но да, мы никогда не подходили друг другу по старому рангу. Поэтому, когда несколько раз в год семьи играли в ладушки, нас тянуло друг к другу.
— Я как-то слышала, что родственные души существуют не только для романтических отношений. У вас могут быть и дружеские половинки.
— Я ничего не знаю о родственных душах. И Кинг может быть моим братом. Но ты — моя жизнь. — Я провожу ладонью по ее бедру. — Никакого сравнения.
Она поджимает губы, и вместо того, чтобы заставить ее ответить, я продолжаю.
— Нам не потребовалось много времени, чтобы понять, что в обеих семьях были крысы. Только идиоты думали, что смогут использовать нас, чтобы передать какую-нибудь хрень с секретным кодом. Только мы с Кингом не идиоты, поэтому мы взломали коды и решили сделать так, чтобы это сработало в нашу пользу.
— Это звучит как фильм. — Пейтон прижимает кружку к груди.
— Только в кино все красивые. Ты бы видела этих стариков. Они были отвратительны как снаружи, так и внутри. Лидеры обеих семей были коррумпированными, мерзкими людьми, которые не стояли ни за что. Им никогда не приходилось работать за то, что они имели. Им никогда не приходилось выкарабкиваться из сточной канавы. Никогда не убивали человека, если его уже не удерживали трое других. Но когда мы выяснили, чем еще они занимались…— Мой гнев снова бурлит в душе, когда я думаю об этом столько лет спустя. — Они привозили женщин из своих стран. Крали их. Продавали их.
— Торговля людьми, — шепчет Пейтон.
— Они хорошо это скрывали. Только некоторые члены группы знали об этом, и вот тут-то и появились крысы. Два парня подумали, что они могут отделиться, объединить усилия и построить империю на спинах женщин. Вот тогда мы с Кингом и оказались втянуты в эту заварушку. — Я делаю вдох. — Я не лгал, когда говорил, что делал плохие вещи. Делаю. Но мы этим не занимаемся. Мы не продаем женщин.
— Я знаю. — Пейтон не вздрагивает. — Вы бы не стали.
— Я бы не позволил, — повторяю я. — И мы бы им тоже не позволили. Поэтому мы все спланировали. Мы привели только тех, кому доверяли, набрали еще несколько человек с улиц, и когда все было готово... мы их убили. Всех, кто попался нам под руку. В обеих семьях. — Пейтон вскидывает подбородок, и я клянусь, что это одобрение. — Мы нанесли удар в ту же ночь, в то же время, без предупреждения. Большинство из них погибли. Некоторые убежали. А некоторые присоединились к нам. И тогда вместе мы стали Альянсом.