Гидрошкрука
Гидрошкрука
Шелли потрясающая. Лучшей фальшивой девушки я и желать не мог. За исключением того, что чем больше она, кажется, искренне взволнована свадьбой, чем больше она расспрашивает меня об обычаях кракенов и о моей жизни и слушает с пристальным вниманием, тем больше я понимаю, что на самом деле она для меня худшая фальшивая девушка. Из нее получилась бы идеальная настоящая девушка. За такой я бы действительно хотел ухаживать и посмотреть, подходит ли она мне. Сейчас для меня это было бы катастрофой.
Большую часть полета я пытаюсь притвориться, что не умираю от желания расспросить о ее жизни; не умираю от желания наклониться ближе, взять ее за руку или обнять за плечи, как я сделал прошлой ночью. Она просто продолжает смотреть на меня с широкой улыбкой и мягкими карими глазами, все увереннее притягивая меня с каждым милым смехом и застенчивым румянцем. Очевидно, что кракен не может утонуть, но если бы мог, я был бы в опасности, потому что я чувствую, что с каждой минутой тону в ней все больше.
В какой-то момент вечности моих мучений стюардесса приносит нам обед.
— Добрый день, сэр, мэм. Сегодняшнее блюдо — океанская форель конфи с мятой и пловом из кинзы. Что из напитков я могу предложить вам, мэм? Вино, игристое вино, вода, безалкогольные напитки? Что-нибудь еще?
— Ого! — Шелли улыбается мне. — Не знаю, ела ли я когда-нибудь что-нибудь настолько вкусное. Не могу поверить, что мы летим первым классом.
Это заставляет меня чувствовать себя немного виноватым, зная, что без нее здесь я мог бы принять это как должное. Прошло много времени с тех пор, как мне приходилось беспокоиться о деньгах так, как, подозреваю, это делает она. Действительно, когда это мне приходилось беспокоиться о том, что я не смогу заплатить за квартиру? Я усердно работал, чтобы сдвинуть свой бизнес с мертвой точки, но могу признать, что стартовать в первую очередь мне позволило богатство моей семьи.
— Что ж, я рад, что смог предоставить тебе возможность насладиться этим.
— Я буду только газированную воду, — говорит она стюардессе с немного застенчивой улыбкой. — Сегодня лучше ограничиться водой.
Пока стюардесса наливает воду, я не могу удержаться, чтобы не наклониться к ней поближе и не прошептать на ухо.
— Не стоит сдерживать себя из-за моего присутствия. Ты ужасная кокетка, когда находишься под воздействием алкоголя. Мне это скорее понравилось.
Шелли резко втягивает воздух и неловко берет в руки стакан, когда стюардесса протягивает его ей. Это все предупреждение, которое я получаю, прежде чем все содержимое бокала вываливается мне на колени, а Шелли визжит от ужаса.
— О нет! Боже мой. Мне так жаль…
Я вскакиваю на ноги, роняя еду на пол, и беспорядочно отряхиваю мокрое пятно, образовавшееся на моих брюках. Но это бесполезно. Уже слишком поздно. У меня есть только полминуты, и я надеюсь, что Шелли будет готова к тому, что вот-вот произойдет, прежде чем это начнется.
Вода целует мою кожу так, как, я слышал, люди описывают выход на солнечный свет из холодной комнаты. Мое тело двигается, меняется и расщепляется, набухает и корчится, чтобы освободиться.
Я больше не стою на двух человеческих ногах. Вместо этого восемь щупалец двигаются, разрывая одежду и извиваясь, как они всегда делают поначалу, ища и хватая.
Обычно это не проблема. Обычно я перевоплощаюсь в ванне или в душе, или в море, где у меня есть место вытянуться. Но не здесь. Здесь я зажат между сиденьями, связан слишком большим количеством одежды и, что хуже всего, прямо рядом со мной, глаза на уровне моей промежности — самое проблематичное искушение из всех.
В свою защиту скажу, что у моих щупалец в буквальном смысле есть собственный разум. Крошечный мозг в каждом из них управляется моими низменными инстинктами. Когда я в своем истинном виде, я могу почувствовать вкус добычи в воде, насладиться желанием моих любовников, ощутить сотню нюансов, которые я не могу различать в человеческой форме. Недостаток: я не могу контролировать ту животную сторону себя, которая думает о том, чтобы обхватить Шелли своими конечностями, широко раздвинуть ее для моего удовлетворения и заполнить каждую дырочку, которую она хочет почувствовать наполненной, пока она вся не будет принадлежать мне.
Щупальце скользит вверх по лодыжке Шелли, дотягиваясь до сладкого, влажного тепла между ее бедер, прежде чем я успеваю его остановить. Вместо того, чтобы кричать или протестовать, Шелли смотрит на меня, разинув рот. Она смотрит прямо перед собой на мой твердый, напряженный член, торчащий из разреза на штанах. Он дергается, и она крепче сжимает подлокотники. Богиня, помоги, мне кажется, я чувствую, как ее пульс учащается через присоски на моем щупальце, и он бьется так же быстро, как и мой.
Сложно представить, что существо с восемью конечностями может споткнуться, но я спотыкаюсь, почти сбитый с толку интенсивностью своей реакции на нее в таком виде. Я убираю свои ищущие щупальца от сладости ее кожи, мгновенно сожалея о потере ее аромата.
Я хватаю пиджак со спинки сиденья, и, держа его перед собой, бросаюсь в ванную, захлопываю за собой дверь и опираюсь на нее, сердце колотится у меня в горле, а щупальца уже тянутся к ручке в знак протеста. Что со мной происходит? За все свои тридцать два года я ни разу не чувствовал, что настолько потерял контроль. Это как будто…
Нет. Этого не может быть.
Я крепко закрываю глаза и молюсь всему, что у меня есть, чтобы я ошибался. Затем я смотрю вниз и вижу то, чего так боялась. Каждое из моих восьми щупалец светится бледным переливом. Под моим естественным сине-зеленым цветом они светятся серебристо-белым — цветом самца, нашедшего свою пару.
