Глава 26

Тристан

После того, как я заканчиваю промывать порезы на ее ногах, я оставляю ее переодеваться в ванной и направляюсь на кухню, чтобы приготовить ей ужин.

У меня не так много продуктов в холодильнике, и у меня нет времени приготовить что-нибудь действительно сложное, но я обнаруживаю, что хочу произвести на нее впечатление. Я разглядываю содержимое, пока у меня не формируется идея. Я не собираюсь получать звезды Мишлен за это блюдо, но это идеальная домашняя еда, так что я приступаю к работе.

Я нарезаю хлеб на закваске и кладу пару ломтиков в тостер. Параллельно измельчаю в кухонном комбайне мяту, фету, замороженный горошек и лимонный сок. На сковороду я кладу несколько полосок канадского бекона, которые купила в иностранном супермаркете, и готовлю их, пока они не станут идеально хрустящими. Когда хлеб будет готов, я смазываю каждый ломтик оливковым маслом и натираю его чесноком. Посыпаю горошком и распределяю ложкой, пока он полностью не покроет одну сторону. Затем я добавляю немного редиса, который я мариновал в прошлые выходные, крошу еще немного феты и посыпаю сверху беконом. Помидор для бифштекса нарезаю тонкими ломтиками и кладу туда же.

Я лезу в холодильник за ветчиной, когда слышу, как открывается дверь ванной, и чувствую, как Нера входит в кухню позади меня. Бросив взгляд через плечо, я указываю на маленький столик в центре комнаты.

-Присаживайся .

Рукава ее свитера опускаются ниже рук, и я вижу, как ее пальцы нервно теребят ткань. Она смотрит в сторону, в сторону входной двери, и я могу сказать, что ей хочется убежать.

- Нера. - Она смотрит на меня, когда я зову ее по имени, звук моего голоса ровный и уверенный. - Сядь.

Она у себя в голове. Я научился распознавать, когда ее мысли закручиваются в спираль, и теперь я это вижу. Ее затененные глаза оценивающе смотрят на меня, пока она взвешивает свои варианты. Есть только один, хотя она, кажется, еще не осознает этого. Если она попытается выйти за дверь до того, как я ее покормлю, я возьму ремень из своего комода и привяжу ее к стулу.

Она отодвигает стул от стола и опускается на него. Часть меня разочарована тем, что мне приходится отложить идею связать ее на потом. Большая часть довольна тем, что она решила остаться.

- Что ты делаешь? - Спрашивает она.

Довольный тем, что она успокоилась, я поворачиваюсь обратно к стойке и заканчиваю собирать сэндвич.

- Готовлю тебе ужин.

- Я не голодна, - говорит она, и я слышу оттенок... чего-то в ее голосе. Я не могу точно определить, что это было, за исключением того, что это звучало точно так же, как тон, который она использовала, когда я давал ей свой протеиновый батончик в спортзале.

-Ты все равно съешь. - Я кладу верхний ломтик хлеба и разрезаю бутерброд по диагонали, прежде чем выложить его на тарелку. Я ставлю его на стол перед ней и сажусь на стул напротив. - Твое мнение о блинчике с канадским беконом и горошком, мятой и соусом фета.

Она смотрит на него голодным взглядом, но не тянется к нему. Я начинаю подозревать, что там что-то происходит.

Я собираюсь сделать своей миссией выяснить, что это такое.

Я протягиваю руку через стол и беру ее пальцами за подбородок, поднимая его так, чтобы она смотрела на меня.

- Ты, должно быть, проголодалась после того, как мы трахались сегодня вечером, - говорю я ей, нежно потирая большим пальцем ее подбородок. - Попробуй.

– Я просто...

- Для меня.

Она смотрит на меня, ее глаза затуманены. Я почти в отчаянии от желания сорвать эту завесу и навсегда почувствовать себя в них как дома.

Наконец, она поднимает руку и высовывает ее из рукава, наклоняясь, чтобы взять половину сэндвича. Другой рукой она придерживает его, закрывая, и подносит ко рту. Она слегка колеблется, ее глаза поднимаются, чтобы встретиться с моими, а затем она откусывает кусочек.

Есть что-то такое в том, как она смыкает губы с едой, которую я приготовил, что возбуждает меня так, как никогда раньше. Гордость и собственничество захлестывают мой мозг, вызывая головокружение. Я задерживаю дыхание, пока она тщательно пережевывает, и мне кажется, что я в нескольких секундах от того, чтобы заработать себе аневризму.

Она сглатывает, и я открываю рот, чтобы что-то сказать, но останавливаюсь, когда она снова подносит сэндвич к губам и откусывает еще кусочек.

И тут она стонет.

И что-то внутри меня становится яростным собственником. Меня пугает, насколько сильно это чувство пульсирует в моих венах.

Мои глаза сияют от необузданного желания, мой член пульсирует, отчаянно желая снова оказаться внутри нее.

- Это так чертовски вкусно, Тристан.

-Да? - Я притворяюсь невозмутимым, но внутри я сдерживаю себя от того, чтобы наклониться и облизать маленькую капельку, оставшуюся в уголке ее губ.

- Да, это лучший BLT, который я когда-либо пробовала. - Она протягивает мне половинку, которую держит в руках. - Вот, попробуй.

Я откусываю от него кусочек прямо, вместо того чтобы взять из ее рук, и при этом смотрю ей в глаза. Ее взгляд нагревается, и она судорожно сглатывает.

- Очень вкусно, - говорю я ей. На самом деле я думаю, что это просто замечательно. Если бы у меня было больше десяти минут, я мог бы приготовить что-нибудь действительно особенное. - Не хватает немного пряности и дополнительного уровня текстуры, как у чего-нибудь хрустящего.

- Ты слишком строг к себе.

- Ты из тех, кто умеет говорить.

Ее глаза расширяются, но в остальном она никак не реагирует на мои слова.

- Я думаю, это идеально, - говорит она, откусывая еще кусочек. - Если ты так готовишь сэндвич, я не могу представить, насколько вкусной должна быть твоя настоящая кухня. Если бы ты открыл ресторан, люди выстроились бы перед тобой в очередь, я уверена в этом. Я знаю, что преподавать - дело твоих родителей, но разве они не поняли бы, если бы ты пошел по этому пути?

Я снова тянусь за ее сэндвичем, игнорируя половину, которая все еще лежит на тарелке между нами.

- Нет, они бы этого не сделали.

- И ты не можешь пойти против того, чего они хотят?

Я прерываю зрительный контакт и смотрю в сторону, прежде чем ответить и выбрать честность. - Я не борюсь за что-то.

Она отмахивается от меня, когда я пытаюсь вернуть ей сэндвич, и склоняет голову набок. - Что ты имеешь в виду?

Она откусила всего три кусочка, но я не заставляю ее продолжать есть.

- Только это. Я не боец, я никогда не борюсь за то, чего хочу. Я знаю, чего хочу, но я не собираюсь добиваться этого, потому что у меня не хватает смелости рисковать . - Я смеюсь без всякого юмора. - Оказывается, я трус .

- Ты абсолютно не трус, - огрызается она, ее голос внезапно становится таким твердым, что это удивляет меня. - Так тяжело идти против своей семьи. Быть пойманным в ловушку амбициями своих родителей - это своего рода тюрьма, и я знаю по опыту, что кажется, что выхода нет. - Мягче она добавляет: - Не называй себя трусом, потому что если это так, то кем это делает меня?

- Я начинаю думать, что ты самая интригующая женщина, которую я когда-либо встречал, - говорю я ей.

Настала ее очередь глухо рассмеяться. - Должно быть, ты знаешь не так уж много женщин.

- Я знаю, что ты не похожа ни на кого из них.

Она неловко ерзает на своем стуле, как будто то, как я на нее смотрю, заставляет ее смущаться.

- Я очень скоро разрушу эту иллюзию ради тебя, не волнуйся, - говорит она бесцветным голосом. - В любом случае, мы отклонились от темы. Тебе следует попытаться найти способ продолжать готовить, сохраняя при этом свою работу в RCA.

- Это не так просто, - говорю я ей. - Пробиться в индустрию сложно без какого-либо формального обучения, даже если это просто стажировка, и это еще сложнее, когда я никого не знаю в Швейцарии. Но все в порядке, я отказался от этой мечты, - честно говорю я ей. - Я счастлива просто готовить дома и таким образом развивать навыки. - Эта часть - ложь, но я не могу сказать ей, что моя жизнь была распланирована за меня с самого рождения, и в ней нет места не только для такого хобби, как приготовление пищи, но и для нее.

Не случайно и не как-то иначе.

Не то чтобы она вообще хотела занять место в моей жизни надолго, но я нахожу, что мысль о том, чтобы отпустить ее в ближайшее время, еще более болезненна, чем никогда больше не брать в руки нож.

- Что случилось с твоими родителями? - Спрашиваю я.

Нера напрягается, и стена рушится у нее перед глазами. У нее самые заметные стены, которые я когда-либо видел. И все же, похоже, что никто, кроме меня, их не видит.

- Да ладно, я поделился. Это будет справедливо. - Ее молчание меня не разубеждает. - Твоя мать так же строга к тебе, как и отец?

- Разными методами, но да.

Удалить мне зубы мудрости было проще, чем вытянуть из нее информацию, но каждое слово, каждый маленький кусочек ее жизни, который она мне рассказывает, на вес золота. Я откладываю их на потом, как отдельные кусочки головоломки, разложенные на столе, чтобы сформировать полную картину того, кто она есть. У меня закончены только две стороны внешней рамки, но я не вижу, чтобы останавливался, пока изображение не будет завершено.

- Какова их конечная цель? Почему твой отец был так зол, что ты проиграла в прошлом году?

- Он хочет, чтобы я завоевала золотую медаль на летних Олимпийских играх этим летом.

Я тихо присвистываю, впечатленный. Откидываюсь на спинку стула, складываю руки на груди и удобно расставляю ноги. Я скрещиваю лодыжки за ее ногой, слегка удерживая ее за столом на случай, если она попытается сбежать от нашего разговора.

- Как я уже сказал, самая интригующая женщина, которую я когда-либо встречал. И потенциально самая талантливая .

Она усмехается. - Каждый может быть хорошим. Им нужно, чтобы я была великой. Иначе.

Я не упускаю из виду тот факт, что она говорит "нужно" вместо "хочу".

- Или что еще?

Она пожимает плечами, и мои плечи напрягаются. Если я когда-нибудь доберусь до ее отца, я сверну ему шею за то, что он когда-либо касался ее рук.