Глава 2

Лоренцо

Ярость кипит у меня под кожей, как кастрюля с водой на грани кипения. Всегда там. Каждую секунду бодрствования каждого дня. И достаточно лишь вспышки тепла, чтобы она выкипела. Иногда я задаюсь вопросом, утихнет ли когда-нибудь ярость, которую я несу глубоко внутри себя. Прошло два долгих года, но с каждым днем она становится все сильнее. Раньше я думал, что подобные действия давали мне некоторое освобождение — несколько мгновений облегчения. Но, как наркоман, которому каждый раз нужно больше, чтобы достичь этого эйфорического кайфа, но теперь даже это утратило способность успокаивать бушующих демонов в моей душе.

«П-пожалуйста, Лор…» — бормочет мужчина на коленях передо мной. Я бью его прямо в челюсть, прерывая мольбу о пощаде, которая в любом случае осталась бы неуслышанной. Я не человек милосердия. Какого хрена мне беспокоиться о ком-то в этом мире, если у меня нет гребаного сердца? Он падает на пол, как бесполезный мешок с дерьмом, которым он и является, кровь летит из его рта и забрызгивает мои штаны и ботинки.

Он лежит неподвижно. Я смотрю на капли его крови на моем черном ботинке, и эта кипящая ярость опасно близко пробирается к поверхности. Они сделаны из лучшей итальянской кожи, но мне на это плевать. Мне не плевать на то, что моя жена купила их мне за несколько недель до того, как она…

Я сжимаю кулаки так сильно, что мои предплечья, кажется, вот-вот взорвутся, костяшки пальцев белеют. Стиснув зубы, я вытягиваю шею, чтобы немного снять напряжение, которое просачивается в каждую мышцу и сухожилие моего тела. Манфред остается лежать у моих ног, но это его не спасет. Раскаленный гнев, как жар от открытой печи, пылает во мне, направляя мою ногу ему в голову. Не один раз, а снова и снова. Я продолжаю пинать его, пока его лицо не станет неузнаваемым, а мои ботинки не покроются кровью, черепом и мозгом.

«Лоренцо? Пожалуйста?» — кричит деловой партнер Манфреда, Ричи, в нескольких футах от него, слишком трусливый, чтобы попытаться остановить меня самому. Но я не могу остановиться. Не могу остановиться, пока часть этой глубоко затаенной ярости не утихнет. Я не могу вернуться домой, в дом, где живет моя семья, где моя племянница и племянники называют меня дядей Лозом. Не тогда, когда я так близок к краю. Нет, я должен оставить худшее здесь.

Когда от головы Манфреда остается совсем немного, чтобы пинать, я перехожу к его телу и выдавливаю столько гнева, сколько нужно, чтобы снова функционировать как нормальный человек. Мольбы Ричи о пощаде затихают с каждой секундой, и звук его кашля и едкий запах рвоты заполняют маленькую комнату. Инстинкт заставляет его броситься к двери, несмотря на то, что его бывший партнер блокирует ему выход. Он должен знать, что спасения нет, но люди склонны терять связь со здравым смыслом, когда вмешивается потребность выжить.

Не останавливая своего нападения на мертвое тело Манфреда, я протягиваю руку и хватаю Ричарда за горло. Ему следовало бы оставаться на месте. Может быть, тогда я бы выместил всю свою злость на трупе его приятеля.

«Лоренцо. Пожалуйста?» — хлюпает он, слезы и сопли текут мне на руку, когда я смотрю на него. «Я верну тебе твои деньги».

«Ты думаешь, дело в деньгах?» — спрашиваю я, завороженный неподдельным ужасом на его лице. «Твои паршивые десять тысяч для меня ничего не значат».

«П-пожалуйста».

«Вы с Манфредом солгали мне, Ричи. Вот почему вы оба умрете в этой крошечной гребаной комнате, и даже ваша мама не сможет опознать ваши тела».

Его лицо бледнеет, что вполне уместно, потому что он уже призрак. Я швыряю его через всю комнату, и он падает на землю, дрожа, глядя на меня, надвигающегося на него. Когда я с силой вставляю большие пальцы в его глазницы и выдавливаю ему глазные яблоки из головы, его крики о пощаде успокаивают мою почерневшую душу.

* * *

Я иду по коридору особняка моей семьи. Моего дома. Он уменьшился из-за ее отсутствия, но все еще остается единственным местом, где я чувствую хоть какой-то комфорт и утешение.

«Дядя Лоз. Помоги». Визги моей трехлетней племянницы Габриэллы наполняют воздух, когда она несется по коридору ко мне в своих носочках. Визжа с пронзительным смехом, она врезается прямо в меня, и я подхватываю ее на руки, прижимая к груди. Ладно, может быть, у меня все еще есть сердце, но оно разбито на тысячу осколков. Те немногие осколки, которые способны на какие-либо положительные эмоции, принадлежат в основном этой маленькой девочке и ее двум младшим братьям.

«От чего ты бежишь, моя маленькая Элла?» Она смотрит мне в лицо, ее темно-карие глаза полны такого доверия и невинности, что я покачиваюсь на ногах.

«Папа-динозавр». Она снова хихикает, когда Данте несется за ней по коридору, розовая тиара на его голове не вяжется с его рыком, похожим на рык динозавра. Габриэлла визжит громче, зарываясь своим маленьким лицом мне в грудь, пока не видны только ее густые кудри.

Улыбка Данте сползает с моего лица, когда он видит мои костяшки пальцев, окровавленные и в синяках. Я немного прибрался перед тем, как вернуться домой, но после того, как ты забил двух человек до смерти, можно избавиться лишь от определенного количества крови. Выражение его лица мрачнеет, и ирония этого контраста не ускользает от меня. Я весь в крови, пока держу свою милую племянницу.

«Какого черта, Лоз?» — бормочет он. «Я думал, ты собираешься поговорить?»

Я равнодушно пожимаю плечами. «Мне не понравилось то, что они сказали».

Он тянется к своей дочери и вырывает ее из моих рук. Она издает пронзительный крик протеста, но он обнимает ее и осыпает ее лицо быстрыми поцелуями, заставляя ее прижаться к нему с очередным визгом восторга. Что-то неосознанное, но не незнакомое окутывает меня. Я качаю головой. Ей гораздо безопаснее со своим отцом, чем со мной — своим чудовищем-дядей.

«Эй, почему бы тебе не пойти и не найти свою маму и братьев, пока я поговорю с дядей Лозом?» — тихо говорит он.

Она надувает губы. «Я хочу, чтобы дядя Лоз тоже поиграл со мной в принцессу-динозавров».

«Он обязательно поиграет с тобой. Сначала ему и папе нужно поговорить. Хорошо?»

Габриэлла поворачивается ко мне, ее бровь мило нахмурена, пока она обдумывает его просьбу. Она так похожа на Джоуи; когда она дуется, это почти как путешествие во времени в то время, когда моей сестре было столько же лет. «Я обещаю, что скоро приду поиграть», — уверяю я ее.

«Хорошо». После решительного кивка она сжимает щеки Данте и громко целует его в губы, затем вырывается из его объятий и убегает по коридору.

Со вздохом я смотрю, как она уходит, и жду лекции от младшего брата. Хотя я и старший, он официальный глава семьи. Мой отец отказал мне в этом праве по рождению, когда я выбрал Аню Новикову в качестве невесты вместо итальянки, которую он мне подобрал.

«Какого хрена, Лоз?» — рявкает Данте, как только его дочь оказывается вне пределов слышимости.

«Я же говорил, мне не понравилось то, что они сказали».

Он проводит рукой по волосам и вздыхает. «Эта хрень случается почти каждый раз, когда ты выходишь из дома».

Я игнорирую колкость. «Какого хрена тебя вообще волнуют эти два куска дерьма? Я оказал миру услугу, избавившись от Манфреда и Ричи».

Он наклоняет голову, явно пытаясь сдержать свой гнев. «Мне плевать на Манфреда и Ричи, но мне не плевать, что ты оставляешь за собой след из чертовых тел каждый раз, когда выходишь из парадной двери».

Я рычу. «Я убрал за собой. Я всегда так делаю».

Он бросает на мою одежду многозначительный взгляд. «Недостаточно хорошо».

Взглянув вниз, я вздрагиваю от крови, ее так много, что ее отчетливо видно на моем темном костюме. Уверен, часть мозгового вещества Манфреда забрызгала и мои ботинки. «Я сейчас этим займусь».

«Но ты же так ехал домой, Лоз. А что, если бы какой-нибудь придурок-коп, которому нужно что-то доказать, остановил бы тебя?»

«Копы нас не останавливают», — напоминаю я ему.

«Хватит одного блядь шанса, Лоз». Он поднимает указательный палец, его лоб хмурится в глубоком хмуром взгляде. «Один чертов раз».

Я пожимаю плечами. «Мне, блядь, все равно».

«Я верю, Лоз», — кричит он. «Мне, блядь, не все равно!»

Мой пульс учащается, и я делаю глубокий вдох через нос. Я не могу сделать это прямо сейчас. Я не могу...

Он хватает мое лицо руками, прижимаясь своим лбом к моему. «Я не могу, черт возьми, сделать это без тебя, брат».

«Ты можешь», — выдавливаю я слова.

«Нет, не могу. Если тебе наплевать на себя, подумай о нас и о том, как бы мы справились без тебя. Я и Кэт. Джоуи и Макс». Его мольбы тянут за собой некоторые из этих крошечных щепок, они собираются вместе достаточно, чтобы заставить мое сердце снова забиться. Оно слабое, но есть. «Подумай о Габриэлле и мальчиках, и что бы они сделали, если бы потеряли тебя». Эти слова становятся последним гвоздем в моем гробу, и я ломаюсь.

Слезы текут по моему лицу, и он обнимает меня за голову и шею, прижимая к своему плечу. «Это должно прекратиться, Лоз».

«Я знаю», — признаюсь я.

Но что, если я не могу остановиться?