ГЛАВА 21
Кайлиан
Краем глаза я смотрю на Рэйвен и вижу, как она смотрит на проплывающий мимо пейзаж. Она ничего не говорит с тех пор, как мы сели в мою машину несколько часов назад. Меня это не беспокоит, поскольку я не понимаю смысла светских бесед. Но сегодня она казалась какой-то отстраненной.
Не та Рэйвен, какой она обычно бывает.
Она соответствует моему характеру. Безэмоциональная, замкнутая, отстраненная от ситуации. Готовится ли она к встрече с отцом? Жалеет ли она о вчерашнем? Неужели подражатель сделал ей еще одно предупреждение, о котором она мне не сказала?
Я наслаждался тишиной, наблюдая, как мимо проплывают волны океана, пока мы едем по побережью, но с тех пор, как мы пересекли Калифорнию, я понял, что она совсем не готова к тому, что ей предстоит сделать.
Пеликан-Бей — это не тюрьма, в которую просто так не попадешь. Это не гребаное заключение в школе. Здесь буквально максимальный уровень безопасности, и по коридорам ходят отъявленные ублюдки.
— Рэйвен. — Мой голос выводит ее из задумчивости, и она моргает, удивленно оглядываясь на меня. Хотя она меня не видит, не совсем. Она как будто смотрит сквозь меня.
— Расскажи мне о чем ты думаешь, — призываю я, не привыкший к этому странному ощущению в груди. Как будто что-то не так, и я не знаю, как это исправить. Обычно мне все равно. Но что бы я ни чувствовал... возможно, мне не все равно.
На нее.
Больше, чем мне хотелось бы.
— Я не знаю, могу ли я вообще понять настолько, чтобы сформулировать.
— Ну, тогда начни с самого начала. По-моему, ты ни черта не сказала с тех пор, как мы сели в машину, и обычно я хочу отрезать себе уши от твоих многочисленных вопросов. — Ни трещинки, ни даже легкой ухмылки. Да, что-то действительно чертовски не так.
— Что случилось прошлой ночью? Когда ты вернулась домой? — Я решил, что могу начать с того, когда она ушла от меня, потому что она определенно не была такой чертовски странной, когда уходила прошлой ночью.
Она отводит взгляд, и я сразу же понимаю. Бинго.
Ее тетя и дядя.
Я беру ее за голову, чтобы перевести взгляд обратно на меня, и она шипит, вжимаясь в дверь и отстраняясь от меня.
Мои глаза расширяются, и я, не глядя, съезжаю с дороги и жму на тормоза. От резкой остановки ее рука ударяется о приборную панель, ее глаза расфокусируются, когда она смотрит на меня.
— Какого черта ты делаешь?
Я расстегиваю ремень, наклоняюсь и запускаю пальцы в ее волосы, мои ноздри раздуваются, когда я чувствую то, что и предполагал.
Огромную — огромную — гребаную шишку.
— Какого хрена, Рэйвен? Что, черт возьми, произошло?
Она хнычет, отстраняясь от меня.
— Пожалуйста, не надо.
— Что, блять, с тобой случилось, Рэйвен? — Я требую гребаных ответов, потому что без них я могу уничтожить всех на своем пути.
Она смотрит на меня, кусая нижнюю губу, пока та не отрывается.
— Мои тетя и дядя... они знают, что я лгу.
Я ничего не говорю, желая, чтобы она сама мне рассказала. Ей не нужно, чтобы я подсказывал ей. Лучше бы, черт побери, я не подсказывал ей.
— Они заставляли меня молиться. Читать стихи из Библии. И тут пришла Ария. Началась драка, и отец ударил ее. Я испугалась, и тетя ударила меня. — Ее рука парит над головой, но не касается ее. — Больше я ничего не помню. Я проснулась в своей кровати.
Я включаю поворотник.
— Ну и хрен с ним, с твоим отцом. Пойду позабочусь о твоих гребаных тете и дяде. — Я начинаю поворачивать руль, и она тянется к нему, хватаясь за него, чтобы остановить меня.
— Нет! — ворчит она. — Ой. Черт возьми, у меня голова болит.
Я хватаю ее за подбородок, поворачиваю ее голову к себе, наклоняюсь и смотрю ей в глаза.
— У тебя гребаное сотрясение мозга, Рэйвен. Как сильно они тебя ударили? — Зрачки у нее поганые, но не слишком. Я видел и похуже, и даже бывало хуже, но все же. Наверняка ей чертовски больно.
— Не так уж и сильно. — Она морщится. — Но достаточно.
Всего в одном дыхании от нее я наблюдаю, как она зажимает нижнюю губу между зубами, и мне так сильно хочется ее поглотить. Так же, как я хотел этого каждую секунду с тех пор, как вышел из нее прошлой ночью. Но я знаю, что она сейчас в полной заднице, как телом, так и разумом.
— Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен прямо сейчас развернуться и пойти разорвать их на части, — бормочу я, слегка касаясь своими губами ее губ.
Она делает дрожащий вдох, ее глаза бегают туда-сюда между моими.
— Потому что я позабочусь о них. Обязательно позабочусь. Но сегодня, прямо сейчас, мне действительно нужно пойти и выяснить, кто еще пытается меня убить. Подражатель должен быть в приоритете.
Я отпускаю ее подбородок, зная и ненавидя, что она права. Мне нужно сосредоточиться и позаботиться о худшем. В данный момент мне хочется сказать, что это ее тетя и дядя, хотя я знаю, что если бы подражатель Кроу был здесь, он бы точно стал худшим.
Я думаю о девушках, которых он убил. Снял кожу. Порезал. Изнасиловал. Издевался. Я думаю о том, что если бы это случилось с Рэйвен, и этого достаточно, чтобы я выключил поворотник и вернулся на дорогу, в сторону тюрьмы.
— Как только мы разберемся с этим ублюдком-подражателем, с твоими тетей и дядей будет покончено, — огрызаюсь я, чертовски серьезный.
— Поверь мне, я знаю это, — шепчет она, глядя в окно.
Проходит совсем немного времени, и мы въезжаем на территорию тюрьмы, высокие ворота, башни и заборы тянутся по всему периметру. Это место — ад собственного изготовления, идеальное место для ее отца.
Вообще-то, я беру свои слова обратно. Идеальное место для него — под моим клинком. Только тогда справедливость восторжествует.
— Я даже не знаю, что я должна сказать. — Теперь она нервничает, сжимая руки в тревожных движениях.
— Пропусти всю эту душещипательную хрень. Он наверняка наплетет кучу всего и попытается тебя обмануть, но ты не должна в это ввязываться. Давай войдем и выйдем.
Она смотрит на меня, в ее глазах страх и надежда.
— Ты будешь со мной все время?
Я провожу языком по зубам.
— Ни за что на свете я не позволю тебе идти туда одной.
Она выдыхает, все ее тело погружается в сиденье.
— Ладно, хорошо.
Я останавливаюсь на свободном месте и глушу машину.
— Ты готова?
Ее пальцы сжимают бедра.
— Нет. Не особо.
Я наклоняюсь вперед и хватаю ее за шею, более нежно, чем обычно, потому что у нее сотрясение мозга. Я притягиваю ее голову к себе и прижимаюсь губами к ее губам. Я целую ее глубоко, отчасти желая завладеть ею до того, как она войдет в помещение к тонне грязных мужчин, а отчасти желая проглотить ее нервы ради нее.
Она тает в моих руках, ее руки устремляются вперед и хватаются за мое исцарапанное лицо. Она держится за меня, словно я ее якорь, словно не хочет, чтобы я отпустил ее, позволил ей упасть в неизвестность.
— Я не дам тебе утонуть, — бормочу я ей в губы.
Она прижимается ко мне крепче, словно я вдыхаю в нее жизнь. Как будто я даю ей воздух, чтобы она продолжала жить. Я вдохну каждую унцию воздуха в ее легкие, если это означает, что она будет дышать еще хотя бы мгновение.
С каждой секундой она все глубже зарывается в ту часть моей груди, которая дремала всю мою жизнь. Та часть меня, которую я всегда считал сломанной, но это никогда не было так. Во всяком случае, не совсем.
Просто не хватало Рэйвен.
Она отпускает мои губы, откидывается назад и опускает руку. Протянув руку, она вцепляется в меня, переплетая свои пальцы с моими.
— Не отпускай меня.
— Не отпущу, даже если ты меня об этом попросишь.
Сделав еще один глубокий вдох, мы выходим из машины, расцепляя пальцы, чтобы снова сцепить их, как только окажемся у передней части автомобиля. Она крепко сжимает мои пальцы, перекрывая кровообращение, пока мы идем к двери.
Я проверил часы посещения, прежде чем мы приехали, и был рад, что нам повезло и что часы посещения были сегодня. Быстро позвонив одному из папиных людей, он смог потянуть за несколько ниточек и внести Рэйвен в список посетителей.
Странное ощущение, когда я подхожу к двери с девушкой под руку. У меня никогда раньше ее не было. Я даже никогда не держал девушку за руку. Это ощущение чужое, но в то же время правильное. Как будто Рэйвен всегда должна была быть рядом со мной. Гребаная львица рядом со львом. Она свирепая, если не сказать немного дикая.
Но я укрощаю манию в ее мозгу так же, как она включает эмоции в моем.
Дверь гудит, прежде чем мы до нее доходим, и, взявшись за ручку, я открываю ее, пропуская Рэйвен вперед себя.
Она подходит к столу, и я встаю за ней, наблюдая за всеми вокруг. Я не доверяю ни одной душе, ни одной. Я не хочу, чтобы хоть один человек, черт возьми, посмотрел на нее неправильно. А если и посмотрят, обещаю, что вернусь за ними.
Гарантирую, блять.
— Я здесь, чтобы навестить заключенного, — говорит Рэйвен, ее голос так же неуверен, как и язык ее тела.
Женщина в костюме охранника, с зализанными назад волосами и блестящим значком, смотрит на нее, включив динамик. Он потрескивает, прежде чем из него раздается ее слишком громкий голос.
— И к кому вы пришли?
Рэйвен бросает взгляд через плечо на меня, а затем снова смотрит на женщину через мутное стекло перед собой.
— Кэш Кроу.
На другом конце — тишина. Даже треск выключается, когда женщина на мгновение смотрит на нас.
— Вы в списке посетителей? — спрашивает она спустя мгновение. Треск, затем тишина.
Рэйвен поворачивается и смотрит на меня, как будто совсем забыла.
— О, черт...
Я наклоняюсь к ней через плечо и говорю в динамик.
— Да, это она. Рэйвен Эббот.
Женщина смотрит на меня, прежде чем набрать текст на своем компьютере, и я знаю, что имя Рэйвен появится на экране, как и мое. Я никак не связан с Кэшем Кроу, но Рэйвен ни за что на свете не пойдет разговаривать с этим ублюдком в одиночку.
Она щелкает и клацает по клавиатуре, кажется, целую вечность, а потом достает из папки листок бумаги и засовывает его под стеклянную стену.
— Мне нужно, чтобы вы оба расписались внизу страницы. — Я заглядываю в него и вижу правила и положения о часах посещения заключенных строгого режима. Я подписываю его, не вчитываясь в строки, зная, что это полная ерунда, о которой нам не стоит беспокоиться. Мы собираемся сделать это посещение «туда и обратно», без лишних слов.